Про этот дом не писали в газетах, не снимали сюжеты и не обсуждали на форумах. Просто с покосившейся автобусной остановки у поворота на просёлочную дорогу местные всегда уходили пешком, даже если вызывали такси — машины туда не ездили. Летом он зарастал бурьяном по окна, а зимой стоял посреди поля, как выброшенный зуб — тёмный, неровный, безжизненный. Но пустым он не был. Никогда.
Его продавали дёшево, почти даром. Никто не говорил о странностях — просто «не сошлись с местом», «устали от природы», «решили вернуться в город». Так и попадался этот дом в руки людям, ищущим тишину, уставшим от суеты. И каждый раз всё повторялось: неделю спустя соседи видели брошенный велосипед, открытые двери, и ни души внутри. Никто не возвращался за вещами. Люди исчезали.
Маша и Игорь нашли объявление в марте. Им нужен был перезапуск — она пережила выкидыш, он устал от её слёз. Уехать за город, купить недорогой дом, начать всё заново. Они не верили в суеверия. Дом показался обычным — запах пыли, облупленная краска, скрипучие половицы. Но в нём не было ощущения заброшенности. Паутины почти не было, как будто кто-то только что ушёл. В спальне был свежий след на покрывале, будто кто-то лёг.
На второй день Маша услышала шаги на чердаке. Проверили — пусто. На третий Игорь заметил в саду девочку с чёрной косой, но подумал, что померещилось. На четвёртый в доме резко похолодало, даже дрова в печи не помогали. На пятый они проснулись от стука — кто-то бился в окна изнутри. На шестой Игорь сказал, что ночью Маша стояла у кровати и смотрела на него, хотя она крепко спала в другой комнате.
На седьмой она проснулась одна. В доме было тихо. Слишком. Вода не лилась, огонь не горел, двери не открывались. Игоря не было. Маша прошла все комнаты, звала, плакала, стучала в стены. Она слышала, как кто-то зовёт её снизу, из-под пола. Но спуститься в подвал не могла — он пропал. Просто исчез. Вместо люка был гладкий бетон.
Позже соседи говорили, что видели, как она выбежала на улицу босиком, с порезами на ногах и взглядом, в котором не было ни капли разума. Её подобрали какие-то дачники, отвезли в больницу. Она не говорила, не ела, просто смотрела на стены. Спустя год умерла в клинике для душевнобольных. Перед смертью нацарапала на стене три слова: «Дом не пустой».
И снова появилась запись о продаже.
