Наследство и наследственность
Знаете, как выглядит любовь матери к сыну? Вот так и выглядит — двухкомнатная квартира, оформленная на брата, а я опять смотрю на это сквозь пальцы. Точнее, сквозь слёзы, но кого это волнует?
Каждый раз, когда мама решает что-то сделать с недвижимостью, я заранее знаю результат. Как в той песне — «Всё, что нажито непосильным трудом...» — всё уйдёт брату. Милому, ненаглядному Вадику, которому уже сорок два, а он всё ещё «мальчик». Мальчик с залысинами и третьим размером пивного живота.
— Доченька, ну пойми, Вадику тяжелее, — говорит мама, поправляя очки на носу и перебирая документы, которые только что принесла из МФЦ.
— Мам, у него квартира в центре, дача за городом и две машины, — отвечаю я, размешивая чай с таким остервенением, что чайная ложка чуть не превращается в штопор.
— Но у него ипотека! И ещё эта его... как её... ой, забыла...
— Депрессия? — подсказываю я. — Которая у него каждый раз, когда нужно на работу выходить?
— Не ёрничай, Леночка. У человека сложный период.
Сложный период у Вадика длится с выпускного в школе. Двадцать четыре года сложного периода — это уже диагноз, по-моему.
Семейные обеды и подслушанные разговоры
Воскресный обед у мамы — святое дело. Собираемся всей семьёй: я, муж, наши дети, брат с очередной пассией. Мама суетится на кухне, расставляет супницы, салатницы и всё, что заканчивается на «-ницы».
Сегодня Вадик привёл новую девушку. Высокая, стройная, с лицом, которое выражает такую степень восторга, будто она только что выиграла в лотерею, а не познакомилась с моим братом.
— Это Алёна, — представляет Вадик, поглаживая её по спине так, будто она — породистая кошка.
— Очень приятно, — улыбаюсь я. — Давно вместе?
— Три недели, — отвечает Алёна с такой гордостью, будто это три года.
Мой муж Андрей тихо хмыкает и углубляется в изучение оливье. У него уже аллергия на новых девушек Вадика. Они меняются чаще, чем погода в апреле.
За обедом мама сияет, рассказывает последние новости, а потом как бы между прочим:
— А я, кстати, решила квартиру бабушкину переоформить.
Мои руки замирают над тарелкой. Бабушкина квартира — это та самая, где я провела всё детство, куда мы с мужем вложили кучу денег на ремонт, потому что мама обещала её нам. «Вам с детьми нужнее», — говорила она.
— На кого переоформить? — спрашиваю я, уже зная ответ.
— На Вадика, конечно. Ему сейчас нужна подушка безопасности. У него, знаешь, столько планов! Он хочет бизнес открыть.
Андрей давится компотом. Вадик скромно улыбается, а его новая девушка смотрит на него с ещё большим обожанием.
Потом я случайно подслушиваю разговор брата с мамой на кухне.
— Мам, а может, дачу тоже на меня? — говорит Вадик.
— Конечно, сыночек, только давай пока Ленке не говорить. Она в последнее время какая-то нервная.
Нервная? Я? С чего бы это, интересно…
Разговор с зеркалом
Дома, стоя перед зеркалом в ванной, я разговариваю сама с собой. Это лучшая терапия, когда хочется кричать, но нельзя разбудить детей.
— Так, Лена, спокойно. Ты взрослая, успешная женщина. У тебя прекрасная семья, интересная работа и... абсолютно никакого наследства. Всё достанется братцу, который не может удержаться на одной работе больше трёх месяцев.
Отражение смотрит на меня с сочувствием.
— Может, поговорить с мамой начистоту? — спрашиваю я у зеркала.
Зеркало молчит, но мне кажется, что оно покачало головой. Я уже пыталась. Много раз. Это как бить головой о бетонную стену — больно тебе, а стене хоть бы что.
Андрей заходит в ванную, видит моё лицо и всё понимает без слов.
— Опять квартира? — спрашивает он, обнимая меня сзади.
— Бабушкина. Та самая, где мы ремонт делали.
— А что мы ожидали? — вздыхает он. — Лен, может, хватит? Может, просто забить и жить своей жизнью?
— Нет, — отвечаю я, и в глазах зажигается решимость. — Хватит терпеть. Пора что-то менять.
Революция за чашкой чая
На следующий день я прихожу к маме без предупреждения. Она удивлена, но рада. Достаёт конфеты, варит кофе.
— Мам, нам надо поговорить.
— Конечно, доченька, — она садится напротив, и я вижу в её глазах мелькнувшее беспокойство.
— Я всё знаю про бабушкину квартиру.
— Ах, это... — мама машет рукой. — Не переживай, я всё обдумала. Вадику сейчас нужнее.
— Мам, я устала. Понимаешь? Устала быть на втором плане. Устала, что всё лучшее — Вадику, а мне — объедки с барского стола и объяснения, почему ему нужнее.
— Что ты такое говоришь? — мама выглядит искренне удивлённой. — Я вас обоих одинаково люблю!
— Любишь, может, и одинаково. А относишься — по-разному. Почему? Потому что он — мужчина, а мне положено самой справляться? Или потому что он такой беспомощный, а я всегда была сильной?
Мама смотрит в окно, на качающиеся на ветру берёзы. Молчит долго, а потом произносит:
— Знаешь, твой отец перед смертью взял с меня слово.
— Какое слово?
— Что я позабочусь о Вадике. Он считал его... слабым. Говорил, что ты сама пробьёшься, а мальчику нужна поддержка.
Я смеюсь, но это смех сквозь слёзы.
— Пап, твоему мальчику уже пятый десяток, и он всё ещё не пробился!
Мама вздрагивает. Отца нет уже пятнадцать лет, но она всё ещё разговаривает с ним, будто он рядом.
— Лена, я не могу нарушить обещание.
— А со мной как же? — спрашиваю я тихо. — Мы с мужем работаем как проклятые, чтобы дать детям всё необходимое. Мы сами купили квартиру, сами платим ипотеку. Мы вложили деньги в ремонт бабушкиной квартиры, потому что ты обещала её нам.
— Я всё верну! — мама встаёт, глаза её наполняются слезами. — Все деньги, что вы потратили на ремонт, я верну!
— Дело не в деньгах! — я тоже встаю. — Дело в справедливости! В том, что ты из раза в раз выбираешь его, а не меня. В том, что ты поощряешь его инфантильность, а мою самостоятельность наказываешь!
Мама плачет, я плачу. Две женщины, которые любят друг друга, но никак не могут понять.
Неожиданный поворот
Через неделю раздаётся звонок. Вадик. Хочет встретиться, поговорить. Мы сидим в кафе, и я не узнаю своего брата.
— Лен, я всё слышал, — говорит он, крутя в руках чашку. — Когда вы с мамой разговаривали. Я зашёл, хотел ключи забрать, а вы... В общем, я всё слышал.
Я молчу. Жду продолжения.
— Ты права, — вдруг говорит он. — Я — великовозрастный инфантил. Всю жизнь прячусь за мамину юбку. И за папину волю тоже.
Он поднимает на меня глаза, и я с удивлением вижу в них решимость.
— Я отказался от бабушкиной квартиры. Сказал маме, что она должна остаться у тебя. И от дачи тоже отказался.
— С чего вдруг такая щедрость? — не верю я.
— Это не щедрость, а справедливость. Ты права — мне пора повзрослеть. Я нашёл нормальную работу, представляешь? И съезжаю от мамы.
— Куда? — спрашиваю я, всё ещё настроенная скептически.
— К Алёне. Она, оказывается, очень серьёзная девушка. Психолог. Сказала, что либо я берусь за голову, либо разбегаемся.
Я смотрю на брата и не могу поверить своим ушам.
— А мама?
— Мама... Она сначала плакала, потом злилась. Говорила, что я предаю папину память. А потом вдруг успокоилась и сказала, что, может быть, папа был не совсем прав.
Мы оба смеёмся. Это какой-то сюрреализм.
— Так что, — заключает Вадик, протягивая мне руку, — мир?
Эпилог, или Когда все становятся взрослыми
Прошло полгода. Мы с мамой оформили бабушкину квартиру на моих детей — поровну между внуком и внучкой. Мама сказала, что так будет справедливо, и я согласилась.
Вадик действительно изменился. Работает, планирует свадьбу с Алёной. Иногда срывается, иногда впадает в старые привычки, но в целом держится молодцом.
Мама... Мама всё ещё иногда пытается его опекать, но теперь и со мной советуется. Недавно спросила, не обижусь ли я, если она подарит Вадику на свадьбу свои драгоценности. Я рассмеялась и сказала, что мне как-то не очень пойдут бабушкины серьги и кольца.
Мы сидим вечером на кухне, пьём чай, и мама вдруг говорит:
— Знаешь, я всё думаю о том нашем разговоре. О справедливости. Может, я действительно перегибала палку. Просто... Вадик всегда был таким неприспособленным, а ты — такой сильной. Мне казалось, что тебе не нужна помощь.
— Мам, сильным тоже нужна поддержка. Иногда даже больше, чем слабым.
Она кивает, и я вижу в её глазах понимание. Наконец-то.
— А знаешь, что самое удивительное? — говорю я, доедая кусок маминого фирменного пирога. — В итоге выиграли все. Я получила не столько квартиру, сколько уважение. Ты освободилась от чувства вины перед папой. А Вадик... Вадик наконец-то стал взрослым.
Мама улыбается и подливает мне чаю.
— Наверное, в семье главное — не квартиры делить, а честно говорить друг с другом, — говорит она, и я не могу с ней не согласиться.
А потом мы долго смеёмся, вспоминая, как Вадик в детстве прятался под столом от строгого папы, а теперь сам собирается стать отцом.
Неожиданное известие
Звонок в дверь раздался, когда мы с мамой допивали вторую чашку чая. На пороге — Вадик с Алёной, оба сияют, как новогодние гирлянды.
— У нас новость! — выпаливает Вадик с порога.
— Какая? — спрашивает мама, на всякий случай хватаясь за сердце.
— Мы ждём ребёнка! — Алёна произносит это с таким восторгом, будто она первая женщина на Земле, которая забеременела.
Мама вскрикивает, бросается обнимать будущих родителей, а я стою в оцепенении. Мой брат, великовозрастный мальчик, инфантил со стажем, будет отцом?
— Лен, ты чего застыла? — Вадик подходит ко мне. — Ты что, не рада?
— Я... Я в шоке, если честно, — отвечаю я.
— Почему?
— Потому что... — я не знаю, как сказать это деликатно. — Потому что ты сам ещё ребёнок.
Вадик не обижается. Вместо этого он серьёзно кивает.
— Да, был. Но теперь всё изменится. Я обещаю.
И я верю ему. Впервые за много лет я верю своему брату.
Большие перемены
Мама решила продать свою квартиру и переехать за город. Говорит, что устала от городского шума и пыли. Но я-то знаю, что дело не только в этом. Она наконец-то поняла, что нужно отпустить Вадика. Дать ему возможность жить своей жизнью.
— Ты уверена, мам? — спрашиваю я, помогая ей сортировать вещи для переезда.
— Абсолютно, — отвечает она, аккуратно заворачивая в газету старинные фарфоровые статуэтки. — Знаешь, я тут думала... может, я слишком долго держала вас рядом с собой? Может, надо было раньше вас отпустить?
Я улыбаюсь и обнимаю маму. Она такая маленькая, хрупкая. И такая мудрая — когда не пытается всех контролировать.
— Лучше поздно, чем никогда, — говорю я. — К тому же, в деревне будет где внукам побегать.
— Вот именно! — радостно кивает мама. — Твои уже большие, а вот Вадиков малыш... Ой, как я жду!
И тут я вдруг понимаю, что не ревную. Совсем. Пусть мама радуется новому внуку, пусть суетится вокруг Вадика и Алёны. Теперь у нас с братом равные позиции — мы оба взрослые, оба родители. И мама наконец-то относится к нам одинаково.
Круговорот жизни
На новоселье в мамином деревенском доме собралась вся семья. Мы с мужем привезли детей, Вадик с уже заметно округлившейся Алёной, даже бабушкина сестра приехала из Саратова.
Мы сидим на веранде, пьём домашний морс и смотрим, как солнце медленно опускается за горизонт. Дети бегают по саду, ловят светлячков.
— Знаешь, о чём я подумала? — говорит мама, глядя на играющих внуков. — Всю жизнь мы делим что-то материальное — квартиры, машины, деньги... А самое ценное — это вот такие моменты. Когда мы все вместе.
Я согласно киваю. Мама права. Можно всю жизнь провести в погоне за справедливым разделом наследства, а потом понять, что настоящее наследство — это не квартиры и не дачи. Это память. Любовь. Семейные истории, которые передаются из поколения в поколение.
Вадик подсаживается к нам, обнимает маму за плечи.
— Мам, помнишь, как папа нас на рыбалку возил? — спрашивает он. — А я тогда боялся червяков и плакал?
— Конечно, помню, — смеётся мама. — А ты, Лена, помнишь, как мы на море ездили, и ты медузу на берег вытащила, решила, что это какой-то драгоценный камень?
И мы смеёмся, вспоминая. И плачем немного. И снова смеёмся.
А потом мама вдруг говорит:
— Дети, я хочу, чтобы вы знали. Я составила завещание. Всё поровну между вами. И дом этот тоже. Потому что вы оба — мои дети. И я вас одинаково люблю.
Мы с Вадиком переглядываемся. А потом одновременно говорим:
— Мам, не говори ерунды! Ты ещё нас всех переживёшь!
И это правда. Наша мама — сильная. И мудрая. И она научилась тому, чему все мы должны научиться — справедливости и любви.
Послесловие
Через год у Вадика с Алёной родилась дочь. Назвали Мариной, в честь нашей бабушки. Вадик оказался прекрасным отцом — заботливым, внимательным. Кто бы мог подумать?
Мы с мужем купили дом недалеко от маминого. Приезжаем на выходные, привозим детей. Мама счастлива, когда все собираются за большим столом в саду.
А бабушкина квартира... Мы сдаём её, а деньги делим — часть на образование моих детей, часть на будущее образование Маринки. Так решили все вместе, и это справедливо.
Иногда я думаю: что бы сказал папа, если бы увидел нас сейчас? Одобрил бы он такое решение? Или продолжал бы настаивать, что Вадик нуждается в особой опеке?
Не знаю. Но мне кажется, что он был бы рад. Рад видеть, что его сын наконец-то стал мужчиной. Что его дочь научилась отстаивать своё мнение, не разрушая семейные узы. Что его жена нашла в себе мудрость признать ошибки и измениться.
И что все мы наконец-то поняли: главное наследство — это не квартиры и не деньги. Главное наследство — это мы сами. Со всеми нашими недостатками, ошибками, победами и поражениями. С нашей способностью прощать и меняться.
Мама больше не оформляет квартиру на брата. А я больше не устала терпеть. Потому что мы все наконец-то выросли.