Валерий не считал себя идеальным отцом. Да и кто считал бы? Работал много. Часто уставал. Иногда срывался. Мог прикрикнуть. Были и тяжёлые годы — долги, вторая работа, ссоры с женой, развод. Но он всегда думал: главное — не бросил. Был рядом. Поддерживал. Платил. Помогал.
С сыном, Егором, они долгое время жили под одной крышей. После развода мальчик остался с ним. Не потому что мать отказалась — просто так вышло. Валерий тогда и не сомневался: справлюсь.
Готовил, водил в школу, читал на ночь. Учился гладить детские рубашки и варить суп из пачки — и чтобы не пригорел. Устраивал праздники, возил в деревню к бабушке. Был не лучшим, но реальным отцом, живым, уставшим, но старающимся.
Когда Егор подрос, начались сложности. Молчал. Замыкался. Отдалялся. Валерий списывал всё на переходный возраст.
— Пройдёт, — говорил он себе. — Главное, не давить.
Потом сын уехал в другой город учиться. Всё реже звонил. Всё чаще писал сухо. А потом — вообще пропал. Месяц. Второй. Валерий волновался, звонил, писал. Без ответа.
Через знакомых узнал, что у Егора появилась девушка. Живут вместе. И вроде бы готовятся к свадьбе.
Позвонил. Егор взял трубку. Молчание. Потом:
— Не приезжай. Это будет маленький праздник. Только свои.
— Я отец.
— Ты был. Когда мне было десять. Потом ты стал другим. Ты давил, кричал, устраивал сцены. Я вырос в страхе. Прости, но я не хочу, чтобы ты был там.
Сказал — и сбросил. Валерий долго сидел в тишине. Потом пересмотрел старые фото. Егор маленький. Плачет, обнимает, смеётся, спит у него на груди.
И ничего не понятно. Где он стал “токсичным”? В каком моменте? Когда кричал, потому что Егор пришёл пьяный в 16? Когда наорал, узнав, что тот прогулял экзамен? Или когда требовал убирать комнату?
Он не был злым. Он был растерянным. Одиноким. Без опыта. Без опоры. Просто старался — как умел.
В день свадьбы он всё равно приехал. Не на торжество. Просто постоял у ЗАГСа в машине. Посмотрел, как выходит сын. В костюме. С серьёзным лицом. Держит за руку невесту. Валерий не вышел. Не помахал. Не подошёл.
Просто посмотрел. Как на жизнь, в которую его больше не пускают.
Сейчас Егор не общается с ним. Уже полтора года. Ни звонков, ни писем. Валерий ничего не требует. Не объясняет. Не оправдывается. Он только вспоминает то утро, когда маленький Егор бежал к нему с подушкой, и говорил:
— Папа, можно я посплю рядом? У меня страшный сон.
А теперь страшно стало ему. Но рядом уже никого нет.
