Я знал, что он оступится. Не сразу, не в первый месяц, но оступится обязательно. Потому что любовь — это не про глаза, красоту, а про совсем другое. Мы сидели в баре, потрёпанные жизнью, но ещё не сломленные. Он рассказывал про неё — новую, «ту самую». Глаза горели, как у школьника, впервые влюблённого в старшеклассницу. Я слушал, пил пиво и молчал. Потому что уже тогда видел: в его рассказе слишком много «но». «Она старше» — но зато мудрее. «Ребёнок больной» — но он же не виноват.«Бывший — алкаш» — но она же от него ушла. Я не стал спорить. Олени не слушают, они жуют мох и идут туда, где пахнет солью.
Он переехал к ней через три месяца. Квартира — её, мебель — её, правила — её. Прицеп (так я называл того ребёнка) сразу занял место в центре вселенной. Мой друг стал тенью: платил, чинил, возил по врачам. А она? Она «устала». Не работала, не готовила, не убирала. Зато отлично умела висеть на шее и качать права.— Ты же любишь нас? — спрашивала она, суя ему в лицо телефон с прицепом на другом конце.— Люблю, — бормотал он, глотая слова, как горькие таблетки. Я видел, как он меняется. Из весёлого, дерзкого парня превращался в загнанного зверя. Круги под глазами, вечный недосып, кредиты.— Ты понимаешь, что тебя используют? — спросил я однажды. Он посмотрел на меня пустым взглядом:
— Она же не одна, с ней ребёнок.
— Не твой.
— Но он же…
— Не. Твой.
Он смолчал.
Потом было предложение. Да-да, он сделал ей предложение. После того как она устроила истерику из-за того, что он «недостаточно серьёзен». Я сидел напротив него, сжимая стакан, чтобы не закричать:
— Ты вообще в своём уме?
— Она хочет стабильности.
— Она хочет твою зарплату.
Он засмеялся. Невесёлый, хриплый смех.
— Может, и так. Но я уже влез по уши.
Так оно и было. Он уже увяз. Кредиты, долги, больницы. Она даже ребёнка от него не хотела — зачем, если старый прицеп уже обеспечивал ей рычаги давления?
Последний раз мы виделись зимой. Он пришёл ко мне, сел на кухне и молчал минут десять. Потом сказал:
— Я устал.
— Я знаю.
— Она опять… — он провёл рукой по лицу. — Вчера сказала, что если я не куплю ей новую шубу, она уйдёт.
Я не выдержал:
— Ну и пусть уходит!
Он покачал головой:
— Не могу я так.
— Почему?
— Потому что… — он замолчал, потом тихо: — А кто их тогда прокормит?
Я понял, что он уже не мой друг. Он — её.
Сейчас он всё там же. В её квартире. В её долгах. В её правилах. Иногда пишет: «Всё плохо».
Я не отвечаю.Потому что олень, который не хочет вылезать из грязи, рано или поздно становится частью болота и потянет тебя за собой.