Он не верил в мистику. Только факты, только раскопки, только слои грунта.
Но однажды земля разверзлась — и история приняла его внутрь.
Что, если всё, что ты знал о прошлом, вдруг станет твоей реальностью?
Это история археолога, который очнулся в IX веке — среди древних ритуалов, воинской чести и тайн, что сильнее времени.
Это первая глава романа «Песнь Сварожьего Круга». Продолжение публикуется регулярно. Читать дальше можно на Author.Today (ссылка в профиле автора).
Пролог. Древняя Русь. Выбуты. Ночь Купалья.
Ночь стояла тихая, будто весь мир затаил дыхание перед чем-то важным. Над рекой Великой висел туман, светлый и мягкий, как покрывало. Деревья в чернильном мраке казались великанами, стерегущими тайну этой земли. Пахло полынью, горькими травами и дымом.
На вершине холма горел костёр — высокий, яркий, с алыми языками, что тянулись к звёздному небу. Вокруг костра — семь камней, старых, покрытых резными знаками. Их лица были изрыты временем, но живые отблески пламени пробегали по узорам, будто зажигали в камне забытую силу.
В тени огня стоял волхв — Велемир, стар, но крепок, как дуб. Его борода была бела, как снег на холмах в зимнюю стужу, а глаза — как омуты реки: глубокие, мудрые и пугающие. На груди его висел амулет с солнечным знаком Сварога, мерцавший в унисон с пляшущими искрами костра. В руке — кедровый посох, увенчанный когтем орла и перевязанный красной лентой.
Велемир поднял посох над головой, и голос его разнёсся над холмом:
— Свароже всеблагий, отец небесного огня! Пусть пламя сие будет глазом твоим, пусть увидишь ты судьбу рода нашего и путь, что ждёт Землю Русскую!
За его спиной молча стояли люди — старшие рода, волхвы и воины-дружинники. Мужчины обнажённые по пояс, с венками из дубовых листьев на головах. Женщины — в длинных полотняных рубахах, с вплетёнными в косы васильками и ромашками. Они не пели — они ждали.
В руках одной из девушек был сосуд — чаша из чёрного камня, полная воды из святого источника. Другая держала пучок полыни — травы очищения.
— Пришёл миг! — гулко сказал Велемир, и девы шагнули вперёд.
Полынь бросили в огонь. Пламя изменилось — из алого стало синевато-золотым, и по воздуху пошёл горький, пряный запах. Люди вдохнули — и мир вокруг сдвинулся. Стало слышно, как шепчут травы. Как дышит земля. Как стонут корни деревьев в земле.
Велемир окропил землю вокруг чашей, чертя ею круг Сварога — знак защиты и вечного круга жизни.
— Род и потомки, прошлое и будущее. Вечен Круг Сварога! — возгласил он, и голос его, казалось, откликнулся эхом из-под земли.
И тогда небо над холмом содрогнулось.
Звёзды дрогнули и замерцали ярче. Одна из них — самая большая — сорвалась и пронзила тьму, вспыхнув над костром. Но то был не свет звезды — то был огонь крыльев.
Из самой сердцевины пламени вырвалась фигура. Существо с крыльями, как у орла, но тело его было сплетено из золотого пламени. Оно парило над костром, раскрыв крылья, как страж или вестник. И в тот миг людям почудилось: время остановилось, а вместе с ним — дыхание мира.
Велемир склонил голову — не в страхе, но в почтении. И тогда существо заговорило. Но голос его был не голосом — он был шорохом листьев, гулом грома, рокотом воды и треском огня одновременно.
— Сварожий Круг замкнётся… И придёт чужеземец из времени иного. Его рука запалит и сбережёт. Его сердце — ключ. Его кровь — путь.
В этот миг все почувствовали — пророчество не о далёком будущем. Оно — о том, что уже движется к ним.
Существо взмахнуло крыльями — и с последним порывом ветра исчезло в воздухе, оставив после себя золотистый пепел, медленно оседающий на землю.
Велемир постоял в молчании, а затем обернулся к людям:
— Слушайте, дети рода! Пророчество свершится. Грядёт тот, кто не отсюда, но будет связан с нами кровью. Когда явится знак Сварога — возвестите! Ибо он будет началом и концом.
На мгновение всё стало тихо. Но вдалеке, за пределами холма, зашумел лес, будто кто-то огромный шагнул по земле. А в небе, незаметная для них, ещё одна звезда дрогнула и начала своё падение.
Современность. Псковская область. Выбуты. Археологический раскоп.
Солнце стояло высоко, тяжело расплавляя воздух над землёй. Из-под рыхлой почвы тянулся запах сырой травы, полыни и глины. Где-то за холмом шумела река Великая, её голос был стар, как сама земля.
Илья Ветров ощущал, как влажная земля пружинила под коленями. В руках он держал кисть — мягкие взмахи удаляли последние крупицы почвы с обнажившегося черепка. В такие моменты время переставало существовать. Здесь, в траншее, он был не просто человеком — был частью бесконечного потока, где прошлое и настоящее соприкасались.
— Ветров! Ты там уснул, что ли? — донёсся с края раскопа звонкий голос.
Илья не отвёл взгляда от земли, только губы тронула улыбка.
— Если бы уснул, ты бы уже окатила меня водой, Аня.
На краю траншеи, прислонившись к лопате, стояла Аня Погодина. Она выглядела так, как всегда: лохматая, загорелая, вся в пыли, с уверенной улыбкой человека, для которого археология — не наука, а образ жизни.
— Разговариваешь с землёй? — хмыкнула она. — И что она тебе шепчет?
— Она помнит больше, чем мы думаем, — ответил Илья, не поднимая глаз. — Надо просто уметь слушать.
Аня покачала головой:
— Вот за это тебя и называют мистиком.
— Мистика — это когда не знаешь ответа. А у земли он всегда есть.
Илье было тридцать. В его облике не было ничего примечательного — высокий, сухощавый, с выгоревшими на солнце волосами. Но в глазах жила та сосредоточенность, что бывает у людей, привыкших искать ответы под поверхностью вещей.
Он не гнался за редкими артефактами и сенсациями — его интересовала история за вещами. Потому он и выбрал эту точку для раскопок — старые курганы близ Выбутов. Эти места дышали прошлым: здесь рождалась не только земля Русская, но и легенды, которые редко попадали в учебники. По преданиям здесь родилась княгиня Ольга. Курганы в этих местах были старше Киева, старше легенд. А значит, могли рассказать своё — иное — предание.
— А ты веришь, что княгиня Ольга была такой, как в летописях? — спросила Аня, присев рядом. — Кровь, месть, все дела…
Илья провёл пальцем по шероховатому черепку.
— Верю, что она была живой. Не бывают люди только злодеями или только святыми. Летописи — это чужие слова. А я хочу услышать её историю. Её голос.
— Романтично, — Аня усмехнулась. — Может, напишешь потом книгу?
— Я уже пишу. Только буквами из глины и костей.
В этот миг пальцы Ильи коснулись чего-то твёрдого. Но это был не черепок. Не камень.
Он осторожно расчистил находку: круглый амулет из золота, потемневший от времени, но удивительно хорошо сохранившийся. На поверхности — знак солнца и замысловатые руны по краю. Руки невольно дрогнули — артефакт словно… дышал теплом.
— Аня… Посмотри на это.
Она наклонилась над ним, и в голосе её вдруг исчезла привычная насмешка.
— Солнцеврат? Ты… где это выкопал? И почему он выглядит так, будто потерян вчера?
Вокруг стало странно тихо. Птицы умолкли. Трава перестала шелестеть.
Издалека, глухо, будто изнутри земли, ударил гром. Но на небе не было ни облачка.
Илья сжал амулет в ладони — и мир взорвался светом.
Небо потемнело, воздух вокруг сгустился, а в ушах зазвенело. Вспышка света — резкая, слепящая, как удар молнии. Мир лопнул, и в лицо пахнуло гарью и сырой землёй, с запахом мха и гнилых листьев.
Илья рухнул вниз. Удар — и земля приняла его грубо: трава, сырая и холодная, липнула к коже. Воздух был густой, как после грозы. Он лежал, широко распахнув глаза, чувствуя, как сердце колотится в горле.
Мир был не тот.
Он задышал — тяжело, с хрипом, втягивая воздух, который был… другим. Насыщенным. Живым. Солнце было выше, резче, но его свет казался плотнее. И тени — глубже, гуще, будто в них что-то пряталось.
Лес был… старым. Не просто древним — вечным, как если бы деревья знали больше, чем сама земля. Листья шептали — не ветер, а голоса. Пение птиц — чужое, резкое, не ласкающее слух, а предупреждающее.
— Ты кто таков?! — Голос резанул воздух, грубый, как скрежет точила по мечу.
Илья дёрнулся и замер, ощущая, как спина липнет к влажной земле. Он поднял глаза. Перед ним был человек из бронзы и стали.
Высокий, с тяжёлым мечом в правой руке, а в левой — щит, изъеденный временем и боями. Лицо жёсткое, как высеченное из камня, с бородой цвета пережжённой меди. На предплечье — медный браслет с резными знаками.
За его спиной — ещё трое. Один — моложе, с остролицым лицом и косицей, на поясе — короткий нож с волчьей головой на рукояти. Второй — коренастый, с разбитой губой, из которой сочилась тонкая струйка крови. Третий — седой, но с глазами волка. Все были в кольчугах, их латы темнели пятнами, а оружие — работало. Не блестело — жило.
— Ты кто таков? — повторил главный, шагнув ближе. Его голос звучал так, будто после ответа должен был последовать удар.
Илья сглотнул. Горло было сухим, а мысли — спутанными. Но он сумел выдавить:
— Я… Илья. Ветров.
Воин сузил глаза. Его взгляд скользнул по одежде Ильи — куртке, джинсам, кроссовкам.
— Нет таких родов на Псковщине, — голос звучал с нажимом. — А речи твои… странные.
Парень с косицей сплюнул в траву:
— Волхвы разберутся. Пусть скажут — чей ты слуга.
Коренастый шагнул вперёд, вскинув копьё. Острие замерло у груди Ильи.
— Может, и не надо к волхвам? Может, здесь оставим?
Илья хотел поднять руки в знак сдачи, но… его правая ладонь обожгло теплом. Он дёрнул взгляд вниз — и увидел амулет. Он был с ним. Висел на шее — и теперь… горел. Мягким, тёплым, но живым светом, пробиваясь сквозь ткань.
— Он держит знак Сварога! — выдохнул воин с косицей, голос его дрогнул. — Это знак!
Их страх был древнее их самих. Коренастый сразу отступил на шаг, копьё дрогнуло:
— Волхвы решат! — его голос, ещё минуту назад угрожающий, теперь звенел настороженностью.
Но у главного воина — рыжебородого — голос остался ровен:
— Решат. — Но в его взгляде мелькнуло сомнение.
И тогда… Лес заговорил.
Деревья застонали, их кроны зашептались, будто ветви стали языками. Ветер пахнул сыростью и чем-то гнилым, принесённым из самой глубины чащи.
Из кустов послышался шорох — тяжёлый, хриплый, звериный. Оно вышло. Выглядело, как волк. Но это был не зверь. Глаза его горели багровым пламенем. Из пасти тянулся пар — горячий, как от кузнечного горна. Тело оплетали дымные тени, дрожащие, будто готовы сорваться в прыжок.
— Порождение Чернобога! — вырвалось из уст воина с косицей. Зверь рванулся вперёд. Быстро, как вспышка. Илья инстинктивно поднял руку с амулетом.
— Отступи! — вырвалось из его уст само, чужим голосом.
Амулет вспыхнул. Яркий свет хлынул волной. Зверь взвыл. И в этом вое был страх. Его тело разлетелось тенью, рассыпавшись, как дым на ветру.
Тишина висела тяжело, как рассветный туман. Горький запах гари застыл в воздухе. Лес больше не шептал. Даже птицы замолчали, будто ждали, что будет дальше. Илья опустил руку, сердце грохотало в груди. Амулет был горяч и молчал. Археолог встретился глазами с тем, кто был здесь хозяином — рыжебородым воином.
— Ты — волхв? — Голос воина был ровен, но за ним — пружина, готовая распрямиться.
Илья выдавил:
— Нет.
— Тогда кто? — Воин шагнул ближе. От него пахло железом, потом и костром.
Илья ощутил, как в горле пересохло.
— Я… человек. Издалека. Очень издалека.
— Издалека? — переспросил воин с косицей, тот, кто назвал волка порождением Чернобога. — И с таким знаком? С таким словом? — Он прищурился. — Ты маг. Или лихоход.
Илья сжал кулаки:
— Я никому не враг. Я сам не знаю, как здесь оказался.
Рыжебородый окинул его взглядом — с головы до ног. Взглядом, который решает, стоит ли сжимать меч.
— Имя?
— Илья.
— Род?
— Нет… Я… Один.
Воин медленно кивнул, но взгляд его остался тяжёлым.
— Илья без рода. Но со знаком. Странно. — Он сжал рукоять меча, но не для удара, а словно взвешивая решение. — Ты спас нас. И пусть ты — тёмный сон или светлая примета, но с таким знаком это решаем не мы, а княгиня.
Он повернул голову к остальным:
— Ведём. Ольга скажет.
Воин с косицей — тот, что глядел настороженнее всех, — шагнул вперёд:
— А если он волхв лиха? Если в спину ударит?
Рыжебородый не обернулся:
— Если бы хотел убить, убил бы. Чернобожье от его руки сгинуло. Ты видел.
Воин с косицей хищно улыбнулся — в этом было что-то звериное, как у волка перед броском:
— Коли так… посмотрим, как ходит.
Он резко пнул Илью в ногу, сбивая с равновесия. Илья рухнул на одно колено, болью отозвалась земля. Пальцы впились в мокрую траву. Он стиснул зубы, не давая крику вырваться наружу.
Воин с косицей усмехнулся:
— Пойдёт сам — значит, живой. А не — значит, богам не надобен.
Илья поднял голову.
— Если ты так проверяешь друзей… то врагов, наверное, закопал целый курган.
Рыжебородый впервые усмехнулся:
— Ишь ты. Укусил словами. Это хорошо. Это по-нашему.
— Вставай, Илья без рода. Пойдёшь с нами. Но знай — бежать будешь — падёшь. Пойдёшь рядом — дойдёшь. Решать — Ольге.
Илья поднялся. Боль гудела в ногах, но он не дал себе остановиться. Его обступили — не врагами, но не друзьями.
И они пошли — сквозь лес, сквозь время, сквозь первую ступень его пути.