Когда очередное «погиб» вышибает воздух из лёгких, все нутро в неистовстве сопротивления по измочаленной слабости своей начинает исто жаждать окончания происходящего во что бы то ни стало. Чтобы все в одночасье вернулись домой. Нет... Не так. Чтобы уцелевшие вернулись.
А потом в памяти, помимо горького понимания политических подоплек и неумолимых, как нож гильотины, исторических реалий, начинают всплывать образы.
Обрывок материала фильма, который недавно собирала, где юный пацан чуть-чуть за двадцать, из маленького ПГТ Краснодарщины честно говорил, что сменил кучу работ и все не мог найти себя. «А на войне, — говорит, — нашел!» На руинах Бахмута по дороге на Часик. Под музыкальный аккомпанемент работающей арты и жужжания дронов. «Тут круто!» — говорит он с горящими глазами, еле сдерживая улыбку. Вспомнила с сотню роликов, огрызков зарисовок виденных в избытке за эти три с лишним года, где бойцы разных возрастов и социальных статусов высказывают ту же самую мысль: «Я тут нашел себя. А на гражданке — не находил». И таких — более, чем много, и чуть меньше, чем все.
И нельзя усомниться, что они озвучивают эту мысль, прекрасно отдавая себе отчет в том, что война — это вероятность смерти не от естественных причин, растущая в арифметической или геометрической прогрессии (в зависимости от направления и командиров) в прямой пропорциональности ко времени нахождения за лентой.
И меж тем они - ТАМ - счастливы.
И это их осознанный выбор во времени, что сделало такой выбор возможным.
Причин множество: острота ощущения жизни, которая в полной мере познается только на тонкой грани, делящей бытие и небытие; настоящее братство и отношения, которые гражданским в общем-то и не снились ввиду прогнившей до основания тыловой жизни, успевшей в процессе разложения встать ещё и с ног на голову; божественная простота ("где просто, там ангелов со сто, где мудрено — там ни одного"): там враг, тут брат; суровые правила выживания, которые по сути куда проще размытых и по большей части отсутвующих правил коммуникации и выживания в сгнившем человеческом социуме, где каждый друг другу враг, и спусковым крючком смены внешней оценки тебя с «тряпки» на «тварь», будет всего-лишь твое решение перестать быть всем удобным и отстаивание своего стержневого Я и границ. И срединности в мире поехавших крыш не предусмотрено.
И ещё они обретают высший смысл своего бытия. И свой путь служению чему-то куда большему, чем то, до чего низвели наши помыслы и устремления за последние тридцать лет.
(И да, правила выживания там: вопрос жизни и смерти. Правила выживания тут...как ублюдку утопить порядочного, а порядочному хотя бы «не отъехать».)
Продолжать этот список можно долго. Есть в нем и беспросветность русской глубинки, и отсутствие возможностей для роста, и потеря смыслов и ориентиров, и пустозвонность опошленной эпохи, и много чего ещё.
И всё это в совокупности и в трудно поддающейся осмыслению жуткости становится абсолютно логичным обоснованием рационального и душевного выбора людей, обретающих силу своих крыл в грязном окопе разбитой артой посадки.
И если суждено им пополнить строй небесного воинства, то…наверно должно быть, как в словах митрополита Тихона, сказанных им на отпевании иерея Антония Савченко, погишего под Белгородом, вытаскивая 300х, спасшего ценой своей жизни — пятерых, и закрывшего собой от повторного прилета раненого офицера: «Печаль наша – огромна. Но радость наша – безмерна!»
Они прошли выбранный ими путь до самого конца, свято веря в то, что делают, и будучи среди тех, кого считали братьями. И если верить в промысел (хотя, почему если?), ушли именно тогда, когда должны были, по Его призыву. И, вероятно, живые обязаны уважать осознанный выбор уходящих и неоспоримую волю Его, превозмогая огромную печаль.
Принимать и радоваться за них, уходящих в небо на войне, где и в правду стреляют, где "в двух шагах в сторону от тропы" караулят не ко времени задумавшегося мины. Уходящих в небо на войне, предотвращающей иную, куда более голодную до крови и смерти.
Грустить и радоваться. Помнить и жить.
И не впадать в уныние.
Иначе всё напрасно.
У Бога мертвых нет. И надлежит всему тому быть.
Однако ж…принять это на четвертый год войны пройдя чреду потерь упорно не получается. Вернее получается, но с очередным переломом со смещением души.
Очередным.
И увечащим.
Но…
Будем жить! Обязаны, дабы их смерть не была напрасной.
И со всеми встретимся.
Каждый
в свой
час.