Всю неделю я ходила по магазинам и выбирала подарок. Хотелось, чтобы он был не просто игрушкой, а чем-то особенным. Внуку исполнялось шесть, и я знала, что он сейчас увлечён динозаврами. Нашла большую энциклопедию с наклейками и объёмными картинками, добавила набор фигурок, упаковала красиво — с бантом. Заказала открытку, подписала от руки: “Твой день, твоя радость. Бабушка тебя любит”.
Позвонила дочери — уточнить время, чтобы не прийти невовремя. Она как-то странно замялась. Потом говорит: “Мам, только не обижайся, но мы тебя не звали”. Я даже не поняла сначала. Думаю — шутка. Но она продолжает: “Мы делаем праздник в детском центре, там только родители и дети. А ты же… ну, ты не обязана”. Я молчала. В горле пересохло. “Как это — не обязана?” — хотела спросить. Но язык не повернулся.
Она добавила: “Ну, просто всё рассчитано по местам, и формат такой, что бабушкам будет скучно. Мы потом тебе фото пришлём. Ты же сама говорила, что не любишь шумные места. Правда?”
Я положила трубку и долго сидела на кухне. Передо мной стоял подарок. Завёрнутый. С бантом. С любовью. Я смотрела на него и пыталась понять, что произошло. Я не ругалась. Не лезла в их семью. Не давила. Я просто была. Просто любила.
Но теперь — не нужна. Не то чтобы плохая. Просто лишняя. Как старая посуда, которую не выбрасывают, но и не ставят на стол.
Я поставила подарок на шкаф. Сначала думала — отнести потом. Через пару дней. Может, пересмотрят. Может, передумают. Но никто не звонил. Ни дочь, ни зять, ни внук. Праздник прошёл, в мессенджер пришло фото: тортик, шарики, довольное лицо ребёнка. Я поставила лайк. Написала: “Какой большой стал! Поздравляю”. И всё. Ни “спасибо”, ни “приходи позже”, ни “ждём”.
Мне было не больно. Было странно. Как будто я смотрела на чью-то чужую жизнь, в которой случайно обнаружила себя на заднем фоне — полупрозрачной, как привидение. Когда внук был младше, я сидела с ним. Меняла подгузники, укачивала, пела колыбельные. А теперь — формат “только родители”.
Соседка тётя Нина, услышав об этом, развела руками: “Моя тоже так делает. Говорит, бабушки — не формат. Сейчас у всех новые правила”. Новые правила. А мы, выходит, по старым. По тем, где семья — это все. Где праздник — с пирогами на кухне, с табуретками из комнаты, с тостами и рассказами. Где бабушки — не лишние, а центр. Опора.
Я стала меньше звонить. Не от злости. Просто чтобы не мешать. Они там — занятые, современные, с расписанием на неделю вперёд. А я здесь — с чаем и вязанием. И подарком на шкафу. Он так и остался в обёртке. Я не разворачивала. Пусть лежит. Как память. Как символ того, что было. И чего больше не будет.
Иногда я вижу внука на фото в соцсетях. Он растёт. Красивый, умный. Мой. Но теперь — чужой.
Через месяц они приехали мимоходом. По делам. Зашли на десять минут. Внук бросился ко мне, обнял, болтал без остановки — про динозавров, про садик, про друзей. Дочь стояла в стороне, смотрела на часы. Я протянула ему тот подарок — он вскрикнул от радости. “Ты угадала, бабушка!” — кричал он, — “Это самый крутой набор!”
И вот тогда я поняла: он не виноват. Он — ребёнок. Любит меня, помнит, ждёт. А между нами — взрослые фильтры, взрослые “форматы”, взрослые рамки. И мне остаётся одно — быть. Просто быть. Не звать, не навязываться, не ждать приглашения. Но быть.
Я закрыла дверь за ними и села в тишине. На душе было тепло. Не потому что всё наладилось. А потому что я успела. Успела дать кусочек любви. Пусть даже в обход. Пусть не по правилам. Но успела.
