Сначала мы думали, что это просто брошенная изба — таких по лесам полно. Но когда я открыл дверь и увидел сотни вбитых иголок в стену, карту с зачёркнутыми избами и фото с выцарапанным лицом женщины — мне захотелось выйти, но я уже не чувствовал, что один. Потом оказалось, что на карте, найденной внутри, все дома были перечёркнуты. Кроме одного. Того, в котором я стоял. На нём стоял крест. А на обороте было написано: «не открывать».
Сначала показалось, что это просто глушь. Не пугающая, не загадочная, а самая обычная русская глушь, где дорога превращается в колею, а потом просто в траву. Мы с Олегом ехали искать озеро, которое он нашёл по спутниковым снимкам — говорил, место дикое, там даже деревень уже нет, будто стерли. И вправду, километров сорок не было ни одной живой души.
Остановились, когда навигатор закрутился на месте. Вышли, потянулись, посмотрели по сторонам. Было тихо, очень тихо. И тогда мы увидели эту избу.
Стояла она будто нарочно вдавленная в землю. Заросшая, крыльцо перекошено, окна без стёкол, крапива выше пояса. Но самое странное — дверь была открыта. Не настежь, а просто слегка приоткрыта. Мы переглянулись. Было и смешно, и как-то нехорошо.
— Не пойду, — сказал Олег. — Ну его.
Я пошёл. Ну а что? Дом как дом. Ну заброшен. Ну облезлый. Но всё же — настоящий сруб, не фанера, не сарай. Деревянный пол, прогнивший у порога. Запах прелости, гари и чего-то медного.
Сначала я заметил, что все полки пустые. Печка разворочена, словно её долбили ломом. Ясно — искали что-то. Вещей почти не осталось, только тряпки, обрывки газет и ржавое ведро с пеплом.
Но вот что было не ясно — почему в спальне вся стена в иглах? Именно швейных. Сотни. Некоторые — вбитые глубоко, с усилием, другие — просто воткнуты наобум. И не хаос — а по вертикалям, ровными линиями, как будто кто-то методично зашивал… саму стену. Не могу иначе это описать.
Я сфоткал. Потом ещё раз — крупным планом. Потом убрал телефон, потому что стало как-то… неуютно.
На веранде я наткнулся на карту. Старая бумага, будто промокшая. Там был нарисован этот лес, несколько изб и ручей. И всё бы ничего, но почти все избы на карте были зачёркнуты. Кроме одной — с крестом. Нашей.
Рядом была надпись, корявая: «осталась одна. не открывать».
Я почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Не холодно — просто как будто кто-то изнутри смотрит. Оглянулся — пусто.
Я прошёл в кухню. Там было совсем темно, только через трещину в крыше падал косой луч света. И под этим светом — фото.
На стене висела фоторамка, чёрная, облупившаяся. В ней была семейная фотография. Мужчина, ребёнок — и женщина. Но лицо женщины кто-то выцарапал. Прямо по стеклу, острым. Остальные лица целы. И на обороте — я перевернул — было написано: «не пускать. не видеть».
Я не знаю, зачем я открыл шкаф под раковиной, но сделал это. Там был свёрток. В ткани — медальон. На нём — надпись: «врата закрыты».
Я не знаю, как долго я стоял там, но в какой-то момент услышал, как снаружи захрустели ветки. Я выскочил на улицу. Никого.
Мы с Олегом уехали. Он даже не спросил, что я там видел. Просто молчал всю дорогу.
Уже в городе я пересмотрел фотки. И заметил, что на снимке спальни, в правом углу — отражение. Силуэт. Я не стал увеличивать.
Позже я решил проверить карту. Все дома на ней — существовали. Но этого — с крестом — нет нигде. Ни на спутнике, ни на топографии.
А изба стояла. Я её точно видел. Я в ней был.
И только одно не даёт покоя. Я точно помню — я не закрывал за собой дверь. Но на последнем повороте оглянулся — она была закрыта.
Плотно.