Ну а чего вы, собственно, ждали? Если в кадре появляется Анастасия Волочкова, рассчитывать на спокойствие — всё равно что искать тишину на рок-концерте. Бывшая прима вновь оказалась в центре внимания — на этот раз инфоповодом стало прощание с легендарным Юрием Николаевичем Григоровичем, которое прошло вчера на Исторической сцене Большого театра. Это была не просто панихида — это был спектакль, только без афиш и билетов, но зато с бурей эмоций и настоящими слезами. Только вот непонятно — по ком именно.
Драматическое заламывание рук у входа в храм искусства
Наверняка многие заметили, что если где-то происходит что-то важное, особенно если это связано с Большим театром, то на горизонте тут же появляется Анастасия Волочкова. Причем не просто появляется, а выходит на авансцену в образе героини, чья боль глубока, а монологи — обильно приправлены слезами.
За несколько дней до прощания с Юрием Николаевичем Григоровичем, прима-экс-балета уже разлила эмоциональный дождь в собственном блоге. Публика услышала всё: и о несправедливости мироустройства, и о страданиях души, и, конечно, о злосчастном «вопросе века»: пустят ли Волочкову в Большой театр проститься с человеком, с которым, по её словам, их связывали десятилетия дружбы.
«Разумеется, я приду на прощание! Мы дружим уже 30 лет, я в слезах! — восклицала она. — Но знаете, в чём беда? Пустят ли меня в здание театра?..»
Вот он, настоящий шекспировский сюжет — быть или не быть, только в данном контексте это не про жизнь или смерть, а про проход в театр.
К слову, такая озабоченность взята не с потолка — у Волочковой с Большим театром своя личная сага, наполненная интригами, запретами и охраной, преграждающей путь. История повторяется: когда ушла из жизни Наталия Бессмертнова, супруга Григоровича, Анастасия рассказывала, что её едва не оставили за порогом. И только личное вмешательство мэтра спасло ситуацию:
«Он сам спустился, взял меня под руку — и мы вошли».
А в 2009-м, на прощании с Екатериной Максимовой, всё опять пошло по тревожному сценарию. Не пустили. И только спасительный рыцарь в лице Владимира Васильева лично проводил её к гробу. Мистика? Или тайный заговор театральной элиты?
«Это же какой-то кошмар! — возмущалась балерина. — Если даже на панихиду не пройти, о чём вообще говорить?!»
По словам Анастасии, в последнее время её преследует череда трагедий: не успела она оплакать великую Аллу Осипенко, как пришла новая весть — не стало Григоровича, её наставника, человека, с которым, по её словам, её связывали не просто годы, а особая духовная близость.
«Я была единственная из балерин, кто действительно навещал его в санатории, куда он приезжал на восстановление. Больше не приходил никто. У меня даже остались видеозаписи наших встреч. Он радовался — он был счастлив, что я не забываю его!» — рассказывает Волочкова с оттенком благочестивого самопожертвования, как будто одна несёт свет балетного милосердия сквозь равнодушие коллег.
Впрочем, несмотря на это, было видно, что Волочкова переживает: а вдруг снова не пустят? А вдруг память о близком человеке ей вновь придётся защищать у дверей? Боязнь оказаться изгнанной даже в день прощания, казалось, тревожила её не на шутку — возможно, до самой глубины сценической души.
«Григорович был последним, кто держал балетную плеяду! Кто сейчас остался? Да никого! Нет новых прим — и это факт. Я смотрю на всё это и думаю: господи, неужели это правда? Ужас! Просто не верится!» — резюмировала Анастасия, фиксируя апокалипсис балета в реальном времени.
Билеты по 100 тысяч и щели в ламинате: Волочкова наконец в Большом
И вот день панихиды настал. Анастасия Волочкова прибыла на прощание с Юрием Николаевичем Григоровичем — учителем, кумиром и последним человеком, кто, по её словам, по-настоящему ценил её талант.
Едва она появилась у стен Большого театра, как корреспонденты дружно защелкали затворами камер в ожидании очередного перфоманса со стороны Шпагатовны. И надо отметить, Анастасия, которая заранее оповестила подписчиков о скором визите, не подвела.
У входа, с лицом, отточенным годами балетной драмы, Волочкова срывающимся голосом просила впустить её в театр. И, разумеется, не забыла отчитать руководство за, как ей кажется, пренебрежение памятью великого.
«Я не прошу ничего лишнего, — произнесла она. — Просто дайте возложить цветы к гробу. Мы с вами тут стоим, как простые зрители, которые не могут купить билет, который стоит 100 тыс. рублей» — ни к селу ни к городу провела параллель балерина.
Несмотря на тревожные ожидания, балерину в театр всё-таки пустили. Но не успела она пересечь знакомый порог, как организм дал сбой — стало нехорошо. То ли аура места сработала, то ли нервы сдали. Уже позже Волочкова охарактеризует атмосферу внутри как «бал лицемерия», намекая на неискренние взгляды и дежурные улыбки бывших коллег, явно не жаждущих встречи с артисткой.
«Юрий Николаевич — это был символ, эпоха, честь! А теперь? Ну назовите мне трёх балерин, чьи имена знает хоть кто-нибудь!» — с пафосом взывала Анастасия, раздавая пощёчины современной балетной реальности.
Но и эстетический шок не заставил себя ждать:
«Первый раз за много лет захожу сюда — и что я вижу? Щели в ламинате! Всё, что Коля Цискаридзе говорил, чистая правда. Театр разгромлен, вычищен, опустошён…» — возмущалась бывшая прима.
Далее последовало эпическое воспоминание.
«В 2003 году меня уволили незаконно. Я хотела станцевать свой собственный спектакль — меня не пускали. Начался настоящий митинг. Но я зашла. Я станцевала. Люди в зале встали! Они аплодировали! И писали письма: "Верните Волочкову!" Именно Юрий Николаевич тогда не дал мне исчезнуть со сцены. Он спас мою карьеру…» — делилась артистка воспоминаниями.
Разоблачение от Волочковой
Но, как оказалось, панихидой по Юрию Николаевичу дело не ограничилось. Балетная драма Анастасии Волочковой продолжилась с новой силой — с элементами детектива, финансового триллера и личной исповеди. 49-летняя артистка, словно разоблачая коварный заговор, открыла ещё одну сторону трагедии: приближённые маэстро, по её словам, систематически не подпускали её к нему — как к венценосному монарху, ограждённому от лишних глаз.
«Год. В течение целого года я не могла попасть в “Барвиху”, где Юрий Николаевич проходил лечение! Вам никто, кроме меня, этого не скажет. Всё отрезано! Всё закрыто! А между прочим, всё наследство он отписал одному человеку — племяннику. Люди, вы серьёзно? Это теперь норма? Какой цинизм!» — восклицала Волочкова.
Но самое удивительное — дальше. По словам балерины, некий пресс-атташе Григоровича однажды предложил ей весьма "артистичный" бартер:
«100 тысяч евро — вот такая цена за то, чтобы я станцевала премьеру Юрия Николаевича. Представляете? Я отказалась. Искусство не на продажу!» — гордо заявила она.
А ведь, как уверяет Волочкова, она оставалась единственным человеком из балетной среды, кто продолжал приходить к Григоровичу не по долгу, а по зову сердца.
«Я инкогнито приезжала к нему на дни рождения. Он говорил: “Никто из Большого, кроме тебя, не навещает меня”. Понимаете? Никто! А я — приезжала. Не за наследством, не за ролью, а с фруктами. Его любимыми! Меня ведь даже к гробу его жены не хотели пустить. Он сам меня провёл… А все вокруг боялись — вдруг он мне что-нибудь отпишет?! А я ничего не просила. Мне и не нужно было. Только человеческое участие!» — заламывая руки поделилась балерина сокровенным.
Кульминация случилась у самого входа в театр: Анастасия, не стесняясь камер и толпы, разразилась слезами.
«Люди, помогите мне! Я просто хочу положить цветы. Мне больше ничего не нужно! Я хочу поклониться у гроба! Мне всё равно, что скажет Большой. Только дайте проститься. У них ещё совесть осталась?!» — взывала Анастасия.
Анастасию в итоге всё же впустили в зал. По словам очевидцев, она «бросалась на гроб и рыдала». Последний поклон, да такой, что пробрал до мурашек. Ну а вы что, правда надеялись, что обойдётся без кульминации?
Так что это было?
К Анастасии Волочковой публика относится по-разному — кто-то с иронией, кто-то с сочувствием, кто-то с лёгким ужасом, — но равнодушных точно не остаётся. И в этот раз, как по команде, интернет загудел. Одни считают, что балерина высказала горькую, но честную правду. Мол, после Улановой, Плисецкой и Васильевой сцена будто опустела. И действительно — где новые великие имена, что звучат за пределами профессионального сообщества?
Однако многочисленная армия скептиков уверена: не было никакой драмы — была репетиция сольного номера.
«Никто её не задерживал, попрощаться дали. Зачем устраивать шоу? Истеричка!» «Где-то надо засветиться — вот и нашёлся повод. Ведите себя сдержаннее, мадам. На свадьбе дочери не дали номер исполнить — устроила концерт тут».
«Панихида была для всех, никто никого не изгонял. Кому она нужна, чтобы её специально не пускать? Это нарциссизм в фазе цветения с оттенком белой горячки».
Диагноз, как говориться, не в бровь, а в глаз.
Так что это было, уважаемые читатели? Настоящая, пронзительная скорбь балерины, которую не пускали проститься с Учителем? Или это был обычный фарс на фоне трагедии? Или всё сразу? А может именно в таких моментах, пусть и скандальных, появляется хоть какая-то подлинность в насквозь фальшивом и отполированном мире гламура? Где каждый шаг выверен, а каждая эмоция упакована в формат пресс-релиза? Пусть это было громко, пусть слишком... Но может именно в этом и кроется пускай и неудобная, но правда, которая освежает, как сквозняк в зале, где давно не открывали окон. Как считаете?