Александр Беленький продолжает рассказ о великих боксёрах-тяжеловесах прошлого.
Часть 1. Интервью с Ленноксом Льюисом
После такой победы и над таким противником, как Анджей Голота (напомню: это было в 1997 году, а не десять лет позже), американцам все-таки пришлось заметить Льюиса, тем более, что Тайсон уже обкусал уши Холифилду и был дисквалифицирован на неопределенный срок. Теперь Льюису принадлежал титул WBC, а Холифилду – WBA. Был еще, правда, Майкл Мурер, которому уже год как принадлежал титул по версии IBF, а он по-прежнему никого не интересовал, так как для большинства остался боксером, проигравшим 45-летнему Формену. Однако теперь он приобрел неожиданную ценность, так как идея снова объединить все титулы в одних руках витала в воздухе.
Эвандер не стал откладывать дело в долгий ящик, тем более, что у него был счет к Муреру. Бой состоялся 8 ноября 1997 года в Лас-Вегасе. Сразу скажу, что никакой интриги не получилось. Холифилд просто разнес Мурера в пух и прах, и это при том, что Майкл в кои-то веки настроился на бой. Эвандер на этот раз легко приспособился к правосторонней стойке Мурера, он постоянно сокращал дистанцию, полагая, что на близком расстоянии не так уж и важно, левша твой противник или правша. Тем более, когда противник только стоит, как левша, а на самом деле он – правша. Надо сказать, что он оказался прав. Это действительно было не важно. В любом случае, он решил проблему Майкла Мурера, если там вообще была какая-то проблема.
Первые четыре раунда прошли в целом под диктовку Холифилда. Количество перешло в качество в пятом раунде, когда Эвандер в первый раз послал Майкла в нокдаун. В шестом Холифилд взял паузу, чем немного усыпил бдительность Мурера, а в седьмом снова дважды отправлял его на пол, но Майкл, пусть и с обреченным видом, но вставал.
В восьмом раунде Эвандер еще дважды послал его в нокдаун, но Мурер успевал подняться до того, как рефери заканчивал счет. Тем не менее, под конец раунда его состояние так ему не понравилось, что он позвал врача. Тот осмотрел Мурера и посоветовал остановить встречу, что рефери и сделал. Холифилд стал чемпионом мира по двум версиям, WBA и IBF.
Однако помимо Мурера в этом бою был еще один проигравший. Это, как ни странно, был Дон Кинг. Эта история оказалась начисто забытой к 2020-м годам. Но я ее расскажу такой, какой она преподносилась тогда.
По контракту еще на первый матч Холифилд-Тайсон, в случае победы Эвандера он получал на него промоутерские права. Бой Холифилд-Тайсон II принес ему фантастические барыши, но здесь Дон допустил, возможно, самую большую коммерческую ошибку в своей жизни. Он решил, что двукратный победитель Тайсона может его заменить. В результате гонорары за бой Холифилд-Мурер были очень завышены. Только Эвандер получил около 20 миллионов.
Однако публика на бой не пошла и телевизоры по большей части тоже не включила, пожалев 50 долларов, которые надо было выложить за просмотр матча в прямом эфире. В результате Кинг потерял 11 миллионов, что стало широко известно и вызвало массу вполне оправданного злорадства. Великий жулик наконец-то объегорил сам себя. Однако это не затмило того факта, что ни Холифилд, ни кто бы то ни было еще не сможет заменить Тайсона. Битый или небитый, но он интересовал публику больше, чем все остальные тяжеловесы вместе взятые. Теперь это стало очевидным раз и навсегда, нравилось это кому-то или нет. Это была все еще его эпоха. Согласен, это звучит немного странно после того, как в 2024 году в 58 лет Тайсон проиграл некому Джейку Полу, но речь идет о 1997 годе, в котором Железному Майку исполнился только 31 год. Шансов против него у нынешнего Джейка Пола, который тогда только родился, было ровно столько же, сколько было бы и двадцать семь лет спустя. Ноль. Собственно тогда я и не помню, чтобы хоть кто-то, кроме очень пьяных мужиков, говорил, что готов встретиться с Тайсоном.
Тем не менее, своя интрига была и без Тайсона. По-прежнему в качестве раздражающего фактора существовал чемпион мира по версии WBC Леннокс Льюис, матч Холифилда с которым напрашивался сам собой. Однако далеко не все его хотели. Дело в том, что все еще помнили три тяжелейших боя Эвандера с Риддиком Боу, два из которых он проиграл. Шансы некрупного Холифилда против Льюиса, который по физическим параметрам был полным аналогом Боу, казались не очень высокими. И Бог с ним, пусть бы проиграл, но Льюис – ИНОСТРАНЕЦ. Это трудно понять сейчас, в 2020-е годы, но тогда было само собой разумеющимся. Иностранец не должен быть первым в национальном американском спорте.
Статуя Свободы не может вплавь отправиться во Францию, откуда ее когда-то привезли, Голливуд оторваться от Западного побережья и отплыть в Японию, а абсолютный чемпион мира в тяжелом весе не может быть иностранцем. Это еще была Америка XX века, Америка до 11 сентября 2001 года, когда американские самолеты протаранили огромные башни-близнецы на Манхэттене. Америка все еще жила в несколько другом измерении и по другим понятиям. Короче говоря, Леннокс еще раз заставил всю американскую прессу затянуть старую песню о главном. Журналисты постарались не на шутку. Можно было бы привести сотни примеров того, что писала о нем спортивная, околоспортивная и совсем не спортивная пресса, но достаточно будет и одного примера.
30 ноября 1997 года, то есть вскоре после победы Холифилда над Мурером, когда матч с Льюисом стал логически неизбежным, солидная газета «Вашингтон Пост» опубликовала поразительно хамскую статью о Ленноксе, до которой опустился бы не всякий таблоид. Лейтмотив ее заключался в том, что Холифилду совершенно незачем встречаться с Льюисом, так как тот «в лучшем случае лишь сомнительный претендент». Далее шел вообще восхитительный пассаж, который стоит того, чтобы привести его целиком: «Титул по версии WBC, которым он (Леннокс Льюис - Прим. А.Б.) обладает, не пользуется уважением. Однажды он унаследовал его от Риддика Боу, который так презирал пояс чемпиона WBC, что выбросил его в ближайшую урну и предложил Льюису взять его оттуда». Понятно, да? Риддик Боу «так презирал» пояс WBC, которым вообще-то владел Лэрри Холмс, что бросил его в урну!
Еще раз повторюсь: это пишет такое солидное издание, как «Вашингтон Пост», а не стенгазета сумасшедшего дома, которую в рамках занятия трудотерапией под неусыпным надзором врачей создают шизофреники и параноики, которым из медицинских соображений можно позволить некоторые лингвистические изыски. Нетрудно себе представить, что писали остальные. На этом фоне боксерские издания, которые, как, например, известный журнал International Boxing Digest, выходили с портретом Леннокса на обложке и подписью «Льюис – еще одна длинная английская сказка?», выглядели даже прилично.
Самое смешное, что эта дорога все равно вела на ринг. Можно что угодно говорить об американцах, но они не проиграли ни одной войны и уж тем более не привыкли капитулировать без боя. Момент, когда они сами стали бы выталкивать Холифилда на ринг с Льюисом должен был настать, но в 1998 году иногда казалось, что это может так и не произойти.
Позволю себе процитировать еще один большой кусок интервью с Ленноксом Льюисом (речь о нем пойдет ниже), которое я взял у него в самом конце марта 1998 года в Нью-Йорке, даже странно, что с тех пор прошло двадцать семь лет:
«- А тебя огорчают негативные статьи о тебе?
- Меня даже удивляет: столько репортеров так долго пишут обо мне гадости, и им есть все еще что сказать. Как не устали только?
- Я очень хорошо помню, как в начале 90-х о Холифилде писали, что он самый яркий чемпион мира, в блеске уступающий только Тони Таббсу. Тем не менее, ты не думаешь, что тебе будет трудно заключить контракт на выгодный бой в Штатах без такой особой популярности.
- Меня только воодушевляет, что все против меня. Против меня пресса, против меня суперпатриотичная американская публика, тем не менее, я дерусь здесь, в Америке и иду против их истеблишмента, они ведь считают, что европейский боксер – никто, вот они, американцы, это да! И то, что я нахожу в себе силы бороться с этим и даже опровергать, как мне кажется, делает меня более достойным человеком.
- Когда говоришь с Ленноксом Льюисом, то неизбежно возникает вопрос об Эвандере Холифилде. Как ты думаешь, ты встретишься с ним на ринге?
- Я настроен оптимистично. Думаю, что бой все-таки состоится. Это не произойдет, только если Бог не написал этого в своем сценарии моей жизни.
- И как ты расцениваешь свои шансы?
- Я считаю, что я лучший тяжеловес в мире, и мне кажется, публика должна требовать этого боя. Должен быть только один чемпион. Я считаю, что Холифилд обязан встретиться со мной, это его долг перед американской публикой, потому что они смотрят на него, как на своего героя. А что случилось со всеми другими американскими героями такого рода? Где Майк Тайсон? Где Риддик Боу? Где Томми Моррисон? Что с ними со всеми произошло? Так что вся американская публика взирает теперь на него как на своего, народного, чемпиона. Поэтому, как я уже сказал, это его долг перед ними встретиться со мной.
- А что ты думаешь о нем как о боксере и как о человеке?
- Он, конечно, замечательный боец, очень много работал, чтобы добиться того, что имеет. Большинство его боев были настоящими войнами. А как о человеке о нем нельзя сказать ничего плохого, кроме того, что он уклоняется от встречи со мной.
- Ты думаешь, это его команда или он сам?
- Если я хочу с кем-то драться, то я говорю своей команде, чтобы они организовали мне эту встречу. Они должны делать то, что я им говорю, потому что это не я на них работаю, а они на меня. А Холифилд после боя с Майклом Мурером говорит мне: «Я подведу Дона Кинга, если встречусь с тобой». Ты чемпион мира в тяжелом весе – кого и о чем ты должен спрашивать, если ты этого хочешь? На протяжении всей твоей карьеры Дона Кинга с тобой рядом не было. Почему это он вдруг должен подбирать тебе соперников? И потом, ты делаешь то, что тебе велит Бог или Дон Кинг?»
Это интервью было опубликовано в майском номере журнала «Спорт-экспресс» за 1998 год. Сейчас уже не помню почему, но там не нашлось места для описания моего собственного опыта в Америке, непосредственно касавшегося Леннокса Льюиса.
Я прилетел в Нью-Йорк, кажется, 27 марта 1998 года. Интервью было назначено на 31 марта, а двадцать восьмого Льюис проводил в Атлантик-сити бой с известным американским тяжеловесом Шэнноном Бриггсом. Момент для боя был выбран удивительно неудачно. Это время называется в Америке “March madness” (мартовское безумие), так как в это время проводится крайне популярный турнир по баскетболу среди студенческих команд. Из-за этого мне не удалось из Москвы даже забронировать гостиницу, так как в Нью-Йорке все было забито. Я попросил это сделать своего друга американца, но и он сумел забронировать только номер в отеле на Стейтен-айленде, то есть очень далеко от того отеля на Манхэттене, где остановился Льюис.
В аэропорту меня сразу «срисовал» хитрожопый бывший соотечественник Миша, который со словами «Поедешь, как мафия!» засадил меня в кадиллак с затемненными стеклами и повез на Манхэттен, пообещав, что устроит меня в отель в нужном месте, и нечего мне ехать в эти зажопинские выселки под названием Стейтен-айленд. Миша, вопреки расхожему представлению о «наших американцах», меня не обманул. Вообще, он был хороший мужик, и даже не очень дорого взял за свои поистине бесценные услуги.
Он привез меня в небольшой отель буквально в нескольких сотнях метров от отеля Льюиса, перемигнулся с каким-то пуэрториканцем и меня в мгновение ока засунули в только что освободившийся номер. Чтобы застолбиться, я даже отнес туда на всякий случай свои вещи. Так проблема с моим проживанием была разрешена.
А на следующий день вечером я отправился в тур по Нью-Йорку в поисках бара, где есть канал HBO, по которому будут показывать бой Льюиса с Бриггсом, так как в моем отеле его не было, что меня крайне удивило. Я обошел штук пятьдесят баров, но во всех мне сказали, что сегодня здесь будут смотреть «бЭскетбол». Пару раз при упоминании имени Льюиса на меня еще не слишком доброжелательно посмотрели.
Наконец какой-то латино с хитрой мордой, тряся черной гривой волос, указал мне бар, где, как он сказал, сегодня «точно будут смотреть бокс». Улыбочка у него при этом была такая, что только полный идиот не почувствовал бы подвоха, но я решил, что это просто такая латинская любезность, и не ведая сомнений отправился по указанному адресу.
Рыжий бармен встретил меня немного странно.
- Значит ты, англичанин, - сказал он, - хочешь, чтобы мы все тут сели и смотрели вместе с тобой, как ваш большой парень избивает нашего бедного маленького мальчика из Бруклина, да?
Дело давнее. Сейчас я могу сказать, что тогда, во второй раз в жизни, мне вышел боком мой неплохо поставленный британский акцент, благодаря которому меня в Америке обычно принимают за англичанина. Сегодня это уже ушло. Инсульт, перенесенный мною в 2018 году, плохо сказался на моей челюсти. А впервые это случилось в Париже лет за пять до этого, где патриотически настроенная официантка, до сих пор крайне вежливая, после первых моих слов стала обслуживать меня так, словно битва при Азенкуре, позорно проигранная французами английским лучникам в 1415 году, произошла вчера.
Парни, которые стояли рядом у стойки, стали как-то нехорошо подхихикивать и даже слегка сдвигаться в мою сторону, и мне действительно показалось, что бой сегодня состоится не только у Льюиса, но и у его «соотечественника», причем в успехе последнего я сомневался гораздо больше ввиду многочисленности и крепкого сложения потенциальных противников.
Но тут бармен неожиданно сменил гнев на милость.
- Впрочем, если заплатишь сотню (a hundred) – смотри, сколько хочешь. Сдвигавшаяся компания чуть заметно перемигнулась. Я решил рискнуть остаться, тем более, что мне говорили, что на Манхэттане, в отличие от многих других районов Нью-Йорка, по морде обычно не дают.
Я уже даже готов был выложить требуемую сумму, хотя она была вопиюще нелепа, так как знал, что официальная плата составляет где-то около 40 долларов, но что поделаешь: дорого яичко к Христову дню, и тут все же решил поторговаться.
- Сотню? (A hundred?)- переспросил я, надеясь скостить сумму вдвое.
- Нет, ВОСЕМЬсот (eight hundred), - эта фраза от ранее сказанной отличалась всего лишь одним звуком – «эйТ хандред».
Те, кто знают американский английский, уже, наверно, поняли, как он меня поддел. В первый раз бармен произнес артикль “a” на местный лад, как «эй». Так что теперь ему понадобилось добавить только один звук «т» и получилось «эйт», восемь.
- Восемьсот? - ошалело произнес я.
- Нет, ВОСЕМНАДЦАТЬсот (EIGHTEEN hundred), англичанин, ВОСЕМНАДЦАТЬсот (в английском указание количества сотен в таких числительных, как 1300, 1800 или 2700 – языковая норма), - сказал бармен, прибавив еще два неуловимых звука (эйтИН, eighteen), - ты же должен понимать – это коммерческий канал, он денег стоит, вот наш бЭскетбол даже ты можешь здесь сидеть и смотреть сколько твоей душе угодно совершенно бесплатно, ну как?
В ответ я спросил его, не работал ли он раньше налоговым инспектором. Неуклюжую шутку приняли, и я ретировался. Придя в отель, я обратился к тому самому пожилому пуэрториканцу, который меня туда устроил, и спросил, что все это значило. Ведь в те годы я совершенно не знал Нью-Йорка. Он спросил меня, в какой бар я ходил. Название я забыл, но улицу и внешний вид вспомнил. Мужик весело рассмеялся и сказал: «Рыжий, говоришь? Да ты же попал в ирландский бар. С таким британским акцентом, как у тебя, туда ходить не рекомендуется. Они по традиции очень не любят англичан. Если бы узнали, что ты русский, могли бы и показать. Хотя у нас здесь Льюиса не любят не только ирландцы, потому что боятся, что, в конце концов, он побьет Холифилда».
Так я на собственном опыте узнал, что ирландцы так и не простили англичан, которые в течение нескольких веков фактически проводили политику геноцида по отношению к ним. Только почему я за это должен был отвечать?
Тот бой тогда я так и не посмотрел. Оставалось только сидеть в номере, думая о том, с какой легкостью я бы посмотрел его в Москве по НТВ+, и ждать новостей.
Когда поздно вечером, наконец, показали первый отрывок уже закончившегося боя, меня чуть кондрашка не хватила. Схвативший в первом раунде крепкую плюху Льюис летел куда-то по рингу вдоль канатов. Но тут оказалось, что это лишь один неприятный эпизод боя. Леннокс все-таки не упал, а бой выиграл нокаутом в пятом раунде, и мое интервью с ним было спасено, так как, если бы Льюис вдруг проиграл Бриггсу, то сомневаюсь, что он бы встретился со мной черед три дня.
Несмотря на весь свой ужас при виде готовившегося упасть Льюиса, я все же не мог не обратить внимание, что он больше потерял равновесие, чем был потрясен ударом, так как пропустил его, находясь в очень неустойчивом положении. Но американский комментатор, вопреки очевидному, говорил, что Леннокс был на грани нокаута. Так тогда в Штатах встречали его любое не вполне удачное действие. Однако Льюис в тот день американцев больше ничем не порадовал – дальше он принялся ронять Бриггса до тех пор, пока рефери не остановил встречу.
В том году Льюис провел еще только один бой, с малоизвестным хорватом Зелжко Мавровичем, 26 сентября в городе Ункасвилле, штат Коннектикут. Тогда я лежал в больнице с переломанной ногой, после того, как попал под машину. Мне о нем рассказал комментатор Владимир Гендлин. Потом уже я его увидел. Примечателен он был единственно тем, что Леннокс, похоже, вообще не тренировался перед этой встречей, а потому выиграл ее только по очкам, да и то с не слишком большим отрывом.
За неделю до этого, 19 сентября, у себя дома в Атланте Эвандер Холифилд тоже без всякого блеска по очкам победил очень неудобного спойлера Вона Бина. Однако о незрелищности этой победы американская пресса тогда почти не говорила в отличие от того, как плохо смотрелся Льюис против Мавровича. Так или иначе, но время заклинаний подходило к концу. Бой Холифилд-Льюис становился неизбежным.
В самый разгар обсуждения в прессе предстоящего боя всплыли некоторые любопытные факты из жизни Эвандера Холифилда. До тех пор считалось, что он проводил полжизни на тренировках, а еще полжизни в церкви, где истово молился. И в самом деле, мне довелось говорить со множеством людей, хорошо знавших Холифилда (в те годы я еще его не знал), которые подтверждали, что такого тренировочного ритма, как у него, они больше никогда не видели. Ну а о том, что Эвандер очень набожен и может часами распевать в церкви поразительные по красоте, главным образом негритянские, религиозные гимны, знали все и всегда. И тут вдруг оказалось, что между спортзалом и церковью он умудряется посещать и другие места. И в изрядном количестве!
Под давлением неведомым путем добытых неопровержимых фактов Эвандер неожиданно признался, что у него имеется пятеро незаконных детей от четырех женщин, не считая еще двух вполне законных от первой жены и одного – от второй. Тут же последовало заявление от его первой жены, которую все эти годы считали расчетливой стервой, выдоившей чемпиона и бросившей его в трудный момент. «Жизнь с ним была сущим ужасом. Он не пропускал ни одной бабы, НИ ОДНОЙ», - сказала она кому-то из репортеров.
Первой реакцией на это было веселое удивление. Как не пропускал? Да когда он это делал? Как он все успевал? Где брал силы? Разумеется, был помянут фольклорный персонаж американских анекдотов Speedy Gonzalez (Быстрый Гонсалес), иногда называемый Quicky Gonzalez. Чтобы объяснить, кто это такой, нужно рассказать древний, как Америка, не очень приличный анекдот.
Муж и жена приехали в мотель, но им сказали, что свободна только одна комната, селиться в которой им настоятельно не рекомендуют. На удивленный вопрос мужа почему, ему ответили, что в соседней комнате остановился Speedy Gonzalez. «Ну и что?» - спросил мужчина. «Дело ваше», - ответили ему, - «но если вы там поселитесь, он обязательно отымеет вашу жену».
Мужчина в ответ только рассмеялся и взял этот номер. Однако едва супруги легли спать, как ему стало не по себе, и на всякий случай он положил руку между ног своей уже тихо спящей супруге. Все бы хорошо, но тут прилетел комар, сел ему на лоб и принялся сосать кровь. Мужчина долго терпел, но потом все-таки решился хлопнуть его, однако когда он через долю секунды попытался вернуть руку туда, откуда ее только что убрал, то наткнулся на голый зад Speedy Gonzalez’а, который уже делал с его женой именно то, что ему обещали.
Вот с кем теперь сравнивали героического победителя Тайсона, примерного гражданина, неустанного богомольца и верного сына нации Эвандера Speedy Gonzalez Холифилда.
В стране, где феминистки правят бал, так себя вести не рекомендуется. Однако угнетенное мужское племя было даже благодарно Эвандеру. Незадолго до выяснения подробностей личной жизни чемпиона Америка была поглощена изучением убогого орально-сексуального романа своего президента Билла Клинтона с Моникой Левински. Холифилд тогда пожалел бедолагу с высоты своих куда более затейливых приключений, о которых тогда еще ничего не было известно, и сказал: «Не могу понять, как можно всерьез винить человека за то, что делают все кругом?»
Теперь ему припомнили эти слова, но, как и Клинтону, любовные эскапады неожиданно для многих принесли Ходифилду только дополнительную популярность. Раньше журналисты сокрушались по поводу его излишней правильности и отсутствия изюминки в его имидже. Оказалось, изюминка была всегда, да еще размером с арбуз, но ее просто очень хорошо прятали от посторонних глаз. Эвандер оказался живым воплощением мужской силы во всех ее проявлениях.
Любопытно, что дамы тоже были от него в восторге. Во всяком случае, даже самые ретивые феминистки не могли не оценить то, что НИ ОДНА из многочисленных подруг Холифилда, а родившие детей представляли собой только крошечную верхушку айсберга из всех его женщин, не попыталась объявить себя жертвой сексуального насилия и никогда не подавала никаких жалоб. В стране, где за несанкционированный шлепок по оказавшейся под рукой женской заднице тебе могут вчинить миллионный иск, такое безропотное поведение боевых подруг вызывает понятное удивление и уважение. У представителей обоих полов, как угнетателя, так и угнетенного, совершенно естественно возник вопрос: чем же он так их умаслил?
В общем, репутация Холифилда в результате этой истории только укрепилась.
