Анна Светлова живет двойной жизнью: днем она – талантливая учительница рисования, раскрывающая перед детьми магию цвета, а ночью – художница, чьи полотна никто не видит. Семь лет она ждет чуда, которое не случается, пряча от мира два своих величайших страха: страх быть отвергнутой как мать и как творец.
Глава 1: Мел и краски
Мел крошился в пальцах. Анна поморщилась, стряхнула белую пыль с ладоней и зачем-то потерла их о юбку, оставив еле заметные следы. За семь лет преподавания она так и не научилась носить с собой влажные салфетки — все равно через час руки снова будут в меловой пыли, акварели или гуаши.
Классная доска уже пестрела разноцветными схемами. Сегодня седьмой «Б» изучал основы цветового круга, и Анна, сама того не замечая, превратила обычное объяснение в маленький спектакль. Когда она говорила о цветах, её голос менялся — становился глубже, живее. Это была её территория, её стихия, где она чувствовала себя по-настоящему собой.
— Анна Дмитриевна, — с задней парты поднял руку Витя Ковалев, вечно взъерошенный мальчишка с разбитыми коленками даже зимой. — А почему художники так любят рисовать яблоки? В учебниках все время яблоки-яблоки...
Кто-то в классе хихикнул. Анна улыбнулась — вопрос был неожиданный, но хороший.
— Отличный вопрос, Витя, — она отложила мел и оперлась о стол. — Яблоко — удивительный объект. Оно имеет простую форму, но при этом бесконечное разнообразие оттенков. Посмотри, — она взяла со стола настоящее яблоко, которое принесла для натюрморта, — здесь красный не просто красный. Здесь целая симфония: от желто-зеленого у плодоножки до темно-бордового на боку. А еще... — она чуть повернула яблоко, подставляя его свету из окна, — видишь блик? Вот из таких мелочей и складывается настоящее искусство.
Класс затих. Даже Дима Сорокин, обычно не вылезающий из смартфона под партой, смотрел на яблоко так, будто видел его впервые в жизни.
— А правда, что если смешать все цвета, получится чёрный? — Маша Корнеева, староста класса, подняла руку так высоко, словно хотела дотянуться до самого потолка. У девочки были рыжие веснушки, разбросанные по лицу, как брызги краски, и серьезный, вдумчивый взгляд человека, рожденного быть лидером.
— Не совсем, — Анна улыбнулась, чувствуя, как от этого вопроса внутри что-то теплеет. Детская любознательность всегда действовала на неё как бальзам. — В красках — да, получится грязно-коричневый, почти чёрный. А вот если смешать все цвета света, выйдет белый.
— Да ну, как так? — недоверчиво протянул долговязый Кирилл с последней парты, где он сутулился, пытаясь казаться ниже, чем есть. Его постоянно дразнили «жирафом», и он ненавидел свой рост почти так же сильно, как Анна — вопросы о детях.
Вместо ответа она быстрыми, уверенными движениями набросала на доске радугу, потом взяла желтый мел и нарисовала сияющее солнце, от которого во все стороны расходились лучи. Еще несколько штрихов — и на доске появилась призма, преломляющая белый свет на цветные составляющие.
— Видите? — Анна постучала мелом по рисунку. — Свет содержит все цвета сразу. Когда луч проходит через призму — например, через капли дождя, — он расщепляется на составные части. Поэтому мы и видим радугу после дождя.
— Как в той песне, помните? — вдруг выпалила Катя Воронина, обычно молчаливая девочка с косичками-пружинками. — «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Красный, оранжевый, желтый...
— Точно, Катя! — подхватила Анна, радуясь неожиданному участию тихони. — Это мнемоническое правило для запоминания цветов радуги по порядку.
Дети смотрели на доску как зачарованные, и в их глазах отражалось то самое удивление, ради которого она и выбрала когда-то эту профессию. Пусть даже язвительная Боброва из параллели считает, что преподавать изо — несерьёзно. «Физика, математика — вот настоящие предметы! А рисование — так, развлекаловка для тех, кто не тянет на что-то посложнее».
Анна мысленно поморщилась, вспомнив вчерашнюю реплику коллеги. В учительской об этом не говорили вслух, но многие считали именно так. Для них искусство было чем-то необязательным, вроде украшения на торте — красиво, но не питательно.
— А теперь открывайте свои альбомы, — Анна хлопнула в ладоши, возвращая внимание класса. — Сегодня рисуем собственный цветовой круг. Кто закончит раньше, может приступить к творческому заданию. Представьте, что вы дизайнер и создаёте логотип для... для чего угодно. Главное условие: используйте контрастные цвета.
Класс зашелестел бумагой и зашуршал пеналами. Анна прошлась между рядами, наблюдая за работой. Тонкие детские пальцы выводили пока еще неуверенные линии, смешивали краски, пачкались в гуаши.
Вот Кирилл, стиснув зубы от усердия, выводит неровные круги, сам того не замечая высунув от напряжения кончик языка. Потный Егор, чьи щеки всегда пылали, будто ему вечно жарко, уже смешивает краски на палитре с таким сосредоточенным видом, словно готовит ядерную реакцию. Маша аккуратно расчерчивает циркулем идеальные окружности — всегда перфекционистка, даже в рисовании.
А вот Лиза Ковальчук, новенькая, тихая девочка с глазами олененка, аккуратно достает из пенала какие-то цветные карандаши, явно профессиональные — Анна узнала марку. Интересно.
— У тебя художественные карандаши? — спросила она, наклонившись к Лизе.
Девочка вздрогнула, словно её поймали на чем-то запретном.
— Д-да... Мама купила. Она иллюстратор детских книг, — еле слышно произнесла Лиза, опустив глаза. — Можно ими рисовать?
— Конечно, — улыбнулась Анна. — У тебя прекрасные материалы. Покажешь потом, что получится?
Лиза робко кивнула, и Анна заметила, как расслабились её плечи. Новенькой было непросто в классе — она появилась всего месяц назад, и дети еще не приняли её в свой круг.
Анна любила эти моменты больше всего. Тишина, нарушаемая лишь скрипом карандашей и шорохом бумаги. Полная сосредоточенность. Никаких вопросов о личной жизни и понимающих взглядов от коллег, когда речь заходит о детях.
— Анна Дмитриевна, помогите! — вдруг взмолился Егор, отрывая её от мыслей. — У меня вместо оранжевого какая-то грязь получается.
Она подошла к мальчику и присела рядом на корточки. Его палитра действительно напоминала болото — все оттенки смешались в неаппетитную кашу. Анна взяла кисть, обмакнула её сначала в воду, потом промокнула салфеткой и аккуратно набрала немного желтой краски, затем чуть коснулась кисточкой красной. Несколько точных движений — и на чистом участке бумаги заиграл сочный оранжевый.
— Видишь? — она передала кисть мальчику. — Слишком много красного у тебя было. Добавь желтого, но осторожно, буквально касанием. И всегда мой кисть перед набором нового цвета.
— Вау! — выдохнул Егор, глядя на результат с восторгом. — У вас как по волшебству получается!
— Никакого волшебства, — Анна мягко улыбнулась, выпрямляясь. — Просто практика.
Тысячи часов практики, которые никто не видел. Бессонные ночи с кистью в руке. Холсты, спрятанные от чужих глаз. Вся её тайная жизнь, которую она тщательно оберегала от мира.
Егор смотрел на неё с восхищением, а в голове у Анны мелькнула предательская мысль: если бы у неё был сын, у него тоже были бы такие же внимательные глаза? Она тут же отогнала её, как назойливую муху. Нельзя. Не сегодня. Не здесь.
— Анна Дмитриевна, — шепнула вдруг Лиза, привлекая её внимание, — а можно я нарисую не логотип, а... просто картинку?
Девочка протянула ей набросок — на нем была изображена женская фигура у моря, повернутая спиной к зрителю. Несмотря на схематичность, в рисунке чувствовалась тоска и ожидание.
— Это моя мама, — пояснила Лиза так тихо, что никто, кроме Анны, не мог услышать. — Она все время смотрит на море и ждет, когда папа вернется из плавания.
Анна почувствовала, как что-то сжалось в груди. Ожидание — такое знакомое чувство. Только она ждала не человека, а чудо, которое никак не хотело случаться.
— Конечно, можно, — она осторожно вернула рисунок. — У тебя талант, Лиза. Наследственный, видимо.
Девочка просияла и вернулась к работе с удвоенным энтузиазмом.
Когда прозвенел звонок, Анна собрала сданные работы, среди которых нашлось несколько действительно интересных решений. Егор, вдохновившись её помощью, нарисовал логотип пожарной службы в красно-синей гамме. Маша создала эмблему цветочного магазина, в которой присутствовали все оттенки зеленого, какие только можно было выжать из школьной гуаши. А работа Лизы... Анна отложила её отдельно. Нужно будет поговорить с девочкой индивидуально, такой талант нельзя оставлять без внимания.
— Анна Дмитриевна, у вас просто талант, — искренне сказала Маша, задержавшись у стола после того, как остальные дети выбежали из класса. — Вы могли бы выставляться в настоящих галереях.
Это замечание неожиданно кольнуло. Анна почувствовала, как к щекам приливает кровь, а пальцы холодеют. Девочка попала в самое больное место, сама того не понимая.
— Ты тоже очень способная, Маша, — она потрепала ученицу по плечу, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Продолжай в том же духе. А теперь беги, звонок прозвенел.
Когда за Машей закрылась дверь, Анна медленно опустилась на стул и положила руки на стол, глядя на свои тонкие пальцы с въевшимися под ногти следами красок. Рисование всегда было её страстью — с самого детства, когда родители подарили ей первый набор акварели. В художественной школе её хвалили, в художественно-педагогическом институте пророчили блестящее будущее. Десять лет назад, едва получив диплом, она создала серию работ, которыми гордилась по-настоящему. Профессора говорили о выставке, о перспективах. А потом... потом пришел страх. Страх оценки, страх непризнания, страх быть осмеянной. И холсты, один за другим, стали прятаться в дальний угол квартиры, подальше от чужих глаз.
Семь лет назад она встретила Андрея, и вскоре они начали мечтать о ребенке. Казалось, вот оно – счастье, любовь, скоро будет полноценная семья. Но месяцы складывались в годы, а желанная беременность не наступала. Две мечты, две нереализованные части её жизни — нераскрытый талант и несостоявшееся материнство. Две тайны, две боли, о которых не расскажешь коллегам за чашкой чая.
#женскийроман #учительница #художница #нераскрытыйталант #ожидание #материнство #страхнепризнания #творчество #детскаямудрость #тайнаяжизнь #семейныепроблемы #бесплодие #искусство #рисование #мечты