Когда за окнами — два гектара леса, во дворе — баня, в гостиной — антикварные часы, а в доме звучит голос, который когда-то поднимал стадионы, может показаться, что это — место покоя. Здесь живёт Маша Распутина. В её доме всегда шумно: то включён телевизор, то хлопает дверью младшая дочь, то по кухне пробирается старшая с подносом и горячим омлетом. А сама Маша — всё так же яркая, хрипло-смеющаяся, как будто ничего не изменилось с тех самых 90-х, когда её песни знала вся страна.
Но изменилась. Она — изменилась. Потому что теперь в её жизни не только сцена и муж. Теперь — две дочери. Совершенно разные. От разных мужчин. С разными характерами. И всё это — под одной крышей. Или почти под одной.
Лидия. Вернуться, чтобы понять
Лидия Ермакова — её старшая. Ей сорок. Она — дочь от первого брака, того самого, который закончился в 90-х громко и со скандалами. Долгое время они не разговаривали. Почти двадцать лет. А теперь — она рядом. Живёт в доме, помогает на кухне, вышивает и каждый день жарит маме омлет с помидорами.
Когда-то она называла мать чудовищем. Говорила слова, от которых в студиях ток-шоу стыл воздух. Но теперь в её глазах — другая женщина. Не только звезда, не только героиня старых клипов, а просто мама. Уставшая, но живая.
Лидия говорит: «Папа меня зомбировал». Он настраивал её против матери. Давал таблетки. Она лечилась. Не один раз. Была в психиатрических клиниках. Выжила. Вернулась. Попросила прощения. Переехала. Сейчас вышивает и смотрит, как мать поёт в записи по телевизору. И верит, что всё ещё можно склеить.
Мария. Баня, блокнот и бесконечный поиск себя
А в бане — другая жизнь. Младшая. Ей 24. Зовут тоже Маша. Фамилия по отцу — Захарова. Родилась в любви. Росла в достатке. Училась в МГИМО. Бросила. Сказала: не её. Пробовала танцы, музыку, гимнастику. Ни за что не зацепилась. Сейчас живёт в бане. На участке. У самой Маши Распутиной — это звучит как фраза из абсурдной комедии. Но для них — это реальность.
Мать сократила ей деньги. Убрала горничную. Сказала: «Научись жить». А она — пробует. Делает эскизы одежды. Медитирует. Занимается йогой. Спит в бане, мечтает стать дизайнером. Но в кармане — ноль стабильного дохода. В глазах — растерянность. А в словах — поиск. «Я не знаю, с чего начать». И пока она не находит ответа, живёт отдельно. Рядом, но отдельно. Как остров, который виден с берега, но не связан ни мостом, ни лодкой.
Сёстры. Разные берега
Они не общаются. Почти не видятся. Раз в год — на день рождения отца. Или на Пасху, если совпадёт. Лидия называет Машу сложной. Маша — странной. Снисходительность и отстранённость. Две женщины с одной матерью, но без единого «мы». В детстве они почти не пересекались. Сейчас — избегают.
Лидия предложила как-то приготовить вместе ужин. Маша отказалась: «Я не люблю кухню». Эпизод, казалось бы, бытовой, стал новой трещиной. Упрёки, ревность, непонимание. «Лида в доме, ей всё можно. А я — в бане». «Маша витает в облаках, я — на кухне». И между этими фразами — мать, которая не знает, как посадить их за один стол.
Виктор. Муж. Отец. Человек, который тоже устал
С Виктором Захаровым Маша вместе с 1999 года. Венчались. Не расписались — «не нужно», говорила она. Он — винный бизнесмен, строгий, ироничный, закрытый. Когда-то звал Машу «мымрой», теперь просто улыбается. У них раздельные спальни. Но любовь есть. Своя. Не как в кино. Как у взрослых людей, уставших от бурь.
Он поддерживает Машу. Но с дочерьми — иначе. С Лидией вежлив. Оплачивает лечение. С Машей — суров. Обрезал финансирование. Сказал: «Хватит». И в этой строгости — его любовь. Может быть, молчаливая, но живая.
В свободное время он реставрирует антикварные часы. Дом на Рублёвке завален механизмами. Тикают десятки циферблатов. А между ними — разговоры о том, как спасти семью, в которой каждый идёт своим часом.
Маша. Между сценой и кухней
Она всё ещё выступает. Всё ещё поёт. Всё ещё улыбается в кадре. Но в глазах — усталость. Не от славы. От домашних войн. Она не выбирала быть мамой, у которой одна дочка живёт в бане, а другая лечится дважды в год. Но она — в этом. И она старается.
«Мама есть мама», — говорит Лидия. «Она меня не понимает», — говорит Маша. А она — стоит между ними. И делает вид, что всё хорошо. Говорит: «Семья важнее карьеры». Хотя, возможно, карьера всегда была её укрытием.
В доме тишина. Но это не покой
Этот текст — не про скандал. И не про глянец. Это — про семью. Про женщин, которые пытаются. Про мать, которая не сдаётся. Про двух дочерей, которые по-разному учатся жить. Про мужчину, который просто хочет, чтобы всё было тихо.
А пока — Маша в бане. Лида — с омлетом. Виктор — с часами. А Маша Распутина — просто живёт. Как может.