Ирина помешивала гречку в кастрюле, прислушиваясь к звукам из комнаты. Алексей, ее муж, уже полчаса что-то увлеченно обсуждал по телефону. Судя по обрывкам фраз – «да, мам, конечно», «не переживай, все сделаем» – разговор шел с Раисой Павловной, свекровью. Ирина вздохнула. Этот звонок наверняка означал очередные финансовые вливания в бездонные нужды мамы Алексея.
Вечером, когда они ужинали, Ирина решилась. «Леш, моим родителям на следующей неделе нужно лекарства купить, там сумма приличная выходит, около пяти тысяч. Я хотела…»
Алексей отложил вилку и посмотрел на нее с укоризной. «Ир, ну опять? Мы же только недавно твоим на юбилей дарили. У нас сейчас каждая копейка на счету, ты же знаешь, ремонт машины влетел в копеечку». Его голос был ровным, но с едва уловимыми нотками раздражения, которые Ирина научилась распознавать безошибочно.
«Я знаю, Леш, но это же лекарства, не прихоть», – попыталась настоять она, чувствуя, как внутри поднимается знакомая волна обиды.
«А моей маме, по-твоему, прихоти нужны? – он чуть повысил голос. – Моя мать на меня всю жизнь положила, всем ради меня жертвовала! А твои родители? Много они нам помогли, когда мы начинали? Больше о себе думали».
Это было неправдой, низкой и несправедливой манипуляцией, но Ирина промолчала, лишь крепче сжав губы. Спорить было бесполезно, это привело бы только к скандалу, где она в итоге оказалась бы «неблагодарной и не уважающей его семью». Она молча доела гречку, которая вдруг показалась совершенно безвкусной.
Позже вечером, когда Алексей уже спал, Ирина сидела за ноутбуком, проверяя онлайн-банк. Рутинная процедура, но сегодня что-то заставило ее зайти в историю операций по счету мужа – у них был общий бюджет, но основные траты и переводы он всегда делал со своей карты, так «удобнее». Пальцы замерли над мышкой. «Перевод частному лицу. 35 000 рублей. Получатель: Раиса П.». Дата – сегодняшняя. Тридцать пять тысяч! После того, как ей отказали в пяти на лекарства для ее родителей!
Холодная ярость обожгла Ирину. Она резко развернулась к спящему мужу. «Леша!»
Он что-то недовольно промычал и перевернулся на другой бок.
«Алексей!» – уже громче позвала она.
Он сел на кровати, недоуменно моргая. «Что случилось? Пожар?»
«Почему ты тратишь наши деньги на свою мать, а для моей родни жалеешь каждую копейку?!» – вырвалось у нее прежде, чем она успела обдумать тон. Но сейчас ей было все равно.
Алексей потер лицо руками. «Опять ты за свое? Ир, я же объяснил, маме нужно. У нее там… дела».
«Какие дела на тридцать пять тысяч, Леша? После того, как ты мне сказал, что у нас нет пяти тысяч на лекарства для моих родителей? Ты считаешь это нормальным?»
«Не начинай, а? – он снова лег и отвернулся к стене. – Ты просто не уважаешь мою семью. Моя мама – это святое. И не лезь в мои отношения с ней».
Последняя фраза «И не лезь в мои отношения с ней» ударила особенно больно. Получалось, что когда деньги нужны были его матери, они волшебным образом становились «общими» и всегда находились. Но стоило Ирине заикнуться о помощи своим родителям, как эти же «общие» деньги тут же превращались в «наши, которых, к сожалению, нет». Этой ночью Ирина почти не спала. Обида смешивалась с горьким осознанием, что так больше продолжаться не может. В свои тридцать восемь она чувствовала себя не полноправным партнером в браке, а какой-то просительницей, вечно виноватой и обязанной молчать.
В последующие недели Ирина стала внимательнее. Она больше не верила обтекаемым фразам мужа о «неотложных нуждах» свекрови. Случайно подслушанный телефонный разговор Раисы Павловны с подругой, когда та заезжала к ним «на чаек», расставил все по своим местам. Свекровь радостно щебетала о том, как «Лешенька помогает дачку обновить, веранду стеклят, красота будет!», а потом обмолвилась о планах на «бархатный сезон у морюшка, если все сложится».
Ирина почувствовала, как кровь бросилась в лицо. Дача, веранда, море… А ее родители должны были выкручиваться, чтобы купить жизненно необходимые препараты. Попытка поговорить с Алексеем снова закончилась провалом. «Ты просто завидуешь моей маме!» – бросил он ей в лицо. – «Вечно ты всем недовольна! Хочешь разрушить нашу семью из-за денег?»
«Я хочу справедливости, Леша», – тихо, но твердо сказала она тогда. Но он ее не услышал. Или не захотел услышать.
Ирина замкнулась. Перестала просить, перестала спорить. Внутри нее что-то надломилось и одновременно начало твердеть. Она стала аккуратно вести записи: все крупные траты мужа на его мать, все свои вынужденные экономии. С каждой зарплаты она начала откладывать небольшую сумму на отдельный, тайный счет. Не для себя – для своих родителей, для той самой «копейки», которую Алексей для них жалел. Это давало ей крошечное, но важное чувство контроля и независимости. Она больше не была беспомощной. Она готовилась.
Кульминация наступила неожиданно, как это часто бывает. В субботу утром раздался звонок от ее мамы. Отец почувствовал себя хуже, нужно было срочно купить дорогое импортное лекарство, которое не входило в льготный список. Ирина, зная, что на ее «тайном» счету пока недостаточно денег, с замиранием сердца подошла к Алексею.
«Леш, папе плохо, нужно лекарство, тысяч семь…»
«Ира, ну сколько можно? – устало протянул он, не отрываясь от экрана ноутбука. – У нас сейчас реально трудные времена. Я же просил потерпеть».
Ирина молча кивнула. Она вышла на кухню, позвонила маме и твердо сказала: «Мам, не волнуйся, деньги будут, я все куплю сегодня». Она знала, что это почти вся ее «заначка», но сейчас это было неважно. Собрав остатки своих накоплений, она поехала в аптеку и купила отцу необходимое лекарство. Облегчение от того, что она смогла помочь, смешивалось с горечью от очередной несправедливости мужа.
Вернувшись домой, все еще взвинченная, она увидела на экране того же ноутбука, от которого Алексей не отрывался утром, открытую вкладку – он выбирал билеты на концерт какой-то заезжей знаменитости. Два билета в партер. Для Раисы Павловны и ее подруги, как он потом нехотя признался, когда она его спросила. Стоимость этих билетов почти вдвое превышала сумму, которую она, опустошив свои скромные сбережения, только что потратила на лекарство для отца.
Это стало последней каплей. Вся накопленная обида, вся горечь, все унижение последних месяцев – все это вдруг превратилось в холодную, звенящую решимость.
Вечером, когда Алексей вернулся с работы в благодушном настроении, предвкушая, как его мама с подругой сходят на концерт, Ирина ждала его в гостиной. На журнальном столике лежала ее тетрадь с записями.
«Леш, нам нужно поговорить», – сказала она так спокойно, что он даже не сразу понял, что это начало бури.
«О чем, зай?» – он попытался ее обнять, но она мягко отстранилась.
«О наших финансах. И о нашем уважении друг к другу». И она начала говорить. Спокойно, без крика, но с такой убийственной логикой и неопровержимыми фактами, что Алексей сначала пытался отшучиваться, потом хмурился, потом начал злиться, но под ее твердым взглядом и цифрами в тетради его запал постепенно иссякал. Она перечислила все крупные суммы, ушедшие его матери за последние полгода, все его отказы ей в гораздо меньших просьбах, все его отговорки.
«Я не против, чтобы ты помогал своей маме, Леша. Она твоя мама, – закончила Ирина. – Но я против того, чтобы это делалось за счет моей семьи и моих родителей. Я предлагаю разделить бюджет. Определенная сумма – на общие нужды: квартира, еда, машина. Оставшиеся деньги каждый из нас тратит по своему усмотрению, в том числе на помощь своим родителям. В равных долях или по договоренности, но это должно быть честно и открыто. Иначе я не вижу смысла в таком… партнерстве». Последнее слово она произнесла с едва заметной горечью. Она дала ему понять, что готова идти до конца, что ее терпение лопнуло.
Алексей молчал, ошеломленный. Он смотрел на жену так, словно видел ее впервые. Эту тихую, уступчивую Ирину, которая вдруг превратилась в непреклонного обвинителя с бухгалтерской книгой в руках. Он привык, что она всегда уступает, всегда прощает, всегда понимает. А сейчас… сейчас она ставила условия.
Разговор был долгим, тяжелым, временами переходящим на повышенные тона, но Ирина не отступала. Она чувствовала, как внутри нее растет не злость, а странное, почти забытое чувство собственного достоинства.
К ночи Алексей, вымотанный и впервые, кажется, по-настоящему задумавшийся, неохотно согласился. «Хорошо, – буркнул он. – Давай попробуем твою систему. Но если это…»
«Это не разрушит нашу семью, Леша, – мягко, но твердо прервала его Ирина. – Это, возможно, единственный шанс ее сохранить. На принципах уважения».
Это не было мгновенным преображением Алексея в идеального мужа. Но это был первый, невероятно важный шаг. Ирина знала, что теперь, в следующем месяце и всегда, она сможет открыто и без чувства вины выделять деньги на помощь своим родителям, так же как и он – своим.
Она ощущала огромное облегчение, словно с плеч свалился тяжелый груз, который она несла много лет. Она поняла, что ее голос имеет значение, что она имеет право на свои чувства, свои потребности и свои границы. В их семье установилось новое, хрупкое равновесие, основанное не на привычке и молчаливом терпении одной стороны, а на попытке договориться. И глядя на немного растерянного и уже не такого самоуверенного мужа, Ирина чувствовала не только удовлетворение от маленькой победы, но и робкую надежду. Надежду на то, что они смогут построить настоящие, честные отношения. Копейка к копейке, шаг за шагом.