Авторское название: Хождение за два озера. Ч.2 Гонка на Валаам
Регата стояла лагерем в одном из фьордов северо-западного берега Ладоги, неподалеку от Сортавала.
С одной стороны фьорда был обрыв из красного гранита и белого мрамора, за который как-то умудрялись цепляться ели; с другой стороны была отлогая каменная плита, где оказалось возможным организовать береговую базу и наладить мало-мальски комфортный походный быт.
Яхты нашего класса маленькие, в них максимум четыре спальных места безо всяких удобств, к тому же суденышки очень чутки к нагрузке, поэтому в непродолжительные (однодневные) гонки разумно было выходить не более, чем вдвоем, оставив на берегу все, без чего можно обойтись.
Поскольку большинство яхт собиралось не только погоняться, но и затем погулять по Ладоге в свое удовольствие, в экипажах было народу больше, чем по двое, и всякого гуляльного снаряжения тоже немало, поэтому яхты разгружались на базе, гонщики уходили на старт, а туристы стерегли имущество от финских диверсантов, дожидались моряков, варили кашу, флиртовали, играли на гитарах и пели: «А мы в морях не раз встречали зори и пили спирт, болтаясь между льдин!»
Очередная гонка серии по регламенту должна была состояться со стартом вблизи базы, огибанием левым бортом скалы Келло и затем с финишем в Монастырской бухте о. Валаам.
Там была запланирована ночевка и субботник в помощь работникам, восстанавливающим монастырь.
С утра погода изрядно посвежела, и гонка обещала стать серьезной работой, а не легкой прогулкой. Метеопрогноз тоже был не самым благоприятным, но на Валаам уже прибыла пресса, нас ждали, и оргкомитет принял решение гонку не отменять. К моменту старта нас уже валяло прилично, но тем не менее старт был дан и эскадра яхт двинулась к первому знаку маршрута.
Пожалуй, момент старта и первые минуты после него наиболее увлекательны и зрелищны, правда, только для тех, кто в гуще событий, с берега этого не видно. Вы, конечно, помните во всех ЦПКиО аттракцион с толпой сталкивающихся электромобилей на тесной площадке. У старта парусной регаты есть с ним нечто общее, правда, есть и очень существенное отличие: здесь столкновения недопустимы, ибо могут привести к самым нежелательным последствиям, потому виновники наказываются более или менее строго — соразмерно с тяжестью вины.
Представьте толчею десятков судов в предстартовой зоне, быстрые маневры для предотвращения столкновений и для занятия выгодной стартовой позиции, хлопанье парусов на поворотах, лязг шкотовых лебедок, резкие команды шкиперов, расхождения с другими яхтами буквально в сантиметрах на приличных скоростях — все это к тому же под живописными громадами парусов — и вы поймете, сколько в старте яхтенной гонки красоты и адреналина!
Адреналина этому старту добавил постоянно свежевший ветер, так что управляться с яхтой приходилось примерно как с пылкой женщиной в ювелирном магазине, постоянно успокаивая ее и одерживая. Всю эскадру с нездоровой регулярностью прикладывало порывами ветра, а сильно накренившаяся яхта очень слабо управляема, поэтому движение в такой толпе становится особенно рискованным.
Как обычно бывает, на участке дистанции в лавировку (движение против ветра, когда яхты рыщут туда-сюда, как спаниель в поиске) участники расползлись в разные стороны в поисках лучшей доли — более ласкового ветра или менее крутой волны. Поэтому можно было сосредоточиться не только на том, чтобы не въехать кому-нибудь в борт и самому не схлопотать чужим форштевнем в корму, но и на том, чтобы, во-первых, добраться до знака (в данном случае — скалы в воде), дабы по условиям гонки обогнуть его левым бортом, и во-вторых, по возможности добраться быстрей остальных.
Несмотря на погодные козни, мы относительно успешно справлялись с первым пунктом и более или менее удовлетворительно — со вторым. Но в непосредственной близости от скалы была допущена ошибка: неудачно выполнили поворот, яхта потеряла ход, управляемость, и в результате всех манипуляций нас потащило, собственно, туда, где «о скалы грозные дробятся с ревом волны».
Ближайшее будущее представлялось где-то в свете романа Даниеля Дефо, ибо возможность кораблекрушения встала перед нам во всей суровой неприглядности. Да и вздряпаться на эту скалу было бы довольно проблематично, ибо альпинистское снаряжение мы с собой в гонку не взяли. А и влезли бы — так это было бы ближе по сути к о. Федору, чем к Р. Крузо, причем даже без куска колбасы про запас. То есть, перспектива кораблекрушения нас никоим образом не устраивала, в связи с чем пришлось пойти на крайние меры.
Для лучшего понимания этих мер должен сделать отступление и поведать, что у меня на яхте в обращениях истово блюлись традиции русского военно-морского флота: исключительно по имени-отчеству, степенно и вежливо. Скажем, не редкость было услышать в обращении к матросу: «Владимир Геннадьевич, уважаемый, Вы не находите, что уделяете недостаточно внимания степени натяжения доверенного вам стаксель-шкота? Да-да, это именно та веревочка, на коей Вы с таким удобством устроились. Теперь будете уделять? Хорошо, благодарю Вас, голубчик!»
Так вот, когда я заорал: «Володька, ... мать.... какого... ох... что ли, давай одерживай, ....ь!!!!» — это подействовало подобно удару ноги по педали газа гоночного болида. Поименованный Володька с резвостью наскипидаренной молнии ухватил отпорный крюк (багор) и с пробуксовкой подошвами по палубе метнулся на нос яхты, дабы отвести его от столкновения — вполне успешно. Нос ушел с линии ветра, паруса набрали ветер, яхта — ходов, и мы наконец-то обогнули злосчастный скальный палец, угрожающе торчащий из угрюмых ладожских вод, причем сделали это в числе первых.
Но рано радовались!
Дальнейший путь лежал прямо на Валаам с чисто попутным ветром, который при такой силе и при конструкции наших парусов отличается крайней злокозненностью. Только мы обогнули несчастную скалу и легли на нужный курс, порадовавшись, что основная флотилия у нас за кормой, как попали в жестокий брочинг. Это такая ситуация, когда яхта на попутном курсе резко теряет управляемость и неудержимо разворачивается в обратную сторону. В нашем случае в обратную — значит, в сторону плотной стены надвигающейся флотилии.
Мы неотвратимо сближались со встречной яхтой, накренясь мачтами друг к другу, наперекрест. Ни я, ни тот шкипер ничего не успевали поделать, и уже чудился звон рвущихся тросов, скрежет ломаемых мачт, хруст сминаемых корпусов... Но не зря мы при всяком удобном случае (при первой разумной возможности, выражаясь морским языком) выпивали за нашего покровителя — св. Николая. Ничем иным, кроме его вмешательства, не объяснить тот факт, что на волнах наши яхты на несколько мгновений качнуло в противоположные стороны, мачты описали в небесах изящные дуги, разойдясь друг с другом, и все обошлось без жертв и разрушений.
Все эти перипетии несколько отодвинули нас к хвосту, и мы взялись наверстывать упущенное довольно рискованным способом. Не вдаваясь в технические подробности, скажу, что мы поставили дополнительные снасти, которые держали максимальную площадь парусов, но при этом не давали возможности управлять ими и брать рифы (уменьшать площадь), буде возникнет такая необходимость. В результате надобно было вести яхту буквально по лезвию бритвы, управляя кончиками пальцев, тонко балансируя корпус судна собственными телами, не только чувствуя, но даже предугадывая малейшие изменения ветра. В противном случае кораблекрушение более чем просто вероятно. Ну что ж — поехали!
Яхты нашего класса не приспособлены к глиссированию (скольжению по воде) из-за своих солидных бочкообразных форм. Они передвигаются неторопливо, вальяжно, с чувством собственного достоинства, для них главное — прийти вообще, а не прилететь быстро. Но в тот раз попутный ветер так вдувал в форсированные нами паруса, что яхта шустро оседлала попутную волну, села на ее передний склон и понеслась, как какой-нибудь сёрфер на Гавайях. Это более всего напоминало скатывание на санях с горы, причем гора ехала вместе с нами. Иногда ей удавалось сбежать, тогда мы резко тормозились — будто сани попали на асфальт — а затем ловили следующую волну и в снопах брызг и клочьях пены летели дальше.
Таким образом мы объехали почти всех, но, к нашему счастью, две, причем местные, яхты были впереди — иначе мы ни за что бы не разыскали вход в бухту: вход узкий, перекрыт мысами, берега высокие, скальные — с воды увидеть, если не знать, практически невозможно. Но местные нас привезли на хвосте, последняя волна, раскатившись в узости и на отмелости, подняла нас вдвое выше, чем в открытом море — и опустила в тихой гавани. Наскоро ошвартоваться, сорвать с себя комбезы и скачками за елку — вот оно, незатейливое счастье яхтсмена!
А теперь надо брать бинокль, взбираться на холм к церкви и смотреть, какие дела у нашей команды — мы выступали тремя яхтами.
Одна из них управлялась чисто женским экипажем и всегда оставляла за кормой немало мужиков, что несказанно их удручало, а некоторых и просто бесило по причине пресловутого мужского шовинизма. К тому же экипаж умело использовал гендерную специфику, даже название своей яхты «Ода» произнося как многообещающее «О, да!». В результате мужские экипажи нередко залетали на меляки, где горько сетовали на одиозное женское коварство, ибо опрометчиво кидались вслед кокетливо вильнувшей кормой «Оде». Наши девчонки ежегодно привозили с регат кубок «Лучшему женскому экипажу», правда, справедливости ради замечу, что такой экипаж в СССР был единственным — так что лучшим по определению.
Так, бело-желтый «Эол» с ветеранами на подходе, финишируют, всё нормально. А где же бело-голубая девчачья «Ода»? Господи, при такой погоде все, что угодно... Ну, где же они?! Нет нигде, до самого горизонта! Тьфу ты, показались из-за мыса, крейсируют вдоль берега острова, уфф... Пытаются увидеть вход в бухту. Не видят, и не мудрено... Молодцы, слишком близко к берегу не суются — впрочем, останки чьей-то неудачливой яхты, валяющиеся на скалах, выразительней маяка предупреждают об опасности. Хе, ну и как всегда — за ними плетется несколько мужицких экипажей. Но как быть, они ведь вход так и не найдут, а погода все свежеет!
Сбегали на судейское судно, оно же судно обеспечения, обрисовали ситуацию — очевидно, что надо выйти и встретить. Ан дудки, попутной волной судьям ломануло рулевое устройство, пока не починятся, не выйдут. Мы под парусами в такой встречный шторм, в такой узости и при таком накате бессильны, но надо же что-то делать!
Убираем паруса, заводим движок и лезем из затишья в бушующее море. Мы-то лезем туда, а оно нас обратно — будто мы для него вроде стакана гнусной сивухи с большого бодуна. Встречная крутая волна поднимает нас на несколько метров и отвозит в бухту. И этот процесс происходит циклически, безо всяких вариаций, подобно движению поршня в двигуне; хоть матерись от бессилия, хоть веслом греби, результат один — никто ты против стихии.
Но что это? С очередной вершины волны видим, что «Ода» повернула и пошла к нам. Ну и мужики за ней, естественно… Встречаем на воде, ведем к стоянке, с пониманием сути дела берем на себя швартовку, чтобы девчонки побыстрей могли сбросить комбезы и отбежать. Как выяснилось, они таки увидели на фоне серых скал пляшущий красно-белый поплавок — мой «Гёз» был очень ярким — и смекнули, что больше там быть некому.
Я потом зашел к главному судье с каким-то вопросом, там в это время был один из капитанов, он возмущенно говорил, что гонку надо отменить, в таких условиях нельзя гоняться и т.п. На что старый мудрый судья сказал: «Да ничего страшного не было, вон даже девочки зарифились и дошли себе спокойненько, а чего ж мужикам жаловаться?» А когда кэп удалился, сказал мне: «Дутьё было до 25 м\сек (это 10 баллов по шкале Бофорта, сильный шторм), конечно, нельзя в такую погоду гоняться!» Потом подмигнул и добавил: «Зато видно, кто какой моряк на самом деле!»
Гонку засчитали, «Гёз» по результатам всей регаты взял «бронзу». На следующий день у нас был субботник на причале монастыря, мы очищали берег от бревен и всякого мусора. Об этом субботнике написали в каких-то газетах и где-то показали по ТВ. А потом мы пришли на базу, и вахтенные встретили нас импровизированной баней — вот это была радость! После бани мы собрались в каюте флагмана — «Гёза», щедро нарезали черного хлеба, луковиц и традиционно выпили за нашу кораблятскую жизнь. И за св. Николая, конечно, тоже.
В завершение рассказа добавлю, что, когда мы вернулись в Москву, яхты встали на свои места в яхт-клубе, а земля перестала качаться у нас под ногами, я пригласил в гости свой экипаж. Приготовил много всего праздничного и вкусного, но до поры припрятал, а на столе оставил только — ну, вы догадались, конечно! — черный хлеб, луковицы, солонку и бутылку водки.
Яхтенных традиций не нарушать!
Владимир Черников. Редактировал BV.
Все публикации автора читайте здесь.
======================================================Друзья! Если публикация понравилась, поставьте лайк, напишите комментарий, отправьте ссылку другу. Спасибо за внимание. Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно! ======================================================