Игрушки продавал на рынке инвалид.
Ликует детвора, и мастер не тоскует ―
Его товар пищит, мяукает, кукует,
И на ушах стоит, и всяко шевелит.
Веселый продавец завелся и шалит,
Он птичке дует в хвост ― и свищет, и воркует.
На клоунский манер, бывало, он торгует,
Сопливую шпану берет на свой магнит.
Впрягаясь в свой рундук, как лошадь в шарабан,
На костылях бредет он вечером в шалман,
И винегреты ест, и пьет парное пиво.
А через двести лет, раздвинув щель в сонет,
На ножке ландыша он выпорхнет на свет
И в птичку засвистит щемяще и тоскливо.
Игрушки продавал на рынке инвалид.
Ликует детвора, и мастер не тоскует ―
Его товар пищит, мяукает, кукует,
И на ушах стоит, и всяко шевелит.
Веселый продавец завелся и шалит,
Он птичке дует в хвост ― и свищет, и воркует.
На клоунский манер, бывало, он торгует,
Сопливую шпану берет на свой магнит.
Впрягаясь в свой рундук, как лошадь в шарабан,
На костылях бредет он вечером в шалман,
И винегреты ест, и пьет парное пиво.
А через двести лет, раздвинув щель в сонет,
На ножке ландыша он выпорхнет на свет
И в птичку засвистит щемяще и тоскливо.