Я чудесно понимаю, что от Кузякиных и иже с ними у вас уже лёгкое несварение желудка и интенсивный тик в области кормы, но, несмотря на эти досадные напасти, нужно докрутить тему до конца. В предыдущей статье мы с вами обсуждали, почему уязвлённая предательством Надюшка, потрепыхавшись в сетях одиночества, допустила Кузякина до комиссарского тела и дозволила этому зачать в ней новую жизнь. Почему она не испепелила его презрением и не дала блудному орнитологу полную и безоговорочную отставку? Что толкнуло её на такой шаг? Разве избыла она в своём сердце всю ту боль, что причинил ей гулящий Василий? Смогла ли она залечить глубокую рану предательства, оставленную кобелирующим супругом? Нет. Каждое воспоминание о том моменте, когда её любимый Василий польстился на залётную цацу и, опоённый курортной сивухой, воспарил с ней в элизиум, доставляли Надюшке боль. Каждый отголосок его грехопадения на заплёванной гальке общественного пляжа заставлял её крепкие, натруженные коровьим выменем