Представьте себе мир, где нет голода, страха и борьбы за выживание. Мир, где всё под рукой: еда, вода, безопасное укрытие — и никаких врагов, которые могут нарушить покой. В 1968 году американский этолог Джон Кэлхун решил создать такой мир для мышей, назвав его «Вселенная 25». Он хотел понять, что произойдёт с обществом, если убрать все ограничения, которые природа обычно ставит перед живыми существами. Но вместо цветущей утопии он стал свидетелем краха, который заставил задуматься: а не идём ли мы, люди, по тому же пути?
Кэлхун построил просторный загон размером 2,6 на 2,6 метра — настоящий рай для мышей. Здесь было всё: неограниченные запасы еды и воды, уютные гнёзда для размножения, идеальная температура в 20°C и полное отсутствие хищников. Загон мог вместить до 4000 мышей, но Кэлхун начал с малого: он поместил туда всего четыре пары, дав им возможность размножаться без каких-либо преград. Это был его 25-й эксперимент в серии исследований социального поведения, и он надеялся увидеть, как мыши создадут идеальное общество.
Первые месяцы всё шло как по маслу. Мыши размножались с поразительной скоростью: каждые 55 дней их число удваивалось, и к 315-му дню популяция достигла пика в 2200 особей. Они ели, пили, строили гнёзда, растили детёнышей — казалось, что рай действительно возможен. Но затем что-то пошло не так. С ростом плотности населения, мыши начали меняться. Самцы, которые раньше защищали своих самок и потомство, стали агрессивными, деля территорию и нападая друг на друга. Самки, перегруженные стрессом, начали бросать детёнышей или даже убивать их, отказываясь от материнских инстинктов. Появились странные группы: «отшельники», которые полностью избегали общения, и агрессивные «выродки», которые нападали на всех без разбора.
К 600-му дню рождаемость в колонии рухнула. Новых детёнышей почти не появлялось — мыши утратили интерес к размножению, к заботе о потомстве, к любым социальным связям. Кэлхун назвал это явление «поведенческой ямой» — социальным коллапсом, вызванным перенаселением и изобилием. Он говорил о «духовной смерти», которая предшествует физической: мыши потеряли смысл существования, хотя еда и вода всё ещё были в избытке. К 920-му дню популяция сократилась до 122 старых особей, и вскоре колония вымерла. Рай обернулся кошмаром, и этот эксперимент стал мрачным пророчеством.
Результаты «Вселенной 25» потрясли не только учёных, но и общество. В 1970-х годах, когда идеи о вреде неограниченного потребления начали набирать силу, эксперимент стал символом для тех, кто выступал против общества изобилия.
Борцы с культурой потребления увидели в крахе мышиной утопии предупреждение: если дать людям всё, о чём они мечтают, не разрушит ли это их социальные связи, ценности и сам смысл жизни? Кэлхун сам поддерживал эту интерпретацию, сравнивая поведение мышей с западным обществом, где «больше» не всегда значит «лучше». Он говорил, что изобилие может привести к утрате социальных ролей, как это случилось с мышами, которые перестали быть «обществом» и превратились в толпу, живущую ради еды и конфликтов.
Эта идея нашла отклик у экологов, философов и антикапиталистов. Они утверждали, что современный мир, с его бесконечным потреблением, движется к той же «поведенческой яме». Изобилие, которое должно было принести счастье, вместо этого разрушает: люди теряют связь друг с другом, забывают о традициях, перестают ценить то, что делает их обществом. И, глядя на наш мир в 2025 году, сложно не заметить пугающие параллели.
Ведь если посмотреть вокруг, разве не то же самое происходит сейчас? У нас часто в СМИ и социальных сетях поднимают проблему рождаемости и убыли населения. Но рождаемость от этого выше не становится. Люди все чаще выбирают личный комфорт и карьеру. Скажите что это другое, ведь мышам не надо было строить карьеру и самим производить блага, как людям?
Однако дело в том, что во «Вселенной 25» снижение рождаемости было не самим по себе явлением, а лишь следствием более глубокой проблемы — упадка социальных связей. Мыши утратили инстинкты, которые делали их обществом: самцы перестали защищать самок, самки — заботиться о детёнышах, а все вместе они потеряли способность к сотрудничеству. В нашем мире мы видим нечто похожее, и это касается не только рождаемости, но и всей социальной структуры.
В развитых странах — США, Европе, России — рождаемость падает ниже уровня воспроизводства: 1,5–1,7 ребёнка на женщину против необходимых 2,1. Люди, как уже говорилось, всё чаще выбирают карьеру, комфорт или самореализацию, а дети становятся скорее роскошью, чем необходимостью.
Правительства пытаются стимулировать рождаемость — выплатами, длинными декретами, льготами на жильё, — но цифры остаются удручающими. В то же время в бедных, более традиционных странах, таких как Средняя Азия или Африка, рождаемость остаётся высокой: 4–5 детей на женщину, и никакие стимулы им не нужны. Там дети — это выживание, гарантия поддержки семьи, как у мышей в начале эксперимента, пока ресурсов хватало. Но изобилие развитых стран, как у мышей Кэлхуна, похоже, отбирает желание продолжать род.
Однако упадок не только в рождаемости. Социальные связи слабеют повсюду. Где та сплочённость, которая делала общества сильными? Сегодня люди становятся равнодушнее: если кто-то попадёт в беду на улице, толпа скорее достанет телефоны и начнёт снимать, чем вмешается. Как у мышей, где самцы перестали защищать самок, мы теряем инстинкт защищать «своих». Культура и искусство, которые раньше вдохновляли целые поколения, тоже бледнеют. Где поэты, художники, писатели, равные Пушкину, Достоевскому, Рембрандту? Современные фильмы всё чаще упрекают в пустоте и коммерциализации, а шедевры прошлого остаются недосягаемыми. Неужели мы, как мыши Кэлхуна, теряем способность творить, растворяясь в комфорте?
Что ждёт нас дальше?
Эксперимент «Вселенная 25» показал, что изобилие может стать ловушкой. Мыши утратили социальные инстинкты, потому что им не нужно было бороться за выживание, и это привело к их вымиранию. Человечество, в отличие от мышей, способно осознать проблему и найти баланс. Мы можем укреплять социальные связи — через сообщества, традиции, новые ценности. Но захотим ли? Пока мы наслаждаемся комфортом, рождаемость падает, культура теряет глубину, а люди становятся всё более равнодушными друг к другу. Может, Кэлхун был прав, и изобилие — это не спасение, а испытание? А вы как думаете: сумеем ли мы избежать «поведенческой ямы» или повторим судьбу мышей?