Летом 2022 года никто в России не знал, что таймер войны будет отсчитывать её дни так бесконечно долго: год, два, три... Не знал этого и Алексей Шабанский. У него была хорошая спокойная работа инженера-электронщика в Иркутском авиационном техникуме, плюс подработка, она же хобби, в автосервисе. И для Иркутска очень-очень высокая зарплата. Алексею в тот год исполнилось 33 года, самое время воспитывать детей, строить планы на будущее и, в конце концов, просто жить. Но три года назад, впрочем, как и сейчас, Алексей был абсолютно уверен, что, если в стране беда, никакой человек не вправе отставлять себя от войны.
«Решение уйти на СВО я принял сразу, как только узнал, что идет набор в добровольческие батальоны БАРС, — всё это Шабанский рассказывал спокойно, с верой в правоту и силу своих слов. — Перед отъездом, походил по Иркутску, попрощался с ним. Не рассчитывал, что вернусь, прекрасно понимая, что там происходит».
В первые месяцы СВО таких людей было много. Взрослые мужчины, отцы семейств, ветераны Афганской и Кавказских войн, офицеры, попавшие под сокращение после развала СССР — все, кто сердцем чувствовал, что Родина в опасности, записывались добровольцами и уходили на фронт.
«Валидольные войска» поддали жару нацистам
Летом 22-го в спецоперации уже принимали участие первые добровольческие батальоны БАРС в рамках особого контракта с Минобороны РФ. Боевой армейский резерв страны (БАРС) начали создаваться в рамках военного ведомства ещё до СВО, но должного развития в мирное время они так не получили. И только с началом спецоперации формирования «БАРС» стали реальной боевой единицей. Именно сюда потянулись те, кто хотел служить Родине, но в силу возраста не мог на тот момент заключить контракт с ВС РФ.
Алексей рассказал, что всех добровольцев из Сибири, Дальнего Востока собрали в Новосибирске и самолетами доставили на юг России, поближе к зоне боевых действий.
«Когда набралось на полноценный батальон, что-то около 400 человек, нам объявили, что теперь мы в составе БАРС-19. Выдали оружие, бронежилеты, прислали технику и после небольшого курса боевой подготовки машинами доставили в район Лисичанска, — вспоминает Алексей. — Тогда-то и взял себе позывной Лабус. Ребята думали, что я прибалт, а это я где-то в книжке вычитал необычное имя, и оно мне сразу запало».
Алексей рассказал, что, когда на полигоне выдавали бронежилеты многие оказались без бронеплит. У кого не хватало спереди, у кого сзади. «Мы их бронемайками в шутку прозвали. На "передке" уже нормальными обзавелись», — объяснил доброволец.
Боевым крещением БАРС-19 был штурм знаменитого Лисичанского НПЗ. Там впервые бойцам пришлось столкнуться с польскими наемниками.
«Вояки, скажу честно, так себе. Взять что-то с наскока, они мастаки, а если упираешься и не отступаешь, то весь их польский гонор сразу слетает», — объяснил Алексей и добавил, что после боев за Лисичанский завод с «барсами» стали считаться. До этого, из-за возрастного контингента, добровольцев называли «валидольными войсками», но увидев, как они воюют — армейские командиры мнение изменили и всё чаще стали привлекать для штурмовой и даже разведывательной работы.
Стенка на стенку, огонь в упор, гора трупов
Бой на прожаренной солнцем пустынной улице в Белогоровке, по словам Алексея, останется с ним навсегда. Такой плотности автоматного огня, взрывов гранат, криков ужаса и десятков человеческих тел, бездвижно лежащих, ползущих и разбегающихся из-под огня, он не видел больше никогда.
В тот день группа из четырех наших бойцов, среди которых был Лабус, нос к носу столкнулась почти с сотней боевиков ВСУ. Но тогда разведчики этого не знали, а просто дали бой.
«Нам приказали выяснить ситуацию в Белогоровке, — рассказывает Алексей. — Мы выворачиваем из-за угла, а нацики прут на нас. Нас четверо, их целая толпа, точно не скажу, но очень много».
Позже, получив разведданные, командование пришло к выводу, что наша передовая группа могла столкнуться с выходящим из Белогоровки подразделением ВСУ. Количество трупов боевиков, так и оставшихся лежать на перекрестке и вдоль улицы, позволяло предположить, что это была рота или несколько взводов.
«Они шли на полном расслабоне. Что-то тащили на себе. Стволы вниз, как туристы, это и спасло. У нас автоматы были наготове, и в четыре ствола мы начали лупить по ним в упор. Дистанция 20-30 метров. Промахнуться было невозможно. Били прямо в эту толпу. Стрельба, крики, кто-то падает, кто-то ползет, бежит. Выпустили по полному магазину. У нас одного ранило. Решили откатиться, понимая, что с такой толпой не справиться — раздавят. Сейчас они чуть-чуть оклемаются и примутся за нас».
Они атакуют, а мы ржем
Так и получилось, едва разведчики успели закрепиться в здании, как начался штурм. Дом был кирпичный, стоял на углу, подобраться к нему незаметно было невозможно. Боевики вначале полезли напролом, думали захватить с ходу, но встретили такой кинжальный огонь, что тут же залегли.
«Мы жестко закусились. Били очередями, бросали гранаты. Только у меня на начало боя было 11 набитых магазинов, плюс рожок в автомате, патроны в пачках и восемь гранат. У парней плюс-минус также, — вспоминает перипетии боя доброволец. — Нацики думали, что нас много. Кстати, армейцам, захватившим позже пленных из этой группы, сами "всушники" рассказали, что просто офигели, когда во время штурма из дома летели гранаты, лупили очередями и нёсся жуткий ржачь. Это Олег "Спартанец" анекдоты рассказывал, а мы ржали и стреляли. Конечно, это был нервяк, но с той стороны, думаю, точно охреневали от непоняток».
Автоматы забирали у мертвых нациков
— Долго отбивались? — поинтересовался я.
— На круг часа четыре. Нацики после первых атак тоже перестали лезть нахрапом. Передали координаты минометчикам и те стали нас утюжит. Обстреляют, атакуют. Мы отобьемся, они опять минами шарашат. Когда чуть поутихло, прикинули, что патронов мало, если ещё штурм, то не отобьемся. И со «Спартанцем» мы поползли через дорогу. Боевики отошли, а трупы своих оставили. У них БК решили и пополнить.
Алексей рассказал, что сняли с мертвых боевиков несколько автоматов, забрали патроны, гранаты, и назад в дом. Уже в укрытии Лабус разобрался, что прихватил у убитого нацика АКМ калибра 7,62.
«Я захватил разгрузку с магазинами. Часть была с патронами, а пули у всех были надпилены крест-накрест, чтобы при попадании раскрывались цветком и делали дырки размером с кулак», — пояснил Алексей.
Но больше отстреливаться не пришлось. Боевики начали обрабатывать дом из минометов. По рассказам добровольца, они понимали, что наши где-то рядом, но вытащить раненого под плотным огнем не смогут. Тогда решили, что один будет с раненым, ему оставят по максимуму патронов и гранат, а двое пойдут за помощью. Побежали Лабус со Спартанцем.
«По нам сразу же открыли огонь, — рассказывает Алексей, — Мины падали рядом, но останавливаться было нельзя. Мы бежали, а они взрывались, подталкивая нас в спину».
Алексей считает, увидев, как они со Спартанцем убегают, нацисты решили не продолжать штурм, подумав, что дом уже пустой. Бойцы добрались до российских позиций, всё объяснили и разведчиков, оставшихся в доме, забрали на квадроциклах.
Мертвых выносили на руках
Думал поговорить с Алексеем не больше часа, а разговор затянулся на целых три, и ещё было о чем говорить. Хотя я больше слушал, а он рассказывал. Чувствовалось, что ему хочется выговориться. Доброволец рассказывал, как попадал под обстрелы, как выстрелом из гранатомета взорвал склад с натовскими боеприпасами, как был дважды ранен во время эвакуации убитого товарища.
«Мы своих никогда не оставляли. Выносили обязательно. А этот парень умер у меня на руках. Осколок попал в пах, перебил артерию, и я не смог остановить кровь. Он вытек меньше, чем за минуту. Умирая, он сказал: "Я хочу домой". Медики позже сказали, что в тех условиях остановить кровь было невозможно. Но этот парень мне снится до сих пор».
Алексей рассказал, что он, как самый молодой, постоянно сопровождал раненных с передка на ноль, где была точка эвакуации.
«Контуженные вообще путались в пространстве, могли пойти не туда. Раненые от потери крови часто теряли сознание, приходилось тащить. А ещё нацики обрабатывали тропинки минами и артой, — очень спокойно рассказывал доброволец. — В общем, туда с ранеными, назад с водой и БК. Как-то на спине тащил станковый гранатомет с треногой и "улитками" (прим. — короб с боеприпасами), вес под полтинник, думал сдохну под ним. С горки, в горку. Как вспомнишь о тех днях, думаешь, откуда силы были».
«Это не к нам»
Прекрасно понимая, что всё совершенное Алексеем Шабанским, это настоящий подвиг и даже не один, я спросил: «Награжден?»
— Представлен. За первую командировку в 2022-м к ордену Мужества, за вторую в 2024-м к медали, но так и не получил. Наверное «наверху», считают, что не достоин, — ответил доброволец.
— В смысле?
— Понимаешь, я сидел. Подрался в армии со старослужащим. Получил срок. Вышел по УДО. Но судимость с меня так и не сняли. В личном деле это везде проходит. А раз сидел — значит не достоин.
— Так ведь судимости снимают тем, кто воевал? Закон же такой есть.
— Может и есть, но мне не сняли. Обращался в «фонд», там сказали, что это не к ним, — Алексей раздраженно махнул рукой. Чувствовалось, что случайно зацепил за больное. — Ничего, разберусь. На войну добровольцем уходил — решал сам. И сейчас разберусь сам.
Дальше мы шли с Алексеем по улице и молчали. О чём думал он — не знаю. А я думал, как так может быть, что участнику СВО, ветерану, раненому, защитнику, какой-то чиновник сказал: «Это не к нам». А к кому тогда?
Больше срочных и эксклюзивных новостей — в телеграм-канале АиФ