Я проводила пальцами по шершавой обивке заднего сиденья нашей старенькой «Тойоты», выискивая закатившуюся конфету, которую Алёшка клянчил всю дорогу из садика. Мне хотелось побыстрее найти эту несчастную карамельку, отдать сыну и вернуться к плите – борщ должен был доваривается, а Сергей обещал вернуться с работы пораньше. Пятнадцать лет вместе, а я всё еще старалась, чтобы ужин был горячим к его приходу.
Вместо конфеты пальцы нащупали что-то металлическое. Я вытащила находку и замерла. Заколка. Обычная такая, с бабочкой из мелких стразов. Дешевая, но симпатичная. И совершенно точно не моя.
Заколка лежала на моей ладони, поблескивая стразами в лучах заходящего солнца. Такая маленькая вещица, а внутри у меня что-то оборвалось и рухнуло куда-то вниз. В голове пронеслось сразу всё: и командировки Сергея, участившиеся за последний год, и задержки на работе, и новая привычка принимать душ сразу после возвращения домой, и странные звонки, во время которых он выходил на балкон.
— Мам, ты нашла? — Алёшка дёргал меня за рукав куртки, но его голос доносился словно издалека.
— Нет, сынок. Конфеты нет. — Я машинально сжала заколку в кулаке, чувствуя, как стразы впиваются в ладонь. — Давай я тебе дома другую дам, хорошо?
Дома я механически разливала борщ по тарелкам, а перед глазами стояла эта чёртова заколка. Кому она принадлежит? Как давно она там? И главное — что она делала в нашей семейной машине?
Когда за окном стемнело, а Сергей так и не появился, я отправила Алёшку спать и села на кухне. Заколка лежала передо мной на столе, и я смотрела на неё, как на ядовитую змею.
В 23:18 повернулся ключ в замке. Я слышала, как Сергей разувается в прихожей, как вешает куртку на крючок, как идёт в ванную. Шум воды. Всегда этот шум воды, прежде чем он войдёт в кухню или спальню.
— Ты не спишь? — удивился он, появляясь на пороге кухни с влажными волосами. — Прости, совещание затянулось, а потом пробки…
Я молча подвинула к нему заколку. Сергей замер, а потом его лицо изменилось — на долю секунды, но я успела заметить. Страх? Досада? Растерянность?
— Что это? — спросил он, и голос его звучал почти естественно. Почти.
— Ты мне скажи, — ответила я, и собственный голос показался мне чужим. — Нашла на заднем сиденье машины.
— Понятия не имею, — пожал плечами Сергей. — Может, это Ленки Соколовой? Помнишь, мы их с Виталиком на дачу возили в прошлом месяце?
Я помнила. И помнила, что Лена — крашеная блондинка с короткой стрижкой, которой заколки ни к чему.
— У Лены короткие волосы, — сказала я.
— Значит, чья-то ещё. Мало ли кого мы подвозили за последний год? — Он говорил уже увереннее, открывая холодильник. — Борщ есть? Умираю с голоду.
Я смотрела на его спину, на уверенные движения рук, достающих тарелку с борщом из холодильника, и не узнавала человека, с которым прожила пятнадцать лет. Или я никогда его по-настоящему и не знала?
— Серёж, — голос подвёл меня, дрогнул. — Скажи мне правду. Только правду, пожалуйста.
Он обернулся, и на его лице было написано искреннее недоумение:
— Танюш, ты чего? Из-за какой-то дурацкой заколки целую драму устроила? Может, это Машкина заколка, дочки Петровых, помнишь, мы их из аэропорта встречали, когда они из Турции вернулись?
Я вспомнила. Машке было шесть лет, и в её тонких светлых волосах красовались розовые резинки с пони, а не такие заколки.
— Её зовут Юля? Или Света? — спросила я тихо.
Сергей с грохотом поставил тарелку на стол.
— Слушай, ты себя накручиваешь на ровном месте! Я не знаю, чья это заколка! Может, она там сто лет валяется, может, кто-то из твоих подруг обронил, когда ты их подвозила. Откуда мне знать?
Его раздражение было слишком сильным, слишком настоящим. Оборонительная реакция. Я работала школьным психологом достаточно долго, чтобы узнать её.
— Я никого не подвожу на заднем сиденье, — произнесла я. — Там всегда Алёшкино кресло.
Сергей вдруг обмяк, сел напротив меня и взял мои руки в свои.
— Таня, родная, ты ведь не думаешь… Ты же знаешь меня пятнадцать лет. Неужели ты можешь поверить, что я… — он не закончил фразу, только крепче сжал мои пальцы.
И я почти поверила. Почти. Если бы не эта микроскопическая пауза перед тем, как он взял меня за руки. Если бы не этот еле заметный отвод глаз, когда он произносил "знаешь меня".
— Я просто хочу знать правду, — прошептала я. — Какой бы она ни была.
— Правда в том, что я люблю тебя и Алёшку больше всего на свете, — ответил он. — А эта заколка… да выброси ты её!
И я почти поверила. Почти. Я даже улыбнулась и кивнула, и мы поужинали в молчании, и легли спать, повернувшись друг к другу спинами. Но заколку я не выбросила.
На следующий день я отпросилась с работы пораньше и поехала в автосервис, где работал Сергей. Я никогда раньше не приезжала к нему без предупреждения, и сердце колотилось как сумасшедшее, когда я парковалась у входа. Внутри меня боролись два голоса: один кричал, что я веду себя как параноик, другой шептал, что я должна знать правду.
Охранник на проходной узнал меня и пропустил без вопросов. Я шла через мастерскую, здороваясь с механиками, которые удивлённо кивали в ответ. Сергей был начальником отдела продаж, его кабинет находился в административном корпусе.
В приёмной сидела Марина Степановна, полная женщина предпенсионного возраста, которая работала секретарём, кажется, со дня основания автосервиса.
— Танечка! — обрадовалась она. — Какими судьбами? А Серёжи сейчас нет, он на выезде с клиентом.
— На выезде? — переспросила я.
— Ну да, — кивнула Марина Степановна. — VIP-клиент какой-то, новую машину выбирает. Серёжа сам поехал показывать.
— А… когда он уехал?
— Да часа полтора назад, — она глянула на часы. — Скоро должен вернуться.
Я присела на диванчик для посетителей. Внутри всё дрожало, но я старалась казаться спокойной.
— Марина Степановна, а эта… клиентка… она часто приходит?
Секретарша удивлённо подняла брови:
— Какая клиентка, Танечка?
— Ну, с которой Сергей уехал.
Марина Степановна замялась, потом оглянулась на дверь и понизила голос:
— Танюш, ты чего? Сергей с Павлом Николаевичем уехал, директором "Алмаз-Инвест". Они джип для компании выбирают.
Я почувствовала, как краска заливает мои щёки. Боже, что я делаю? Во что я превращаюсь?
— Конечно, — пробормотала я. — Извините, я просто… Голова кругом от всего. Передайте, пожалуйста, Сергею, что я заходила, но не смогла дождаться.
Я почти выбежала из приёмной, чувствуя себя последней дурой. И именно в этот момент увидела их — Сергея и молодую женщину с длинными тёмными волосами. Они шли по парковке и смеялись. Я замерла за колонной и смотрела, как женщина что-то говорит, как Сергей наклоняется к ней, чтобы лучше слышать, как она кладёт руку ему на плечо. Такой естественный, интимный жест.
Я смотрела, как они подходят к машине — не к служебной машине Сергея, а к блестящему чёрному внедорожнику. Женщина открыла дверь, но прежде чем сесть, она обернулась и… поцеловала Сергея. Быстро, украдкой, но я видела. Видела, как он не отстранился, а только оглянулся по сторонам, проверяя, не смотрит ли кто-то.
Я не помню, как добралась до дома. Помню только, что плакала за рулём так сильно, что несколько раз приходилось останавливаться, потому что я не видела дорогу.
Дома я достала из сумочки ту самую заколку и положила её на журнальный столик в гостиной. Потом села и стала ждать.
Сергей вернулся поздно, после девяти. Алёшка уже спал.
— Марина сказала, ты заходила, — произнёс он с порога. — Что-то случилось?
— Да, — кивнула я. — Случилось.
Я указала на заколку на столике. Сергей проследил за моим жестом и тяжело вздохнул.
— Таня, ты опять за своё? Я же сказал тебе…
— Я видела вас, — перебила я. — Сегодня. На парковке автосервиса.
Он замер. Его лицо словно окаменело.
— Что ты видела? — спросил он, наконец, и голос его звучал глухо.
— Достаточно, — ответила я. — Её зовут Алина?
Он опустился в кресло напротив меня, обхватил голову руками.
— Её зовут Кристина, — произнёс он, не поднимая глаз. — Мы работаем вместе восемь месяцев. Она пришла из конкурирующей фирмы.
Восемь месяцев. Почти год моей жизни был ложью.
— Ты любишь её? — спросила я, и сама удивилась, каким спокойным был мой голос.
Сергей молчал так долго, что я подумала, он не ответит. Но потом он поднял глаза — красные, воспалённые, с расширенными зрачками.
— Я не знаю, — сказал он. — Я запутался. Таня, прости меня, я…
Я подняла руку, останавливая его.
— Не надо. Просто ответь мне: ты хочешь быть с ней?
Снова молчание. Потом едва слышное:
— Да.
Одно короткое слово, перечеркнувшее пятнадцать лет жизни.
— Тогда уходи, — сказала я. — Сейчас. Забирай необходимое и уходи.
— Танюш, давай не будем рубить с плеча, — он сделал движение ко мне, но я отшатнулась. — Давай всё обсудим, подумаем об Алёшке…
— Об Алёшке я подумаю сама, — отрезала я. — А обсуждать нам нечего. Ты всё решил без меня. Восемь месяцев назад.
Я развернулась и ушла в спальню, заперла дверь. Сползла по ней на пол и закусила кулак, чтобы не завыть в голос. Я слышала, как Сергей ходит по квартире, как открывает и закрывает шкафы, как звякают вешалки. Потом шаги в коридоре, тихий стук в дверь.
— Таня, я ухожу. Но это не конец разговора. Нам нужно всё обсудить спокойно, без эмоций.
Я молчала, прижавшись лбом к холодной двери.
— Таня, я позвоню завтра. И… мне правда очень жаль.
Щелчок входной двери. Тишина.
Я не плакала. Внутри была такая пустота, словно кто-то выскоблил всё до самого дна. Я смотрела в окно на ночной двор, на редкие огни проезжающих машин, и не чувствовала ничего, кроме странного облегчения. Теперь я знала правду. Какой бы горькой она ни была.
Я не помню, как пережила первый месяц после ухода Сергея. Помню только, что функционировала как робот: вставала, отводила Алёшку в сад, шла на работу, возвращалась, готовила, укладывала сына спать, а потом сидела на кухне, глядя в одну точку. Иногда я доставала ту самую заколку и смотрела на неё часами, словно она могла дать мне ответы на все вопросы.
Сергей звонил каждый день, спрашивал об Алёшке, приезжал забирать его на выходные. С мая он стал снимать квартиру недалеко от нас — «чтобы быть ближе к сыну», как он сказал. О Кристине мы не говорили. Я не спрашивала, он не рассказывал.
Июнь принёс неожиданную жару и столь же неожиданный звонок.
— Татьяна Сергеевна? — раздался незнакомый женский голос в трубке.
— Да, это я.
— Меня зовут Кристина. Нам нужно встретиться.
Моё сердце пропустило удар.
— Зачем?
— Я должна вам кое-что рассказать. Это важно.
Мы встретились в маленьком кафе на окраине города. Я увидела её издалека — стройная, с длинными тёмными волосами, собранными в хвост, в лёгком летнем платье. Она была красивой, гораздо красивее меня, и лет на десять моложе.
— Спасибо, что пришли, — сказала она, когда я села напротив. — Я не была уверена, что вы согласитесь.
Я молча смотрела на неё, не зная, что сказать. Что говорят женщине, разрушившей твою семью?
— Я пришла не извиняться, — продолжила она, видя моё молчание. — Хотя, наверное, должна. Но я пришла, чтобы вы знали правду.
— Какую ещё правду? — горько усмехнулась я. — Я и так знаю всё, что нужно.
— Нет, не знаете, — покачала головой Кристина. — Вы не знаете, что Сергей никогда не любил меня. Он использовал меня, чтобы получить информацию о моей бывшей компании. А потом… потом просто не смог остановиться.
Я смотрела на неё, не понимая, к чему она клонит.
— Сергей работает на вашего конкурента? — спросила я.
— Нет, — она грустно улыбнулась. — Сергей работает на вашего директора, Виктора Андреевича. Они вместе решили, что нужно выяснить, почему «АвтоЛюкс» перехватывает лучшие контракты. И выбрали меня как… как способ получить эту информацию.
Я почувствовала, как комната начинает кружиться перед глазами.
— Вы хотите сказать, что Сергей… что он…
— Соблазнил меня по заданию начальства? Да. Сначала это была просто работа. Но потом… — она запнулась. — Потом всё стало сложнее. Он говорил, что влюбился в меня, что не может без меня жить. А две недели назад я случайно увидела его телефон. Там была переписка с Виктором Андреевичем, где он отчитывался о полученной от меня информации. Они обсуждали, как долго ещё стоит поддерживать… наши отношения.
Мне показалось, что я задыхаюсь. Сергей, мой Сергей, которого я знала пятнадцать лет, не просто изменил мне. Он сознательно, хладнокровно вступил в отношения с другой женщиной ради выгоды, ради карьеры.
— Почему вы мне это рассказываете? — спросила я.
Кристина посмотрела мне в глаза:
— Потому что я тоже была обманута. И потому что вы должны знать, какой человек отец вашего ребёнка. И ещё потому, что… — она замялась, потом решительно продолжила: — Потому что я беременна. И не знаю, что делать.
Я смотрела на неё, и вся злость, вся ненависть, которую я испытывала к этой женщине, вдруг испарились. Передо мной сидела такая же жертва, как и я. Такая же обманутая, использованная и выброшенная.
— Сергей знает? — спросила я.
— Да. Я сказала ему вчера. Он… он предложил мне денег на аборт и сказал, что возвращается к семье.
Вот оно что. Поэтому Сергей в последнюю неделю стал таким внимательным, таким заботливым. Поэтому он принёс мне цветы в прошлое воскресенье и говорил о том, что мы должны подумать о примирении ради Алёшки.
— Я не знаю, зачем я вам всё это рассказываю, — вздохнула Кристина. — Наверное, мне просто нужно было с кем-то поделиться. Извините.
Она встала, собираясь уходить. Я импульсивно схватила её за руку:
— Подождите. Я… Я должна кое-что вам показать.
Я открыла сумочку и достала заколку — ту самую, с бабочкой из стразов.
— Это ваше?
Кристина удивлённо посмотрела на заколку:
— Да, моя. Где вы её нашли?
— На заднем сиденье нашей семейной машины. Той самой, в которой ездит мой сын в детском кресле.
Её глаза расширились от ужаса.
— Боже мой… Я даже не думала… Он говорил, что это его служебная машина, что…
— Теперь вы понимаете, с кем имеете дело, — тихо сказала я. — Он лгал вам так же, как лгал мне. И будет лгать своему нерождённому ребёнку так же, как лжёт Алёшке.
Кристина медленно опустилась обратно на стул. Её плечи поникли, и она вдруг показалась такой юной, такой уязвимой.
— Что мне делать? — прошептала она. — Я не знаю, что мне делать.
Я сама не знала, почему сказала то, что сказала. Может быть, потому что увидела в её глазах тот же страх и отчаяние, что испытывала сама. Может быть, потому что не могла позволить ещё одному ребёнку расти с отцом, который видит в нём только обузу.
— Вы справитесь, — сказала я, сжимая её холодные пальцы. — Мы обе справимся. Без него.
Прошёл год. Кристина родила девочку, Софию. У неё Серёжины глаза и ямочки на щеках, когда она улыбается. Мы иногда встречаемся на детской площадке — Алёшка обожает свою сводную сестрёнку, хотя и не знает, что они родственники. Для него София — просто дочка «тёти Кристины, маминой подруги». Сергей не общается ни с одной из нас. После того, как мы с Кристиной вместе пришли к Виктору Андреевичу и рассказали всю историю, Сергея уволили. Последнее, что я о нём слышала — он уехал в Москву, устроился в какую-то фирму.
Я больше не плачу по ночам. Иногда мне даже кажется, что я должна быть благодарна той заколке на заднем сиденье. Если бы не она, я бы так и жила во лжи, с человеком, который способен на такую расчётливую, хладнокровную манипуляцию.
Недавно Алёшка спросил, почему папа больше не приходит. Я сказала ему правду — что иногда взрослые перестают любить друг друга, но никогда не перестают любить своих детей. Вторая часть была ложью, но такой, которая защитит его хрупкое сердце.
А та заколка… Я храню её в шкатулке. Как напоминание о том, что даже самая маленькая, незначительная вещь может изменить жизнь. И о том, что иногда нужно потерять всё, чтобы найти себя.
Если эта история нашла отклик в вашем сердце, поддержите меня лайком и комментарием. Каждый ваш отзыв дает мне силы продолжать делиться историями, которые, возможно, помогут кому-то почувствовать, что они не одиноки в своих переживаниях. С теплом и благодарностью, ваша Зоя Александровна Терновая.