В этом месяце ряды либералов планеты Земля покинул, уйдя в Вечность, Джозеф Най. Американский учёный и политик, один из создателей теории неолиберализма и, до недавних пор, самый цитируемый политолог-международник. Именно он придумал концепцию «мягкой силы». Кратко она выражается в том, что можно привлечь сторонников по всему миру без насильственного принуждения, а исключительно «по любви». В народе обычно говорят примерно так – уговорить девушку, заболтать на сами знаете что. Привлечь сторонников понятно кому – Соединённым Штатам Америки, ибо, по мнению Ная и его последователей, только либеральные ценности верны и правильны. Знакомые интонации, кстати, много лет население одной шестой части Земли жило под подобной формулировкой – учение Ленина бессмертно, потому что оно верно.
Идеология Ная декларирует, что сама культура, ценности и традиции страны, имеющей право на мировое лидерство, сиречь господство, конечно же, это США, могут и должны стать настолько дороги, милы и близки мировому сообществу, что разделить их или хотя бы чуточку приобщиться к ним, будет горячим желанием миллиардов. Даже в тех странах, которые формально являются геополитическими противниками. Это стремление может стать таким сильным, что все попытки властей настроить собственные общества против США будут просто обнулены очевидной популярностью их культуры.
И это работало во многих странах. Пример – послевоенная Япония, в которой любой товар из США был фетишем, за который надо бороться. Сигареты «Лайки Страйк», кстати, самая популярная марка у японцев до сих пор, костюмы, на смену которым быстро пришли американские же джинсы и много другое.
В течение нескольких послевоенных десятилетий именно эта мягкая сила обеспечивала США любовь и поклонение во многих странах мира. Начиная с 50-х годов и в СССР также. Голливуд трудолюбиво создавал прекрасный образ мужественного американского парня, которому подвластны любые подвиги. А еще он остроумен, элегантно небрежен, пользуется бешеной популярностью у женщин и носит такие джинсы, которые не сошьет ни одна фабрика «Большевичка». В одном пакете с этими джинсами шли демократия и свобода – конечно так, как это трактовали американские идеологи. И это работало.
Когда-то, в середине нулевых, я разговаривал с одним немолодым англичанином, жившим в то время в Петербурге. Он был писатель, зарабатывал на жизнь журналистикой, делая материалы для некоторых британских СМИ. Как-то, на одной из наших дружеских посиделок в пабе на Рубинштейна, я расспрашивал его о Британии 70-х годов, о субкультурах и независимых музыкантах, которых он слушал в то время.
Внезапно этот немолодой уже человек начал рассказывать о своем собственном детстве в маленьком английском городке в 50-х годах. И в его словах зазвучала неподдельная тоска, которую так редко услышишь во время дежурного интервью. Он говорил о жизни, которая проходила мимо, о красивых женщинах, которые жили в другой вселенной, и подлинных смыслах и целях, которые тоже обошли его родной городок стороной. Образ этой настоящей осмысленной жизни мальчику из английской глубинки поставлял Голливуд. Глаза моего собеседника светились радостью, когда он говорил об американских фильмах, которые они смотрели в стареньком кинозале в своём провинциальном городке.
Продукцию «Фабрики грёз» показывали не только в Британии. Тоска, искусственно созданная и культивируемая армией продюсеров и режиссёров, охватила практически весь мир. Такая же тоска по лучшему, по красивому и беззаботному, была в те годы у жителей Союза и, молодой человек в Муроме, например, или в Сыктывкаре, был уверен, что его плохо освещённый, с разбитым асфальтом город стоит на краю Земли, а настоящая большая жизнь происходит там, вдали. В фантастическом современном Нью-Йорке, где уверенные молодые люди в джинсах «Levis» небрежно хлопали дверцами «Шевроле-Корветов», на ходу доставая «Camel», направляясь к «дайнеру», где обязательно брали большой гамбургер и стакан кока - колы.
Чем могла порадовать действительность Сыктывкара 70-х годов молодого жителя города? Ничем особенным, в принципе, жизнь была размеренно тускла, невзрачна и наполнена фальшью, которая особенно остро стала ощущаться в середине 80-х годов. В школе и в институтах говорили про «загнивающий Запад» холёные лекторы из горкомов и обкомов, а потом эти же лекторы переодевались в американские джинсы, надевали модные кроссовки и куртки, стремясь хоть немного походить на героев голливудских фильмов.
Но неухоженные и плохо освещённые городки были на только на просторах Союза, но и по всему миру. В принципе, читающим людям достаточно вспомнить итальянскую прозу середины ХХ века, или романы Орхама Памука, чтобы вспомнить тоску и стремление к чему-то недостижимо радостному и красивому, которые описывают герои произведений.
Ужасно, что через 50 лет выяснилось, что тотальный комплекс неполноценности был искусственно создан машиной американской пропаганды и что та самая знаменитая американская мечта и, шире, западный стандарт жизни, был недоступен для десятков миллионов людей как в СССР, так и на Западе, не говоря уже про страны Азии.
Любители американского кинематографа, не того, который блокбастеры, а авторского, могли видеть, что такие же неопрятные городки существовали и в самом центре культурного мироздания, то есть в США. И там была та же пыль, та же тишина на улицах, и там молодые люди, даже одетые в джинсы, мечтали о большой жизни, как и молодой человек из Сыктывкара или Нарьян-Мара, например.
Мечты и планы о приобщении к этой большой жизни редко связывалась с русской пословицей «где родился, там и пригодился». Для подлинной самореализации надо было ехать за тридевять земель, желательно прочь из родных мест, туда, где ярко светила реклама и окна небоскребов заменяли Луну. И это было общее чувство, которое объединяло миллионы потребителей американской мечты и, очень часто, даже собственно американский мир.
Сегодня всем понятно, что именно это желание войти в число приобщенных к благам цивилизации стало главным двигателем событий августа 1991 года. И тот факт, что страны Европы и Азии обошлись без сильных социальных потрясений, не умаляет величие обуревавшей общества этих стран мечты. Хотя, как без потрясений – падение социалистических режимов стран Восточной Европы также имело одним из триггеров стремление к «американской (или цивилизованной) мечте».
Образ «настоящей» жизни, которая могла быть только в таком американизированном варианте, только с таким набором ценностей и только в таком неолиберальном политическом контексте, создавался военной экспансией или конфликтами, нет - усилия тысяч и тысяч американских творцов и разнообразных стратегов, транслирующих нужную идеологию. Всё это стало частью той самой мягкой силы, результатами которой живут десятки стран последние 30 лет. Джозеф Най мог без колебаний отнести на свой счет и распад Варшавского блока, и гибель СССР, и формирование антиправительственных оппозиций на Востоке и в Азии.
Прошло 30 лет, и стареющий Най, а с ним и весь мир смог воочию убедиться, токсины мягкой силы оказались не вечны. Все страны, включая Россию, решившиеся пойти за американкой мечтой, оказались на грани полного разрушения и потери суверенности. Только мучительные усилия властей, а также осознавших порочность иллюзий национальных творцов, смогли противостоять безумию интернационала отверженных. Впрочем, сама американская мечта тоже претерпела значительные изменения.
В 2021 году премию «Оскар» в номинации «Лучший фильм» получила работа Хлои Чжао «Земля кочевников», где энергичный американский парень в джинсах и на крутой машине, чуть ли не полвека воплощавший для всего мира идеалы Америки, превратился в нищую пожилую женщину, лишенную дома, работы, семьи. Её американская мечта реализовалась в стареньком фургончике, в котором она путешествует по стране от одной случайной подработки к другой. При этом фильм настойчиво пытается доказать, что эта женщина все равно счастлива. Но вряд ли современный молодой человек из Сыктывкара решит бросить все и последовать её примеру. Этот фильм, независимо от воли создателей, стал финальной точкой в длительной деградации американской мечты. Да и сам Сыктывкар за прошедшие полвека успел измениться. Сейчас это красивый современный город с отличным интернетом и прочими технологическими чудесами, которыми может похвастаться далеко не каждый город США.
Смерть Ная имеет свой символизм в истории американской мечты. Он подвёл под неё мощную идеологическую платформу, он увидел разрушительное действие этой мечты на геополитических противников, и он же увидел, как она превратилась в скромный жизненный план просто поддержать собственное физическое существование. Судя по социальным проблемам современных мегаполисов США, где есть кварталы маргиналов полных наркоманов, реализовать этот план удаётся далеко не всем американским гражданам. Похоже, после смерти Ная президент Трамп остался единственным человеком в мире, который помнит, каким политическим ресурсом обладали джинсы. Но сделать их снова великими теперь уже будет куда сложнее. Тем более, что в мире джинсовой индустрии произошли глобальные изменения, и смыслы «тех самых штатовских» джинсов размыты в современных субкультурах. Виной этому стала, как говорил ещё Карл Маркс, безудержное стремление к наживе и, как следствие, перенос производств культовых американских брендов в страны третьего мира. Со всеми сопутствующими издержками – удешевление материалов, падение качества и просто развенчание фразы «Made in USA».
Сегодня джинсы не инструмент мягкой силы, а просто одежда.
История не закончена. Она вполне себе может быть цикличной, и идеологические преемники Джозефа Ная готовят новые смыслы теперь уже для трамповской Америки.
Сегодня, в условиях не спадающей, а даже растущей геополитической напряжённости, мягкая сила становится историческим примером. На первый план выходят традиционные инструменты жёсткой силы – наращивание ВПК, военные альянсы, экономические санкции, политическое давление. В этом контексте вполне объяснимо решение президента США Трампа о закрытии флагманов американской мягкой силы – агентства USAID, радио «Свобода» и «Голос Америки». Сокращение финансирования и сужение географии деятельности испытали на себе и многие другие культурные институты – Альянс Франсез, Британский совет, Гёте-институт. Появление в ряде стран законов «об иноагентах», ограничивающих иностранное вмешательство, – из той же области.
Концепцию мягкой силы, созданную Джозефом Наем, нужно воспринимать как продукт определённого времени, с его верой в торжество неолиберального глобализма и незыблемость могущества США. Теперь уже ясно: всё это – преходяще и такие установки не способны разрешить накопившиеся глубинные противоречия и кризисы мирового развития. Тем более, что во многом они их и создали.