18 января 1970 года в Горьком (ныне Нижний Новгород) произошло то, о чём страна узнала только спустя четверть века. До 1995 года этот трагический инцидент был под грифом «совершенно секретно». На заводе "Красное Сормово" при испытаниях атомной подводной лодки К-320 произошла одна из самых страшных техногенных катастроф в истории советской оборонки — авария с выбросом 75 000 пюри радиации, почти вдвое больше, чем на Чернобыльской АЭС в первые часы.
Гонка сроков и ошибка, стоившая жизней
СССР спешил. Нужно было закончить работы к дню рождения Ленина — и это значило, что испытания реактора велись в выходной, в воскресенье. Бригаде монтажников поручили рутинную задачу — заменить пластмассовые заглушки первого контура на металлические. Но, то ли по забывчивости, то ли из-за желания уйти домой пораньше, заглушки не поменяли.
Во время гидравлических испытаний они лопнули под давлением, и произошёл несанкционированный пуск реактора. В течение нескольких секунд он работал на предельной мощности. Столб воды пробил стеклянный потолок, в воздух вырвался облако радиоактивного пара.
Первые жертвы — и первое молчание
Трое рабочих скончались в тот же день от острой лучевой болезни. Их отправили в Москву в ту же больницу, куда позже поступят ликвидаторы Чернобыля. Тела вернули в Горький в цинковых гробах. Цех был закрыт, но скоро встал вопрос: кто будет устранять последствия?
Флот отказался от участия, хотя экипаж лодки уже был готов. Руководство ВМФ запретило морякам приближаться к заражённой субмарине. Все работы по дезактивации поручили рабочим завода.
"Ребята, случилась беда..."
20 января прошло собрание, на котором выступил академик Александров, один из разработчиков реактора. Он сказал прямо: «Случилась беда. Надо помочь». И простые маляры, крановщики, уборщики, судостроители пошли в заражённый цех.
С шваброй — в радиоактивный ад
Ликвидатор вспоминает: «Вошли в цех — тишина, мрак, силуэты субмарин. Закурили от волнения — сняв повязки. Кто знал, что это — смертельно? Швабра, ведро, тряпка — и начинай оттирать реактор. Всё стекало в Волгу».
Стена между заражённой частью цеха и соседней, где шла сборка другой подлодки, была тонкой. А вентиляция и водоснабжение — общие. Но работы не останавливали: главное — сдать боевые корабли в срок.
В итоге реактор заменили, обе лодки сдали. А рабочие начали умирать.
Молчание, болезни и никакой компенсации
Нина Александровна, маляр: «Сказали — лопнула труба с горячей водой. Мы поверили. Потом загнали в душ на несколько часов. И домой. А потом позвали — убирать. До крови руки стирали. Пили спирт, чтоб не бояться. Но уже тогда было поздно».
Вячеслав Танцюра, слесарь: «Не пил, был спортсменом. После смен стал овощем. Лежал в больнице, зрение, слух, сердце — всё пошло. Платили 300 рублей за работу в зоне. Средняя зарплата — 150. А здоровье?»
Секретность была абсолютной. Даже говорить родным было запрещено. За разглашение — тюрьма. А официальная версия аварии — «конструкторская ошибка».
"Нас как будто не было"
Подлодка К-320 прослужила почти 20 лет, охраняя границы СССР. Руководству завода дали орден Октябрьской революции. О трагедии забыли. О людях — тоже.
По состоянию на 2020 год, из полутора тысяч ликвидаторов в живых осталось около 200. Но даже законы о льготах, действующие для ликвидаторов Чернобыля и "Маяка", не распространяются на участников дезактивации К-320. Потому что завод формально не производил подлодки. Бумажная реальность победила правду.
Они остались в тени
Ликвидаторы создали организацию "Инвар-70", пытаясь добиться признания. Её глава Виталий Войтенко говорит:
«Разве мы не были там? Разве не оставили в этой лодке здоровье? Даже район был заражён. Но все молчали. И молчат до сих пор».