В ответ на пост

В ответ на пост

Литературные штудии

Маргарита Коненкова – Альберту Эйнштейну

Что я сделала с нашей жизнью, Эйнштейн? С твоей и моей?

Но мне так надоело быть бесформенным куском мрамора, твоей Галатеей, собственно кем я и была до тебя. Тогда со всем пылом, на который только способно женское уязвленное самолюбие, я решилась на непоправимое. Выйти из тени твоей гениальности и стать хоть кем-то. Пусть даже тварью.

Не плачь, Эйнштейн, это уже было однажды и не принесло никакого облегчения.

Тогда, при жизни, ради меня ты решился на все – молил сатрапа, заискивал, объяснял.

После смерти ты решился на большее – родиться и возмужать в чуждой тебе стране, наскоро перепутав все, что можно было перепутать – анкетные данные, пол, возраст.

Сумасшедший Эйнштейн! Я же сказала тебе: поздно! Но ты упорно шел и шел на запах рыжеволосой Лилит. И кстати, откуда ты узнал, что верная раба перманента и канкана, я давно положила на алтарь моды свои бледного сияния рыжие волосы?

Откуда ты узнал, Эйнштейн? Моя родина притянула тебя. Мы встретились и соединились вновь под иными небесами. И я, надышавшись свободой и любовью, пожалуй, впервые за все время существования с тобой была счастлива. Мне не нужно было быть чужой женой, не нужно было быть твоей тайной. Но тут, вероятно, для равного счета, сюжет сломал уже ты – увлекся ретортами, колбами, человеческими гомункулами и философическими построениями.

А впрочем, ничего удивительного, как истинный потомок Левия, ты всегда был к этому склонен.

И тогда я ушла от тебя, Эйнштейн. Ушла, когда впервые за столетия нашей безбытности, у меня в руках были ключи от твоего дома и твоей гениальной головы. Но, увы, не от твоего сердца.

Ты не сразу заметил мой уход. Долго называл других женщин моими именами и остервенело засел за писание книг. Прежде чем уйти, я оставила тебе записку: «А после тебя, Эйнштейн, у меня уже больше никого не будет, только дворник с бутылкой водки». Я положила ее на самое видное место в доме, возле третьего тома Британской энциклопедии. Но ты ее так никогда и не нашел.

Только отдал распоряжение прислуге всегда ставить подле себя два серебряных прибора, как будто кого-то поджидал.

В холодные майские утренники, когда мы оба смотрели на цветущие ветви вишни и сливы, я мысленно держала в своих руках твои руки, Эйнштейн, которые хорошо помнила по их порывам страсти и обреченности и тихонько твердила:

«Не дай мне стать бесформенной глыбой времени,

не отпускай меня, Эйнштейн,

меня,

твою Маргариту».