15 мая 1848 года в вятском селе в семье деревенского священника родился Виктор Михайлович Васнецов — художник, живописец, создавший произведения на темы национальной истории, русских былин и сказок. В десятилетнем возрасте был отдан в духовное училище, а затем переведен в Вятскую духовную семинарию. На последнем курсе семинарии Виктор Михайлович решил, что уедет из Вятки в Петербург и поступит в Императорскую Академию художеств – воспитанником Академии В. М. Васнецов становится в 1868 году. В Академии началась дружба художника с Репиным, Антокольским, Крамским, Стасовым. Из академических педагогов Васнецов особенно ценил П. П. Чистякова. Во время обучения В. М. Васнецов получил две малые серебряные медали за учебные работы, а через два года ему вручили Большую серебряную медаль за картину «Христос и Пилат перед народом».
В 1876–1877 художник совершил поездку в Париж. С 1878 жил в Москве. С начала 1880-х принимал участие в деятельности Абрамцевского кружка. Экспонент выставок Товарищества передвижных художественных выставок, Союза русских художников, Московского общества любителей художеств, «Мир искусства» и др. Автор росписей во Владимирском соборе в Киеве (1885–1896), картонов для мозаик Русской церкви в Дармштадте (1899–1901), храма Воскресения Христова в Петербурге (1893–1901), собора Александра Невского в Варшаве (1906–1911). По его проектам построена церковь в Абрамцеве (1881–1882), фасад Государственной Третьяковской Галереи (1900). Действительный член Императорской Академии художеств (с 1893, в 1905 отказался от звания).
«Я считаю, что в истории русской живописи "Богатыри" Васнецова занимают одно из первейших мест», — выразил общее мнение В. В. Стасов. Сравнивая «Бурлаков» Репина с «Богатырями», Стасов писал: «И тут и там — вся сила и могучая мощь русского народа. Только эта сила там — угнетенная и еще затоптанная... а здесь — сила торжествующая, спокойная и важная, никого не боящаяся и выполняющая сама, по собственной воле то, что ей нравится, что ей представляется потребным для всех, для народа».
«Между тем слава Васнецова росла и не всегда радовала его: неумеренные, а подчас и неумные, почитатели его соборных работ равняли их с великими произведениями итальянского Ренессанса, чаще других с Рафаэлем. Такие восторги принимались Виктором Михайловичем с благодушной иронией и он, отшучиваясь, говорил: «Ну, где уж там — Рафаэль, хоть бы Корреджио-то быть». Здоровый критический ум, его честность перед собой спасали его от обольщений. Он говорил как-то о себе, вспоминая о судьбе Кукольника: «Хорошо-то оно хорошо, но и Кукольник думал о себе, что он Пушкин, да ошибся... так Кукольником и остался, это помнить надо». Думается, что, написав «Каменный век», «Игорево побоище», «Аленушку» да и еще кое-что, Виктор Михайлович «мог спать спокойно». Опасность же не забвения, а охлаждения некоторой части русского общества начиналась уже в конце девяностых годов. Но самое опасное для Васнецова заключалось в том, что он, в свое время, в годы своего академического ученичества не прошел не только школы Иванова и Брюллова, но не прошел он и той, более поздней, школы, которую прошли Репин или Серов. Тут невольно вспоминаются слова «юродствующего мудреца» Павла Петровича Чистякова: он говорил, что у него «было два ученика — один Виктор Васнецов, — он не допекся, другой — Савинский, тот — перепекся». Вот это-то «не допекся», незаметное в пору расцвета огромного таланта Васнецова, и стало более и более тяготеть над ним в пору его усталости. Те знания, что были — иссякли, а об их обновлении, оздоровлении на натуре, на живой природе, на которой можно было без конца еще учиться, доучиваться, было некогда и, может быть, не хотелось думать. Ведь после ряда лет бурного творчества так скучно учиться... Впереди так много дела: там Варшавский собор, Храм Воскресения в Петербурге, храм в Гусе-Хрустальном, — а там далеко, далеко мерещится отдых, отдых на любимых темах, на давно облюбованной серии сказок...
[…] Виктор Михайлович Васнецов был истинным художником и никем и ничем иным быть он не мог. Он прожил хорошую, честную, трудовую жизнь — и его ли вина, что жизнь эта сложилась, быть может, не так, как она мерещилась в пору молодости его огромного таланта, и что он дал не все, что ждало когда-то от этого таланта русское общество? И то, что оставил нам Васнецов в наследство, не всякому удается оставить. Наследство это еще не раз будет в корне пересмотрено, и я верю, что Родина наша, столь беззаветно им любимая, еще много раз помянет его добрым словом своим...».
М. В. Нестеров. Давние дни
