В начале девяностых армия была крайне непопулярным местом, поэтому конкурса на поступление в военные училища не было. А вот недобор был. В связи с этим в армию попадали совершенно случайные люди.
Помню вступительные экзамены в военном училище, «русский» письменно: сочинение на тему «Почему я решил посвятить жизнь военной службе». Со мной рядом за партой сидел гопник из нашей школы, на год старше меня, и пока я сочинял что-то высокопарное про «священные традиции предков», «беззаветную любовь к Отчизне» и прочее, этот маргинал написал крупными буквами через весь листок: «ХАЧУ СЛУЖЫТЬ!», и для убедительности нарисовал танк с квадратной башней и немецким крестом. Вы удивитесь, но впоследствии он был командиром отделения в третьей роте. Правда, через год этот «немецкий танкист» отчислился.
Математику сдавали примерно таким же образом. Ходила легенда, что кто-то особо одарённый на экзамене написал «два в квадрате» следующим образом: нарисовал двойку и обвёл её квадратиком. Не знаю, было ли это на самом деле, я склонен считать, что всё-таки этот любитель ребусов был взят откуда-то из области анекдотов.
Если позволите, немного отступлю от темы и немного расскажу, что было после сдачи вступительных экзаменов.
На «абитуру» к нам приходили «покупатели»: преподы с разных циклов, которые агитировали обучаться именно их предметам. У меня не было никаких иллюзий на этот счёт, я выбрал элитную специальность «ЭВМ», нас было двадцать пять человек на весь курс. Мне представлялась какая-то работа в компьютерных классах, программирование и прочая шняга. На деле же обслуживание БЦВМ самолёта сводилось к следующему: она состояла из двадцати блочков, на каждом из которых горела зелёная лампочка. Если лампочка не горела, нужно было снять этот блочок и поставить на его место исправный. Для такой ответственной задачи отбирали абитуриентов со средним баллом школьного аттестата, равным около четырёх с половиной.
«Рабочими лошадками» авиации были эсдэшники, специалисты по самолёту и двигателю. Они торчали под самолётом и в мороз, и в дождь, и работали, работали, работали. Единственной перспективой для них было то, что эсдэшники занимали все руководящие посты инженерно-авиационной службы, и если я в полковой эскадрилье не мог рассчитывать дослужиться до майорских погон, то эсдэшник вполне мог. Этим-то и заманивали «покупатели». Но эсдэшников было такое огромное количество, что и эта перспектива для рядового трудяги как-то скукоживалась.
Самыми доверчивыми ребятами были вооруженцы. Специалисты по бомбам, ракетам, пушкам. «Покупатели» говорили так: «У электриков в дипломе будет записано: техник-электрик! У эсдэков – техник–механик! А у вас – техник-электромеханик! Два в одном!» Будущие вооруженцы безумно радовались и почему-то спрашивали: «А телевизоры чинить мы научимся?» - «Конечно, научитесь!» - широко улыбаясь, почему-то врали «покупатели».
Были ещё радисты, но про них у меня информации почти нет, поэтому и рассказывать ничего не буду.
Вот таким наивным был наш набор 1992-го года. В девяносто третьем дела обстояли ещё хуже, желающих учиться было всего две трети от количества нашего батальона. А вот девяносто четвёртый год… про этот набор я расскажу чуть подробнее. Со многими ребятами из набора-94 я впоследствии служил в полку, нормальные парни. Но в те дни, которые мне довелось прослужить вместе с ними в училище, казалось, что весь их батальон можно разделить на две группы: очкариков и уголовников.
Такого количества курсантов в очках я просто никогда не видел. Да о чём говорить, в нашей роте не было ни одного, кто бы постоянно носил очки! А в том, третьем батальоне их был целый легион. Видимо, Родина поднатужилась и выскребла у себя из закромов всё, что осталось. И бог бы с ними, с очкариками. Но ведь ещё были и уголовники.
Такого количества преступлений, совершённых курсантами, город ещё не видел. Пьяные побоища в закусочных, битьё окон в нескольких вагонах электрички, издевательства над сослуживцами, докатившиеся до Москвы, которая прислала специальную комиссию. А чего стоят четверо отморозков, которые, будучи в увольнении, в военной форме, приставили таксисту к голове пистолет, выкинули его из машины и целый день колесили по городу! Накатавшись, они бросили автомобиль, и, наверное, очень удивились, когда их вычислили и арестовали. Пистолет оказался не настоящим, но своё они получили.
И венчало весь этот букет убийство, произошедшее всё в этом же злополучном третьем батальоне. Два друга детства, заступив в караул на выездной аэродром, взяли водки и употребили прямо на посту. Видимо, автоматы они успели снять до того, как между ними вспыхнула драка из-за девушки, оставшейся на далёкой родине. Потому что один из них схватил штыковую лопату и снёс товарищу полголовы.
Серьёзно, такого никто не помнил за всю историю училища.
Ну и для оживления повествования и наглядности приведу рассказ курсанта из соседней роты о том, как он встретил Новый Год. Друзья его почему-то называли смешным прозвищем «Сапогир». Так вот что однажды рассказывал Сапогир своим собратьям по несчастью в наряде по столовой (художественные подробности для красоты в текст добавил я):
«Отпустили меня, значит, в «увал» перед Новым Годом. Я, на радостях, тут же завалился в кабак, принял на грудь предновогодние граммов триста, поймал такси и поехал к подруге. Таксисту сказал ждать возле подъезда, типа схожу за деньгами – только он меня и видел. Неудобно, конечно, перед таксистом – чуть ли на этаж не завёз, нормальный мужик, но что-то не было у меня настроения платить в тот момент.
Захожу к подруге, а они меня уже ждут всей семьёй: родители, сестра… стол накрыли праздничный. Я тут же падаю за стол, наливаю стакан, хлопаю с ходу и начинаю активно закусывать. На одном стакане я не остановился, так что до встречи Нового Года не дотянул – упал мордой в салат. Чувствую, подруга с мамой поднимают мою голову, оттирают майонез с морды, мне чё-то так стрёмно, ещё хуже, чем с таксистом, а ничего поделать не могу. Даже «кыш» сказать и то был не в состоянии.
Отнесли они меня всей семьёй в спальню, но там мне не спалось, потому что я начал метать фарш по всей спальне. И что-то опять мне стало так стрёмно, что я решил уйти, чтобы не позориться. Выбрался в прихожую, взял шинель, зачем-то вышел в зал (наверное, места в прихожей мало было) и принялся одеваться. Широким жестом накидывая шинель на плечи, я зацепился шинелью за ёлку. Ёлка с грохотом упала, прощально звеня разбитыми игрушками.
Не обращая внимания на ёлку, я вышел в подъезд и спустился на первый этаж. Подъездная дверь была закрыта, и это почему-то меня разозлило. Я ударил её ногой, она слетела с петель и без сознания шлёпнулась на улицу.
Я вышел на угол дома и остановился, мой мозг бессмысленно завис. В этот момент подоспела моя подруга и стала зачем-то бить ладошками мне по щекам. Это меня вообще разозлило, и я несильно вбросил ей с правой, после чего безо всяких эмоций наблюдал, как подруга рухнула, словно та дверь.
После этого мне стало что-то совсем тоскливо, и я побрёл куда-то в ночь. За мной бежала подруга, держась за свою переносицу, и умоляла не уходить, а сзади потихоньку ехал её батя на своих «Жигулях». Наконец, я сдался и позволил увезти себя обратно в квартиру.
…Проснувшись утром, я, помятый и хмурый, вышел в зал, где всё семейство уже сидело за столом, с немым укором глядя на меня. Мне чё-то опять вдруг стало так стрёмно, но увидев лицо подруги, как будто бы в синих лыжных очках, меня вдруг прибило на ржач. Я смеялся и не мог остановиться, а на душе было так стрёмно…»
Как говорится, без комментариев.