Пролог. Клюв и тень
Стрижатка проснулся от того, что по щеке струилась тëплая жидкость. Сначала подумал — кровь. Потом понял — слеза. Последняя, которую он позволит себе.
— Клюв, там торентийские корабли причалили, — вбежал в его комнату, горящий от возбуждения, Власок, мальчишка-беспризорник, — толкуют привезли что-то ценное — какой-то «коготь» и какого-то «наследника», весь город на ушах.
Стрижатка швырнул в него деревянным башмаком:
— Пошёл вон! Хотя... — он одëрнул себя, — если ценное, разузнай и доложи.
Мальчонка зажал, расшибленный с хрустом, лоб и, пряча глазëнки, заторопился задом прочь из комнаты.
Стрижатка потëр горевший огнём шрам через всё лицо. Опять начинала болеть голова. Чувствуя приближение очередного яростного приступа боли, он, не в силах сдерживаться, дико заорал и со всех сил стал колотить кулаками в каменную сырую стену. Пытаясь одной болью предупредить приход другой. Разбивая кулаки в кровь, но не чувствуя этого, он бил остервенело, без остановки. Пока силы его не покинули, как это часто теперь бывало. Он устало опустился обратно на кучу тряпья, служившую ему постелью.
А мыслями вернулся далеко назад. Последнее, что он помнил из прошлой жизни — это чëрный всадник и сверкнувший росчерк клинка, разделивший его жизнь на «до» и «после». Что было потом Стрижатка не помнил, но проснулся в яме, на куче гниющих трупов. Уже тогда у него жутко болела голова и эта боль заглушала все остальные чувства и ощущения.
Ещё очень хотелось есть.
Выбравшись из ямы, Стрижатка напился из ближайшей лужи. И ужаснулся, увидев своë отражение: бывшее когда-то ровным и круглым, его лицо теперь стало будто неправильно склеенное из двух разбитых половин, швом которым служил жуткий багровый шрам, слева-направо и сверху-вниз через всё лицо, проходя и через левый, ставшим белым и невидящим, глаз. Вообще его голова теперь больше напоминала застывшую птичью маску, нежели человечье лицо.
Тогда у него случился первый приступ головной боли. Череп словно взорвался изнутри, багровая пелена застила единственный глаз, а из горла вырвался дикий звероподобный рëв. Стрижатка бился в агонии, катаясь в грязной луже.
Потом боль резко ушла. И силы вместе с ней. Он так и заснул прямо в грязи.
Следующим воспоминанием было, как он бредëт. Бесцельно. Просто переступая ногами. Шаг за шагом, вперёд. Перед ним вырисовывается огромный город с высокими белыми стенами, большими красивыми домами и множеством людей. Пока стражники на воротах заняты досмотром телеги, он, не видя ничего вокруг себя, пробрëл внутрь. Шëл по мощëнным улочкам, спотыкаясь и врезаясь в прохожих. Один раз его опрокинули конëм, несколько раз протянули плетью и бесчетное количество раз назвали «оборванцем» и «уродцем».
В другой жизни он бы восхитился окружающему великолепию — прекрасные белые здания с золотыми куполами вместо крыш, странно, но красиво одетые люди, холëные барышни, чудные деревья и птицы, гуляющие в зелëных садах. Но ему было всё равно, он брёл, плохо различая дорогу. И в конце концов оказался сначала в городских трущобах с липнущими друг к дружке ветхими лачугами, а затем и вовсе в руинах.
Здесь им завладело чувство голода. И он оглянулся единственным глазом: три грязных пацанëнка сидели на развалинах и один из них жадно поглощал лепëшку.
Стрижатка направился к ним:
— Дай мне еды. — Попросил он по-словенски.
Беспризорник поднял на него взгляд и рассмеялся:
— Откуда ты взялся такой уродец? — смеялся он, тыкая, блестевшим от жира, пальцем, — у тебя не лицо, а клюв.
Степичи-скиты торговали с Эоссией и Стрижатка худо-бедно язык их понимал. Понял и сейчас.
Тут случился второй приступ. Голова взорвалась болью, взгляд затуманился багрово-красным, он заревел по-звериному, хватаясь за взрывающийся череп и потом очнулся. Теперь он руками, перепачканными чем-то красным и липким, держал и жадно ел грязную лепëшку, заляпанную землëй и также красными ошмëтками. Рядом лежал труп давешнего мальчишки. И человека в этой груде плоти сложно было угадать.
Двое других беспризорников затравленно жались в углу, сверкая глазами:
— Кушай, кушай, Клюв, мы ещё добудем, если надо будет.
Стрижатка стëр холодный пот.
В комнату уже робко заглянул Власок:
— Клюв, торентийцы привезли наследника Степи. «Ramirovich» или как то так... — пробормотал он, инстинктивно сжимаясь в ожидании удара.
Рамирович, наследник Степи... Ветерок! — Вспыхнуло озарение. Но радость мгновенно сменилась гневом: так он выжил, сбежал, и был в тепле и комфорте, пока их убивали.
— Ты заплатишь, — прошипел Клюв, — ты за всё заплатишь!
За кого вы болеете?
— Рамир, ищущий справедливости.
— Клюв, жаждущий мести.
— Империи, играющие в тени.
Ответьте в комментариях!
#самиздат #литрес #фентези