Анна открыла дверь своей старой комнаты, и на нее пахнуло детством: чуть пыльный запах книг, мамины фиалки на подоконнике, выцветшие обои с корабликами, которые она так любила разглядывать перед сном. Сейчас, в свои тридцать пять, после грохота рухнувшего брака, эти кораблики казались насмешкой. Куда плыть теперь? Чемодан с вещами – вот и весь ее флот.
– Ну, проходи, чего застыла? – голос матери, Елены Павловны, донесся из кухни. В нем слышалась привычная смесь заботы и легкого укора. – Ужин почти готов. Отцовские котлеты, твои любимые.
Анна выдавила улыбку. Котлеты – это хорошо. Это якорь в бушующем море ее нынешнего состояния. После того, как Сергей объявил, что «им нужно пожить отдельно», что означало «я нашел другую», мир Анны рассыпался на осколки. Родительская квартира, двухкомнатная «хрущевка» на окраине города, казалась единственным убежищем. Уязвимая, растерянная, она приехала сюда, как подбитая птица, ища тепла.
Но тепло оказалось с подвохом.
– Развелась, значит, – начала Елена Павловна за ужином, аккуратно раскладывая салат по тарелкам. Отец, Виктор Андреевич, молчаливо жевал, стараясь не встречаться взглядом ни с женой, ни с дочерью. – Я же тебе говорила, Анечка, этот твой Сергей… ненадежный он. Слишком уж лощеный, слишком на словах герой. А ты – «люблю-не могу». Вот и долюбилась.
Анна почувствовала, как внутри закипает знакомое раздражение, смешанное с обидой и чувством вины. Мать всегда была такой: заботливой до удушья, консервативной до мозга костей и уверенной в своей правоте на сто процентов. Ее любовь была тяжелой, как чугунная гиря.
– Мам, давай не будем, а? – попросила Анна, стараясь сохранить спокойствие. – Мне и так несладко.
– А кто говорит, что сладко? – подхватила Елена Павловна. – Жизнь – она вообще не сахар. Думала, ухватила птицу счастья за хвост? А оно вон как обернулось. И что теперь? Опять на нашу с отцом шею?
Слова матери больно хлестнули. Анна всегда гордилась своей независимостью. Хорошая работа в маркетинговом агентстве, своя, пусть и ипотечная, квартира, планы на будущее… Все это рухнуло в одночасье. После развода и раздела имущества ей досталась лишь небольшая сумма, которой едва хватило бы на первоначальный взнос за крохотную студию. А пока – родительский дом.
Напряжение в маленькой квартире нарастало с каждым днем. Елену Павловну раздражало все: как Анна одевается («Ну куда ты в этих рваных джинсах? Не девочка уже!»), как поздно ложится спать («Опять в своем интернете до полуночи!»), как «неправильно» ищет работу («Надо ходить, ножками, а не резюме рассылать!»). Каждый совет сопровождался вздохами и напоминаниями о ее, Анны, неудавшейся жизни.
Анна с головой ушла в поиски работы. Разослала десятки резюме, прошла несколько собеседований, но пока безрезультатно. Финансовая подушка таяла, а вместе с ней – и уверенность в себе. Она чувствовала себя загнанной в угол. Мать, видя ее метания, лишь усиливала контроль.
– Я тебе супчика сварила, домашнего, – заглядывала она в комнату без стука. – А то опять будешь свою пиццу заказывать, желудок портить. И рубашку твою погладила, ту, что на собеседование. Она же вся измялась, ну разве можно в таком виде на важное дело? Сразу бы несерьезно отнеслись.
Анна стискивала зубы. Она понимала, что мать желает ей добра, но эта забота душила, лишала воздуха, превращала ее, взрослую самостоятельную женщину, снова в зависимую девочку-подростка. Иногда, глядя на себя в зеркало, она с ужасом замечала в своих жестах, в интонациях что-то от матери. Это пугало больше всего. «Неужели я превращаюсь в нее?» – с тоской думала Анна.
Спасением стали редкие минуты откровений с отцом. Виктор Андреевич, инженер старой закалки, человек немногословный и мягкий, умел слушать. Вечерами, когда Елена Павловна смотрела свой любимый сериал, они пили чай на кухне.
– Мать у тебя… Она же как танк, – вздыхал отец, помешивая сахар в чашке. – Прёт напролом, из лучших побуждений, конечно. Ей кажется, что она лучше знает, как надо. А ты не кипятись. Ты же у меня умница, сильная. Просто сейчас… ну, как бы это сказать… пересменка у тебя в жизни.
Слова отца немного успокаивали. Он не давал советов, не читал нотаций. Он просто был рядом, и это давало силы. Анна начала понимать, что дело не только в материнской властности, но и в ее собственной реакции. Старые обиды, невысказанные претензии, страх снова оказаться слабой – все это мешало ей выстроить границы.
Однажды вечером, после очередного неудачного собеседования, Анна вернулась домой особенно подавленной. Елена Павловна встретила ее на пороге с новой порцией «ценных указаний».
– Ну что, опять ничего? – начала она, даже не дав Анне раздеться. – А я говорила, надо было за Витьку Кораблева выходить, помнишь, соседского? Сейчас бы как сыр в масле каталась, а не по собеседованиям мыкалась. Он теперь большой начальник…
Это стало последней каплей. Накопившееся напряжение прорвалось.
– Хватит! – закричала Анна, и сама испугалась силы своего голоса. – Мама, пожалуйста, хватит! Я больше так не могу! Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Ты меня просто уничтожаешь своей «заботой»! Я взрослый человек, я сама разберусь со своей жизнью! Хватит решать за меня, как мне жить! Мой развод – это моя боль, а не повод для твоих нравоучений!
Елена Павловна опешила. Она смотрела на дочь широко раскрытыми глазами, в которых плескались обида и непонимание.
– Да что ты такое говоришь, Аня? – пролепетала она. – Я же… я же как лучше хочу… Я на вас с отцом всю жизнь положила, а ты…
– А я не просила класть на меня жизнь! – голос Анны дрожал, но она уже не могла остановиться. – Я просила поддержки, понимания! А вместо этого получаю только критику и контроль! Ты никогда не пыталась меня услышать, понять, чего я хочу на самом деле! Тебе всегда было виднее!
В этот момент в коридор вышел Виктор Андреевич, привлеченный криками. Он посмотрел на заплаканную дочь, на растерянную жену, и тяжело вздохнул.
– Ну, будет вам, – тихо, но твердо сказал он. – Обе хороши. Сядьте, успокойтесь. Лена, Аня – наша дочь. Она приехала домой, потому что ей плохо. А мы что? Вместо того чтобы помочь, грыземся, как собаки. Аня, мать любит тебя, как умеет. По-другому ее не научили. Но и ты пойми, ей тоже нелегко видеть, что ты страдаешь.
Слова отца подействовали отрезвляюще. Анна опустилась на стул, закрыв лицо руками. Слезы текли сквозь пальцы. Елена Павловна молча стояла у стены, теребя край фартука. Впервые за долгие годы в их маленькой квартире воцарилась звенящая тишина, наполненная невысказанными эмоциями.
Постепенно буря улеглась. Первой нарушила молчание Елена Павловна.
– Прости, – тихо сказала она, не глядя на Анну. – Наверное, я и правда… перегнула. Просто боюсь за тебя.
Анна подняла голову. В глазах матери она увидела не только привычную властность, но и растерянность, и глубоко запрятанную нежность. И что-то дрогнуло в ее душе.
– И ты меня прости, мам, – так же тихо ответила она. – Я тоже была не права. Слишком много навалилось…
В тот вечер они долго разговаривали. Не так, как обычно – с упреками и нравоучениями, а по-настоящему. Анна рассказывала о своей боли, о страхах, о чувстве потерянности. Елена Павловна слушала, иногда вставляя короткие фразы, но больше молчала, и в этом молчании было больше понимания, чем во всех ее предыдущих советах.
После того разговора Анна поняла, что не будет торопиться с переездом. Она решила остаться. Не потому, что некуда было идти, а потому, что почувствовала – этот дом, эти люди, какими бы сложными ни были их отношения, – это ее корни, ее опора. И второй шанс дается не только для того, чтобы начать жизнь заново, но и для того, чтобы исправить старые ошибки, научиться слушать и слышать друг друга.
Процесс был небыстрым. Старые привычки давали о себе знать. Елена Павловна нет-нет да и пыталась «причинить добро», а Анна училась мягко, но твердо отстаивать свои границы. «Мам, спасибо за заботу, но я сама решу, что мне надеть». «Мам, я ценю твой опыт, но позволь мне попробовать сделать по-своему».
Удивительно, но это работало. Медленно, со скрипом, но их отношения начали меняться. Анна нашла новую, интересную работу. Не такую высокооплачиваемую, как прежняя, но зато с перспективами и хорошим коллективом. Она начала снова улыбаться, в ее глазах появился блеск.
Однажды вечером, вернувшись с работы, Анна застала на кухне мать, пытавшуюся разобраться с рецептом тирамису из интернета.
– Вот, решила тебя порадовать, – смущенно улыбнулась Елена Павловна. – Твой любимый десерт. Только тут так заморочено все…
Анна рассмеялась и обняла мать.
– Давай вместе, мам. Вместе разберемся.
И глядя на то, как они вдвоем, смеясь и перемазавшись кремом, колдуют над десертом, Виктор Андреевич улыбался. Кораблики на обоях в Аниной комнате все так же плыли в неведомые дали. Но теперь Анна знала, что у нее есть надежный порт, куда всегда можно вернуться. И что иногда, чтобы обрести себя, нужно сначала вернуться домой.