Минус семнадцать, шесть утра, табуретка у магазина — всё ради колбасы. Через день из жизни простой женщины раскрывается вся правда о советском дефиците.
Время: 05:42 утра.
Анна Семёновна просыпается без будильника — от внутреннего сигнала. Так бывает, когда важное. Сегодня «бросят» колбасу. Возможно. Вчера соседка сказала, что её зять — водитель с базы — шепнул: «Партия идёт». Значит, шанс есть. Значит, надо быть первой.
Она натягивает чулки — шерстяные, с зашитым пятном. Достаёт из-под кровати старую складную табуретку, завёрнутую в газетный лист. Так принято. Чтобы не промёрзло сиденье. Кладёт в сумку авоську, свёрнутую как змея. Платок — серый, вязанный, пахнет камфарой и нафталином. Надевает пальто — то самое, которое купила ещё в 1972, на премиальные.
Муж просыпается — не спрашивает, куда. Он знает. Говорит только:
— Возьми чай в термосе.
Она кивает. Между ними давно нет слов. Только понимание. Сухое, как старый хлеб.
🚪 06:03. Пустая улица. Пустая страна.
У магазина свет не горит. На двери — старая табличка: «Товар завозится нерегулярно». У стены уже сидит кто-то. Валенки, ватник, лицо скрыто шарфом. Он не смотрит, не здоровается. Просто кивает. Это «молчун» — местная очередь-знаменитость. Всегда первый. Никогда не разговаривает.
Анна Семёновна ставит табурет рядом. Сидит. Через две минуты — третий человек. Женщина в пуховике с кривым швом. Потом — бабка с палкой. Потом — мужик с бидоном.
Идёт распределение «номерков». Блокнот, ручка, запись.
«Ты после меня».
«А ты за тётей Валей».
«Запомни, я — шестая».
Никто не спорит. Все знают: иерархия — это всё. Нарушишь — будешь проклят.
🧊 07:10. Очередь как организм
Очередь растёт. Она уже гудит, как улей. Говорят о погоде, о ценах, о том, что вчера в «Берёзке» были финские ананасы — 18 рублей за банку. Кто-то хохочет:
— Да я за такие деньги себе ванну из ананасов сварю!
Кто-то тихо:
— А внуку на сахар не хватает…
Появляется продавщица — Тоня. Худая, с глазами-дырочками. Видит людей — закатывает глаза. Она знает, что сегодня — война. И она — посредник между надеждой и разочарованием.
🚛 08:52. Грузовик
Гул двигателя пронзает улицу. Грузовик. Синие тенты. Люди вскакивают. Табуретки в сторону. Кто-то кидает бидон — чтобы занять ближе. Мужик кричит:
— Женщина, я за инвалидом стоял!
Анна Семёновна сжимает авоську. Сердце бьётся, как в молодости. Как в сорок пятом, когда она встретила мужа. Когда был первый поцелуй. Когда родилась дочь.
Но это не любовь. Это — паника. Потому что товар — не всем. Потому что каждый — сам за себя.
🧾 09:37. Скандал
Продавщица выходит. Говорит:
— Колбасы немного. Считайте сами.
И начинается.
— Я мать-одиночка!
— А я инвалид труда!
— У меня трое детей!
— Ты без очереди лезешь!
— Я за ней стояла!
Анна Семёновна молчит. Её номер — 42. Кто-то из магазина кричит:
— До сорокового хватит.
И всё. Тишина. Только снег под ногами. Кто-то бормочет:
— Справедливость…
Но в очереди её не бывает. Тут — как в жизни. Кто ближе — тот сыт.
🔻 10:05. Тишина после бури
Анна Семёновна стоит молча. За ней — десятки голосов. Спереди — спины счастливчиков. Сороковой — полная женщина в сером пальто. В руках — две палки «Докторской». Она улыбается, как победитель на подиуме.
Анна опускает глаза. Не из зависти. Из привычки.
«Ну и ладно», — думает она.
«Мне не к столу — мне к борщу».
«Пельмени тоже ничего».
Она не плачет. Только нос закладывает от мороза. Но щека вдруг предательски влажная. Она даже не заметила, как это случилось. Слёзы в СССР были роскошью. Особенно — публичные.
🧺 10:40. Бонусный товар
Продавщица Тоня выходит снова.
— Есть пельмени. Кто будет?
Очередь шумит, но вяло. Колбаса — святыня. Пельмени — утешение.
Анна заходит в магазин. Воздух — густой, мясной, с запахом жженого лука и мокрой серости. Полы грязные. Весы скрипят. За прилавком лежит бухта шнуров, свечки, уксус, банки с горчицей.
Она протягивает деньги.
— Килограмм, пожалуйста.
Тоня смотрит.
— Завтра, говорят, масло повезут.
Анна кивает. Уже не верит.
🚪 11:05. Возвращение
На выходе её окликает кто-то:
— Анна, вы? А я вас не узнала! Мы же на "Мосгипротрансе" вместе работали!
Она вспоминает. Рыжая, с карими глазами. Клара. Техник.
— Да… давно это было, — говорит она.
— Вы теперь где?
— Дома. Пенсия.
— А дети?
— В Подмосковье. Внучка. Звонит иногда.
Клара улыбается.
— Держитесь. Всё как-нибудь переменится.
Анна кивает. Но знает: не переменится.
🕯 12:30. Домой
Дверь скрипит. В коридоре пахнет щами, табаком и старым ламинатом. Муж сидит у окна. Радио выключено. Он поднимает глаза:
— Что?
Она показывает пакет.
— Пельмени.
Он кивает.
— Хорошо. Я поставлю воду.
Больше ничего не говорят. Только ходят тихо. Как будто нельзя вспугнуть покой.
🪑 14:00. Финал
Анна вытаскивает из пакета табуретку. Ту самую. Проводит по ней пальцем. Ставит у стены. Заворачивает в газету. Смотрит на неё — долго. Словно на вратаря, который не смог поймать мяч.
Потом садится. Открывает газету. Читает.
Статья: «Пятилетка в действии. Поставки стабилизируются. Народ доволен».
Она улыбается. Впервые за день — по-настоящему. Улыбка лёгкая, ироничная. Горькая, как чай без сахара.
Очередь закончилась.
Но не дефицит.
Не усталость.
И не система.
🧠 Очередь как архетип
Советская очередь — это не просто бытовое явление. Это философия. Это модель государства в миниатюре.
Ты приходишь рано — и всё равно можешь не получить.
Ты соблюдаешь правила — но выигрывает тот, кто нарушает.
Ты стоишь часами — чтобы потом получить «не то, но хоть что-то».
Ты смотришь на других — и не знаешь, кто враг, а кто союзник.
Ты молчишь — потому что сказать правду страшно.
Очередь — это экзамен на выдержку, на покорность, на способность улыбаться, когда всё внутри выворачивается.
📦 Что покупали — и чего искали
Колбаса была не просто едой. Она была — победой. Доказательством, что ты не хуже. Что ты — тоже можешь.
Люди приносили домой палку варёной — и чувствовали торжество.
Они ставили её в холодильник — как трофей.
Они резали тонко — чтобы дольше хватило.
Они говорили гостям: «Да это так, по случаю...»
Но на самом деле — это было их «золото». Их малый триумф в стране, где триумф — редкость.
📻 Дефицит — как культурный код
В СССР не хватало не только еды.
Не хватало одежды.
Не хватало слов.
Не хватало доверия.
Не хватало личного пространства.
И — не хватало будущего.
Очереди были везде.
В магазины.
В поликлиники.
В ясли.
На квартиру.
В отпуск.
И всюду — одно и то же: «Ждите. Может, дадут».
🕰 Маленький конец большого дня
Анна Семёновна вечером садится к окну. Смотрит, как в сумерках падает снег. Улица — пуста. Завтра — понедельник. Снова очередь. Теперь за маслом. Или за ничего.
Муж спит. Радио гудит, как пчела. На плите — кастрюля с пельменями. Внутри — пустота и соль. Сверху — лавровый лист.
Она сидит. Не думает ни о чём. Просто ждёт.
Это — привычка.
Это — жизнь.
🪞 И к тебе, читатель, вопрос:
Ты бы выдержал?
Ты бы остался добрым, если бы каждый день тебя проверяли на выносливость?
Ты бы мог не озлобиться?
А может быть, ты уже стоишь в очереди — просто её не замечаешь?
Понравилось? Тогда пристёгивай ремни — и садись в Машину времени.