Люся поправила очки на переносице — жест, который она отточила за пятнадцать лет работы бухгалтером и десять лет замужества с Геннадием. Жест выражал твёрдость намерений и неготовность идти на компромиссы.
— Ген, ты в своём уме? — её голос звучал спокойно, но холодно. — Я свою квартиру ради твоей матери продавать не собираюсь, не надейся.
Геннадий сидел напротив, сутулясь над остывшим ужином. Его руки, большие и огрубевшие от работы автомехаником, нервно перебирали вилку. Он был из той породы людей, которые в пятьдесят лет выглядят на шестьдесят пять — потрёпанный жизнью, с залысинами и глубокими морщинами вокруг глаз.
— Люсь, а что делать-то? Она же одна там, в Бугульме этой. Сама понимаешь, шестьдесят восемь лет, давление, сердце. Кто за ней там приглядит?
— А кто за нами приглядывал, когда мы Танюшку поднимали? Когда у меня зарплату задерживали на полгода? Когда ты сам три месяца без работы сидел? — Люся постучала ногтем по столу. — Я помню, как твоя мать тогда сказала: «У каждого своя жизнь, своя борозда». Вот пусть и пашет по своей.
В однокомнатной квартире стало тесно от накопившихся за годы обид. Старенькая «хрущёвка» на окраине Зеленодольска была Люсиным наследством от бабушки Клавы — единственное, что ей досталось в жизни просто так, без борьбы. И теперь Гена предлагал продать её, чтобы купить что-то попросторнее и забрать мать из Бугульмы.
— Ты же помнишь, как она к тебе относилась, когда мы только поженились, — продолжила Люся. — «Мышь серая», «бухгалтерша очкастая». А сейчас, значит, родная дочь появилась?
Геннадий отложил вилку и посмотрел на жену взглядом побитой собаки.
— Да забыл я уже всё, Люсь. Столько лет прошло. Мать есть мать.
— А жена — не жена?
— При чём тут это? — Гена попытался вернуть себе позицию главы семьи, но получалось плохо. — Ты вот скажи, тебе жалко человека старого? Или мстить вздумала? За прошлые обиды?
Люся закрыла глаза и глубоко вдохнула. В их семейном спектакле она всегда играла роль рациональной стороны, и сейчас не собиралась менять амплуа.
— Меркуловна не беспомощная старушка, Гена. И ты это знаешь. Она крепкий орешек.
— Да, но...
— Она похоронила двух мужей, отстояла свою квартиру от рейдеров, когда те пытались отжать весь дом под снос. Она до сих пор сама ездит на дачу и выращивает помидоры размером с кулак. А помнишь, как она ходила разбираться в управляющую компанию, когда ей неправильно начислили за отопление? Директор потом две недели на больничном сидел!
Гена слабо улыбнулся, вспоминая характер своей матери.
— Да, она умеет за себя постоять.
— Вот именно, — Люся встала и начала убирать со стола. — А теперь у неё что-то случилось с соседкой, и она решила, что пора менять место жительства. И ты готов ради этого пожертвовать нашим единственным имуществом?
Эта история началась неделю назад. Ангелина Меркуловна, мать Геннадия, позвонила сыну и сообщила, что её соседка по коммунальной квартире, Галина Петровна, связалась с мутной компанией. По словам Меркуловны, к соседке стали захаживать какие-то «мутные личности», и она теперь боится за свою жизнь и сохранность имущества.
— Мама попросила меня помочь ей переехать, — Гена потер лоб, словно пытаясь стереть нарастающую головную боль. — Что в этом плохого?
— То, что на твоей матери пахать можно, — отрезала Люся. — Она никогда не признается, что у неё проблемы с соседкой. Скорее всего, они опять из-за чего-то поругались, и твоя мать решила использовать это как повод, чтобы переехать поближе к сыночку. Сначала поживёт с нами, а потом, глядишь, мы и вовсе переедем в квартиру побольше. И кто будет платить ипотеку? Мы с тобой, конечно!
— Ты несправедлива к ней, — Гена покачал головой.
Люся включила воду, чтобы помыть посуду, но вдруг резко выключила кран и повернулась к мужу:
— Знаешь что? Поезжай в Бугульму сам. Посмотри, что там происходит на самом деле. А потом решим.
Дорога до Бугульмы заняла у Геннадия почти весь день. Старенькая «Лада» натужно гудела, преодолевая километры раскисшей после дождей дороги. Гена крутил руль, а в голове крутились мысли о предстоящей встрече с матерью.
Ангелина Меркуловна жила в двухкомнатной коммунальной квартире, вторую комнату в которой занимала Галина Петровна, женщина примерно того же возраста, но с совершенно другим характером. Если Меркуловна была воплощением советской закалки — принципиальная, прямолинейная и упрямая, то Галина Петровна слыла любительницей приключений даже в свои шестьдесят с лишним.
Подъехав к дому, Геннадий сразу заметил необычное оживление во дворе. Около подъезда стояли две машины с незнакомыми номерами и группа молодых людей, оживлённо о чём-то разговаривающих.
«Неужели мама была права?» — подумал Гена, вспоминая её разговоры о «подозрительных личностях».
Поднявшись на третий этаж, он позвонил в дверь. Никто не ответил. Позвонил ещё раз. Тишина. Гена достал свой ключ — мать всегда настаивала, чтобы у него был доступ к её квартире «на всякий случай».
Внутри было тихо и пахло пирожками — фирменный знак присутствия Ангелины Меркуловны.
— Мама? — позвал Гена, проходя в коридор.
Из комнаты Галины Петровны донёсся приглушённый шум голосов, а потом дверь распахнулась, и на пороге появилась сама соседка — крашеная блондинка в ярком халате и домашних тапочках с помпонами.
— Генка! — воскликнула она с такой радостью, будто они виделись каждый день. — А Меркуловна твоя в магазин упорхнула. Сказала, что ты приедешь, решила что-то вкусненькое приготовить.
Из-за плеча Галины Петровны выглянуло молодое лицо — парень лет двадцати пяти, с модной стрижкой и какой-то странной татуировкой на шее.
— Здрасьте, — кивнул он Геннадию.
— Это Денис, мой племянник, — с гордостью представила молодого человека Галина Петровна. — Приехал ко мне погостить с друзьями. Они тут историей нашего городка интересуются, представляешь? Говорят, фильм хотят снимать!
Геннадий неопределённо хмыкнул, разглядывая «племянника». Что-то в этой истории казалось ему странным, но он не мог понять, что именно.
— А много друзей приехало? — поинтересовался он как бы между прочим.
— Да человек пять-шесть, — беспечно махнула рукой Галина Петровна. — Они то приезжают, то уезжают. Знаешь, творческие люди! Кстати, ты проходи к себе, не стесняйся. Я тут чаёк заварила, могу угостить!
— Спасибо, я лучше маму подожду, — отказался Гена и пошёл в комнату матери.
Комната Ангелины Меркуловны представляла собой идеальный порядок — каждая вещь на своём месте, накрахмаленные занавески, кровать застелена так, что можно монетку бросать и проверять ровность. На столе стояла фотография молодого Геннадия в армейской форме, рядом — фото его отца, давно ушедшего из жизни.
Гена присел на краешек дивана и задумался. Похоже, что беспокойство матери не было беспочвенным. Эти «творческие люди» выглядели сомнительно. Но с другой стороны, внятных доказательств их злого умысла не было. Может, и правда какие-то киношники?
Входная дверь хлопнула, и в квартиру вошла Ангелина Меркуловна. Увидев сына, она сначала замерла на пороге, а потом бросилась обнимать его со словами:
— Приехал, сыночек! А я уж думала, что не дождусь!
Меркуловна была невысокой, но крепкой женщиной с седыми волосами, собранными в строгий пучок. Несмотря на возраст, спина её была прямая, а голос громкий и командирский.
— Привет, мам, — Гена неловко обнял мать. — Как ты тут? Я слышал, у тебя проблемы с соседкой?
Ангелина Меркуловна сразу посуровела, сбросила свою сумку с продуктами на стол и, понизив голос, проговорила:
— Проблемы? Это не то слово, сынок. Она совсем из ума выжила на старости лет. Притащила в дом целую банду! Они тут днём и ночью шатаются, громко разговаривают, музыку включают. Вещи мои пропадать начали!
— Какие вещи? — нахмурился Гена.
— Да вот, например, серебряная ложечка, которую мне твой отец подарил, — Меркуловна открыла ящик буфета и начала в нём копаться. — И ещё брошка пропала, которую я на юбилей от коллектива получила!
— Может, ты просто положила их в другое место и забыла? — осторожно предположил Геннадий.
Ангелина Меркуловна возмущённо фыркнула:
— Я ещё с головой дружу, Геннадий Васильевич! Не надо меня в старые маразматички записывать! Я точно помню, где что лежало.
— Хорошо-хорошо, — Гена поднял руки в примирительном жесте. — А что это за люди у Галины Петровны? Я только что видел какого-то парня, она его племянником назвала.
— Племянником? — Меркуловна презрительно скривила губы. — Нет у неё никаких племянников! Это всё проходимцы, которых она где-то подцепила. Я слышала, как они по ночам разговаривают. Что-то замышляют, точно тебе говорю!
Гена потер подбородок, не зная, что думать. С одной стороны, мать никогда не была склонна к паранойе. С другой — возраст берёт своё, и подозрительность у пожилых людей часто обостряется.
— Мам, а ты с участковым не пробовала поговорить?
— Пфф! — махнула рукой Меркуловна. — Этот участковый сам не лучше. Пришёл, посмотрел документы у этих... «племянников», говорит, всё в порядке. А то, что у меня вещи пропадают — так это, мол, доказать надо! Будто я сама свои вещи ворую!
Геннадий вздохнул. История становилась всё запутаннее.
— Мам, ты правда хочешь переехать к нам в Зеленодольск?
Ангелина Меркуловна вдруг как-то сразу обмякла и присела рядом с сыном.
— Генушка, я здесь больше не могу. Страшно мне. Эти люди... они что-то замышляют. Может, хотят нас с Галиной выжить отсюда. Квартира-то в хорошем месте, центр города почти.
— А Галина сама что думает об этих своих... гостях?
— Да она от них без ума! Говорит, они ей как родные стали. А сама, я видела, таблетки какие-то принимает. Может, они её опаивают?
Гена покачал головой. Ситуация всё больше напоминала сюжет дешёвого сериала, но тревога в глазах матери была неподдельной.
— Ладно, мам. Я останусь на пару дней, посмотрю, что тут происходит. А там решим, что делать дальше.
В тот же вечер Геннадий позвонил Люсе.
— Люсь, тут и правда что-то неладное творится, — тихо говорил он, выйдя на балкон, чтобы мать не слышала. — У соседки какие-то странные люди. Говорят, фильм снимают про город, но мне кажется, это чушь.
— А что участковый? — практично поинтересовалась жена.
— Мать говорит, что он проверил их документы и не нашёл ничего подозрительного.
— Вот видишь! — в голосе Люси послышалось облегчение. — Значит, всё в порядке. Твоя мать просто навыдумывала себе страхов.
— Не знаю, — задумчиво протянул Гена. — Что-то мне это всё не нравится. Останусь на пару дней, присмотрюсь.
— Только не вздумай что-нибудь ей обещать! — предупредила Люся. — Никаких разговоров о продаже квартиры, понял?
— Понял-понял, — вздохнул Геннадий и отключился.
На следующий день Гена решил познакомиться поближе с гостями Галины Петровны. Утром он услышал, как кто-то возится на общей кухне, и, выйдя из комнаты матери, обнаружил там молодую женщину, которая что-то готовила на плите.
— Доброе утро, — поздоровался он.
Женщина вздрогнула и обернулась. На вид ей было около тридцати, с короткой стрижкой и проницательными глазами.
— Здравствуйте, — ответила она настороженно. — Вы, должно быть, сын Ангелины Меркуловны?
— Да, Геннадий, — он протянул руку.
— Вера, — представилась женщина, но руку пожала как-то неохотно. — Я с Денисом приехала. Мы здесь материал собираем.
— Для фильма? — уточнил Гена.
— Да, для документального проекта о малых городах России, — кивнула Вера, помешивая что-то в кастрюле. — Бугульма — очень интересное место с богатой историей.
— И давно вы этим занимаетесь?
— Кинодокументалистикой? Около пяти лет, — она улыбнулась, но глаза остались холодными. — А вы надолго приехали?
— Пока не знаю, — уклончиво ответил Геннадий. — Смотря как дела у мамы пойдут.
В этот момент на кухню вошла Галина Петровна в своём ярком халате.
— О, Гена! Уже познакомился с нашей Верочкой? Она у нас режиссёр! Представляешь, моя квартира в кино будет!
— Очень интересно, — Гена сделал паузу. — А когда можно будет посмотреть этот фильм?
— Ну, до премьеры ещё далеко, — вмешалась Вера. — Сначала надо отснять материал, потом монтаж, постпродакшн... Это долгий процесс.
— Понятно, — кивнул Геннадий. — А где вы обычно свои фильмы показываете?
Вера слегка напряглась.
— В основном на фестивалях, иногда в интернете. Мы работаем в довольно специфическом жанре.
— И как называется ваша студия?
— «Параллакс Продакшн», — быстро ответила Вера. — Мы небольшая независимая команда.
Гена кивнул и сделал себе кофе, размышляя над полученной информацией. Что-то в рассказе Веры не сходилось, но он не мог понять что именно.
Весь день Геннадий наблюдал за происходящим в квартире. Он заметил, что «киношники» действительно много фотографировали — но не город, а именно квартиру. Особенно их интересовала планировка, расположение комнат и окон. Один из парней даже что-то замерял рулеткой, когда думал, что его никто не видит.
Вечером, когда Ангелина Меркуловна уже легла спать, Гена незаметно выскользнул из квартиры и направился к участковому, адрес которого узнал у соседей.
Участковый, немолодой мужчина с уставшим лицом, встретил его без особого энтузиазма.
— По поводу квартиры Меркуловны и Петровой? — переспросил он, когда Гена объяснил цель своего визита. — Да, был я там. Проверял документы у этих... кинематографистов. Вроде всё в порядке. Паспорта российские, регистрация есть.
— И вас не смутило, что они снимают какой-то фильм про город, но при этом почти не выходят из квартиры?
Участковый пожал плечами:
— Не мне судить, как кино снимать. Может, они подготовительную работу ведут. Документы в порядке, жалоб от соседей, кроме вашей матери, не поступало. На каком основании я должен их выселять?
— А вы пробовали узнать что-нибудь про их студию? «Параллакс Продакшн», кажется?
— Нет, — участковый покачал головой. — Это не входит в мои обязанности. Если у вас есть конкретные подозрения в совершении преступления — пишите заявление. А так — извините, ничем не могу помочь.
Геннадий вернулся в квартиру матери, ещё больше озадаченный. Что-то здесь явно было не так, но прямых доказательств чего-то противозаконного у него не было.
На следующее утро он решил позвонить своему старому другу Сергею, который работал в технической поддержке местного провайдера интернета.
— Серёг, привет! Слушай, можешь мне помочь? Есть такая киностудия — «Параллакс Продакшн». Можешь глянуть, что о ней известно в сети?
Через полчаса Сергей перезвонил:
— Гена, такой студии не существует. По крайней мере, в официальных реестрах её нет, сайта тоже нет, и в соцсетях никаких упоминаний. Это точно название?
— Точно, — нахмурился Геннадий. — Спасибо, друг.
Теперь он был уверен — с «киношниками» что-то нечисто. Но что именно они замышляли? И как доказать это матери и участковому?
Вечером того же дня Гена случайно подслушал разговор между Денисом и Верой, когда те курили на балконе, думая, что их никто не слышит.
— ...через неделю всё будет готово, — говорил Денис. — Главное, чтобы старухи не мешали. Особенно эта, Меркуловна. Она что-то подозревает.
— Её сын тоже странный, — отвечала Вера. — Задаёт слишком много вопросов. Надо бы ускориться.
— Риелтор сказал, что сделка почти в кармане. Осталось убедить владельцев.
— С Галиной проблем не будет, она уже почти согласна. А вот вторая...
— Ничего, найдём подход. Не таких обрабатывали.
Геннадий замер за дверью, боясь пошевелиться. Теперь всё вставало на свои места! Никаких киношников не существовало — это были «чёрные риелторы», которые пытались завладеть квартирой. Схема была простая: втереться в доверие к одинокой Галине Петровне, а потом уговорить её и Меркуловну продать квартиру якобы «для съёмок фильма». А скорее всего — просто обмануть и оставить ни с чем.
Не теряя времени, Гена бросился к телефону и вызвал полицию. На этот раз он не собирался разговаривать с участковым — ситуация требовала более решительных мер.
Полиция приехала удивительно быстро. Двое полицейских и следователь внимательно выслушали рассказ Геннадия, осмотрели квартиру и побеседовали с «киношниками». После проверки документов выяснилось, что Денис находился в федеральном розыске за серию мошенничеств с недвижимостью пожилых людей. Остальные члены группы тоже имели богатое криминальное прошлое.
В тот же вечер всю группу задержали, а Галина Петровна сидела на кухне и рыдала, не веря, что её так жестоко обманули.
— Они были такие милые! — всхлипывала она. — Говорили, что я стану звездой их фильма! А Денис... он же называл меня тётей Галей!
Ангелина Меркуловна сидела рядом, непривычно молчаливая, и гладила соседку по плечу.
— Ничего, Петровна. Прорвёмся. Главное, что квартиру не успели отобрать.
Геннадий смотрел на этих двух пожилых женщин и думал о том, насколько беззащитными они были перед хитрыми мошенниками, несмотря на весь свой жизненный опыт и кажущуюся суровость.
Прошла неделя. Гена вернулся в Зеленодольск, рассказав Люсе всю историю. Жена выслушала его молча, а потом тихо спросила:
— И что теперь? Твоя мать всё равно хочет переехать?
— Да, — кивнул Геннадий. — После всего случившегося она боится оставаться там. Говорит, что друзья этих мошенников могут вернуться и отомстить.
— И что ты ей ответил?
— Что мы подумаем. Я ничего не обещал, Люсь.
Наступило молчание. Люся снова поправила очки на переносице — жест, означающий, что она принимает важное решение.
— Знаешь, — наконец произнесла она, — я, пожалуй, изменю своё мнение.
— В каком смысле? — удивился Гена.
— Твоя мать может переехать к нам. Но квартиру мы продавать не будем.
— А где же она будет жить? Здесь и так тесно.
— Я поговорила с начальством, — Люся отвела взгляд. — Мне предложили должность главного бухгалтера в филиале. Это в соседнем городе, но зарплата почти в два раза больше. Мы могли бы снять там квартиру побольше. Всем хватит места.
Геннадий изумлённо уставился на жену:
— Люсь, ты серьёзно? А как же твоя принципиальная позиция?
— Увидела бы ты выражение лица этой Галины Петровны, когда она поняла, как её обманули, — вздохнула Люся. — Я представила, что на её месте могла быть моя мать. Или я сама в старости. Если подумать, твоя мать не так уж плоха. По крайней мере, она не пускает в дом проходимцев.
— Только мойку засоряет луковой шелухой, — усмехнулся Гена, вспоминая давние претензии Люси.
— С луковой шелухой я как-нибудь справлюсь, — Люся улыбнулась и добавила уже серьёзнее. — В конце концов, мы семья. Хоть и со скрипом, но должны поддерживать друг друга.
Гена смотрел на жену с таким удивлением, словно видел её впервые. За десять лет брака он привык, что Люся всегда твёрдо стоит на своём, особенно когда дело касалось финансов и недвижимости. Но сейчас перед ним была другая Люся — способная к компромиссам и даже жертвам.
— Спасибо тебе, — только и смог выдавить он.
— Не благодари раньше времени, — Люся подняла указательный палец. — У меня есть условия. Во-первых, мы не продаём эту квартиру. Она останется нашей, как запасной аэродром. Во-вторых, твоя мать участвует в оплате жилья на новом месте — хотя бы коммуналку пусть платит из своей пенсии. И в-третьих, — тут она сделала многозначительную паузу, — если начнутся конфликты или претензии — мы сразу же обсуждаем ситуацию, а не копим обиды. Идёт?
— Идёт, — с облегчением выдохнул Геннадий. — Люсь, ты чудо.
— Я не чудо, я бухгалтер, — строго поправила его жена. — И я уже подсчитала все расходы. С повышением зарплаты и маминой пенсией мы вполне потянем трёхкомнатную квартиру в приличном районе.
Переезд состоялся через месяц. Ангелина Меркуловна сначала сопротивлялась идее жить вместе с невесткой, которую недолюбливала многие годы. Но после того, что случилось с Галиной Петровной (а та всё-таки продала свою долю квартиры, правда, уже законным путём и за нормальные деньги), Меркуловна стала более сговорчивой.
— Только учти, Геннадий, — предупредила она сына, собирая вещи, — я к вам не на всю жизнь. Поживу немного, а там, глядишь, и на свою жилплощадь накоплю.
Гена только усмехался, слушая эти заявления. Он-то знал, что при нынешних ценах на недвижимость накопить на квартиру с пенсии было невозможно. Но спорить с матерью не стал — пусть сохраняет иллюзию независимости.
Новая квартира оказалась просторной и светлой. Три комнаты, большая кухня, застеклённый балкон — настоящий дворец по сравнению с их прежней «хрущёвкой». Меркуловне выделили отдельную комнату с видом на парк, чему она была несказанно рада.
Первые недели совместной жизни прошли на удивление гладко. Ангелина Меркуловна старалась не вмешиваться в дела молодой семьи, а Люся проявляла невиданное ранее терпение к привычкам свекрови. Гена не мог нарадоваться такой идиллии.
Но на исходе второго месяца тучи начали сгущаться.
— Люся, ты неправильно варишь борщ, — заявила как-то Меркуловна, заглядывая через плечо невестки. — Свёклу нужно отдельно тушить, а потом добавлять. И уксус обязательно, для цвета.
Люся промолчала, хотя Гена заметил, как напряглась её спина. На следующий день свекровь раскритиковала способ глажки рубашек, а ещё через день — расстановку мебели в гостиной.
— Люсь, ты чего такая хмурая? — спросил Гена, когда они остались наедине.
— Всё нормально, — отрезала жена. — Я помню наш договор. Мы обсуждаем проблемы, а не копим обиды.
— И какие у тебя проблемы?
— Твоя мать считает, что я не умею вести хозяйство. Это неприятно, но я переживу. В конце концов, она из другого поколения, у неё свои представления о быте.
Гена с благодарностью обнял жену:
— Ты самая понимающая женщина на свете.
Но на следующей неделе случился настоящий скандал. Ангелина Меркуловна, решив сделать доброе дело, самовольно переставила всю посуду в кухонных шкафах «по уму». Люся пришла с работы и минут двадцать не могла найти любимую чашку.
— Эдуард Палыч, наш директор, сегодня при всех меня похвалил за новую систему отчётности, — возбуждённо рассказывала она мужу, открывая один шкафчик за другим. — Представляешь, говорит: «Людмила Сергеевна, вы просто находка для нашей компании!» А ведь он скупой на похвалы, все знают. Ой, а где моя чашка? Та, синяя, с котиками?
— Я её переставила, — раздался голос Меркуловны из коридора. — Нечего дорогую посуду на самый край ставить, ещё разобьёшь. Я всё по порядку разложила: чашки с чашками, тарелки с тарелками. Теперь хоть какой-то порядок будет на кухне.
Люся медленно повернулась к свекрови, и Гена физически ощутил напряжение, повисшее между двумя женщинами.
— Ангелина Меркуловна, — ледяным тоном произнесла Люся. — Я просила вас не трогать мои вещи?
— Просила, — невозмутимо кивнула свекровь. — Но я же не для себя старалась. Для общего блага. У тебя такой бардак был в шкафах, что страшно открывать.
— Это не бардак, — Люся сжала кулаки. — Это моя система. Я точно знаю, где что лежит.
— Знала, — поправила её Меркуловна. — Теперь будешь знать по-новому. По-правильному.
— По-правильному? — Люся сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — А кто решает, как правильно? Вы?
— Я прожила пятьдесят лет в своей квартире и никогда...
— Вот именно! — перебила её Люся. — В СВОЕЙ квартире. А это — моя квартира. Вернее, наша с Геной. И здесь я решаю, как расставлять посуду. И вообще всё!
Ангелина Меркуловна выпрямилась, словно проглотила палку:
— Значит, я здесь никто? Приживалка? Квартирантка?
— Мама, Люся не это имела в виду, — попытался вмешаться Гена, но был проигнорирован обеими женщинами.
— Я имела в виду именно то, что сказала, — твёрдо произнесла Люся. — Вы живёте в нашем доме, и должны уважать наши правила. Я не лезу в вашу комнату, не переставляю там вещи. И требую такого же отношения к себе.
— Да кому нужны твои дешёвые тряпки и пластмассовые безделушки! — взорвалась Меркуловна. — Я пыталась навести здесь порядок, а ты...
— СТОП! — Гена наконец обрёл голос и встал между женщинами. — Хватит! Мама, Люся права. Нельзя без спроса переставлять чужие вещи. Это неуважение.
Ангелина Меркуловна задохнулась от возмущения:
— Ты на чьей стороне, сынок?
— Я на стороне здравого смысла, — устало ответил Геннадий. — Мы договорились жить вместе, уважая границы друг друга. Ты сама говорила, что хочешь, чтобы в твоей комнате всё было по-твоему. Так дай и нам такую же свободу.
Меркуловна несколько секунд молча смотрела на сына, а потом резко развернулась и ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью.
— Спасибо, — тихо сказала Люся мужу. — Я думала, ты опять промолчишь.
— Я обещал, что мы будем решать конфликты вместе, — он пожал плечами. — Держу слово.
К ужину Ангелина Меркуловна не вышла, демонстративно оставшись в своей комнате. Гена отнёс ей поднос с едой, но через пять минут вернулся ни с чем.
— Говорит, что не голодна, — развёл он руками.
— Классический приём манипуляции, — вздохнула Люся. — Моя мать тоже так делала, когда хотела вызвать чувство вины. Не поддавайся.
Но на следующее утро ситуация стала ещё хуже. Ангелина Меркуловна вышла к завтраку с опухшими от слёз глазами и заявила, что собирается уезжать.
— Я не хочу быть обузой для молодой семьи, — с достоинством произнесла она, не глядя на невестку. — Вернусь в Бугульму, там хоть стены родные.
— Мам, ну что ты такое говоришь? — растерялся Гена. — Никто тебя не выгоняет!
— Не выгоняет, но и не рад, — Меркуловна жалобно посмотрела на сына. — Я всю жизнь для тебя старалась, Генушка. Недоедала, недосыпала, чтобы ты на ноги встал. А теперь, на старости лет, что имею? Угол в чужой квартире, где мне и чашку переставить нельзя?
Люся поморщилась от такой откровенной манипуляции, но промолчала. Гена же явно был в замешательстве.
— Мам, никто не запрещает тебе переставлять чашки. Просто надо сначала спросить.
— Спрашивать разрешения в моём возрасте? — горько усмехнулась Меркуловна. — Нет уж, увольте. Поеду я домой, пока совсем не состарилась и могу за себя постоять. Только вот денег на билет нет — последние на подарок внучке потратила.
— Я куплю билет, — Гена потёр лоб, не зная, как реагировать на такой поворот событий.
— И купи, — неожиданно сказала Люся, поднимаясь из-за стола. — Только не в Бугульму, а в Сочи. На две недели. Пусть Ангелина Меркуловна отдохнёт на море, проветрится. А мы тут тоже отдохнём друг от друга. Потом с новыми силами начнём совместную жизнь.
Меркуловна уставилась на невестку с открытым ртом:
— В Сочи? Я?
— А что такого? — пожала плечами Люся. — Вы никогда не были на Чёрном море?
— Была, в молодости. С Васей, отцом Гены, — вдруг растерянно проговорила свекровь. — В семьдесят шестом. Мы там познакомились...
— Вот и прекрасно, — Люся допила свой кофе. — Освежите воспоминания. Только на этот раз в хорошем санатории, с полным пансионом. Я уже присмотрела один вариант, как раз по акции путёвки продают.
Ангелина Меркуловна не нашлась, что ответить. Такого хода она явно не ожидала.
Две недели без свекрови пролетели как один день. Люся и Гена наконец почувствовали себя настоящими хозяевами новой квартиры — расставили вещи по своему вкусу, купили новые шторы, даже сделали небольшой ремонт в ванной.
— Знаешь, — задумчиво сказал Гена, когда они лежали вечером в постели, — я только сейчас понял, насколько мы с тобой разные с мамой. У неё свои представления о жизни, своя система ценностей. Не хуже и не лучше нашей — просто другая.
— И что ты предлагаешь? — Люся положила голову ему на плечо.
— Может, стоит ей снять отдельную квартиру? Небольшую, но в нашем городе. Чтобы жила самостоятельно, но при этом мы могли часто видеться, помогать друг другу.
— А деньги где возьмём? — практично поинтересовалась Люся. — Аренда нынче дорогая.
— Может, продать мамину долю в бугульминской квартире? Там сосед интересовался, хотел расширяться.
— Разумный вариант, — кивнула Люся. — Только твоя мать должна сама этого захотеть. Если мы предложим ей съехать — обидится смертельно.
— Ты права, — вздохнул Гена. — Но как её подвести к этой мысли?
На следующий день им позвонила сама Ангелина Меркуловна. Голос её звучал возбуждённо и как-то по-молодому.
— Генушка! Ты не поверишь! Я встретила здесь Николая Ивановича!
— Какого ещё Николая Ивановича? — не понял Гена.
— Ну как же! Своего одноклассника! Он на соседнем этаже в санатории живёт. Представляешь, мы не виделись почти пятьдесят лет! А тут такая встреча!
— Здорово, мам, — растерянно ответил Гена, не понимая, почему мать так взволнована.
— Он тоже вдовец, уже десять лет один. Дети в Москве, внуки выросли... В общем, мы подумали... — Меркуловна на секунду замолчала, а потом выпалила: — Я решила остаться в Сочи ещё на неделю! Николай Иванович снимает здесь квартиру круглый год, говорит, что климат ему подходит. И мне, кстати, тоже. Давление не скачет, суставы не болят...
— Мам, а деньги? — осторожно спросил Гена. — Санаторий же дорогой.
— Об этом не беспокойся. Николай Иванович предложил мне пожить у него. У него двухкомнатная квартира, места всем хватит.
Геннадий переглянулся с Люсей, которая слушала разговор по громкой связи. На её лице отразилось такое же изумление, как и у него.
— Мам, ты уверена? Вы же почти не знаете друг друга...
— Почти пятьдесят лет знакомы, Геннадий Васильевич! — возмутилась Меркуловна. — В одном классе учились! Одна парта на двоих была! Он мне ещё тогда нравился, просто твой отец первым пригласил на танец...
Гена мысленно представил себе мать, влюблённую как девчонка, и не смог сдержать улыбки.
— Ладно, мам. Оставайся, конечно. Только будь осторожна.
— Не маленькая уже, сынок, — хмыкнула Меркуловна. — Кстати, Николай Иванович предлагает мне переехать к нему насовсем. У него хорошая пенсия, плюс сдаёт квартиру в Москве... В общем, жить можно. Я подумываю продать свою долю в бугульминской квартире и перебраться сюда.
— А как же мы? — растерялся Гена.
— А что вы? — удивилась мать. — Вы молодые, своя жизнь у вас. Будете в гости приезжать на море, внуков привозить. Тут им раздолье! И мне спокойнее — я своя в своём доме, вы — в своём. Никто никому не мешает.
После разговора Гена долго сидел молча, переваривая новость.
— Не могу поверить, — наконец произнёс он. — Моя мать влюбилась на старости лет и собирается начать новую жизнь. Как в кино каком-то!
— Почему бы и нет? — улыбнулась Люся. — Она ещё вполне энергичная женщина. И характер у неё... крепкий. Такие долго живут.
— Ты не злорадствуешь? — подозрительно покосился на неё Гена.
— Нисколько, — серьёзно ответила Люся. — Я рада за твою мать. Правда рада. Каждый заслуживает счастья, даже те, кто умеет превращать жизнь окружающих в ад своими благими намерениями.
Гена рассмеялся и обнял жену:
— А ты злопамятная, оказывается!
— Я не злопамятная, — поправила его Люся, поправляя очки на переносице. — Я просто бухгалтер. У меня профессиональная память на дебет и кредит. Кстати, теперь мы можем подумать о втором ребёнке. Места хватит.
— А как же твоя карьера? Новая должность?
— Справлюсь, — уверенно кивнула Люся. — Если твоя мать в шестьдесят восемь лет не боится начинать новую жизнь, то чего бояться мне в тридцать пять?
Ангелина Меркуловна всё-таки вернулась в Зеленодольск — но только на две недели, чтобы собрать вещи и оформить документы на продажу своей доли в бугульминской квартире. К удивлению Гены, она почти не вмешивалась в их с Люсей жизнь, больше времени проводя в телефонных разговорах с «Николенькой» и планируя будущее переселение в Сочи.
— Знаешь, о чём я жалею? — сказала она сыну накануне отъезда. — Что не сделала этого раньше. Всю жизнь боялась перемен, цеплялась за привычное. А оказалось, что новое — это не всегда страшно. Иногда это как раз то, что нужно.
Гена смотрел на мать и не узнавал её. Куда делась властная, вечно всем недовольная женщина? Перед ним сидела помолодевшая, будто сбросившая десяток лет Ангелина Меркуловна, с блеском в глазах и планами на будущее.
— Ты не переживаешь, что он может оказаться не тем, за кого себя выдаёт? — осторожно спросил Гена, вспоминая историю с «киношниками».
— Генка, ты меня за кого держишь? — усмехнулась мать. — Я все документы его проверила, пока он в бассейне плавал. И паспорт, и пенсионное. Всё в порядке. Да и потом, квартиру свою я не продаю, а сдаю. Так что если что — всегда смогу вернуться. Я авантюристка, но не безрассудная.
В день отъезда Меркуловны на вокзал её провожали всей семьёй. Танюшка, внучка, крепко обняла бабушку и попросила привозить ей ракушки с моря. Гена помог матери с чемоданами и напоследок спросил:
— Мам, а ты счастлива?
Ангелина Меркуловна посмотрела на сына долгим взглядом, а потом ответила:
— Знаешь, Гена, счастье — штука странная. Оно приходит, когда его не ждёшь. Я всю жизнь думала, что моё счастье — это ты, твоя семья, возможность быть рядом с вами. А потом поняла, что каждый должен строить своё счастье сам. И да, сейчас я, кажется, счастлива. Или по крайней мере на пути к этому.
Она повернулась к Люсе и неожиданно обняла невестку:
— Прости меня за всё, дочка. Ты хорошая жена моему сыну. Береги его.
Люся, удивлённая таким проявлением чувств, неловко похлопала свекровь по спине:
— Всё хорошо, Ангелина Меркуловна. Приезжайте к нам в гости. Дверь всегда открыта.
— И вы к нам приезжайте, — улыбнулась Меркуловна. — На море, летом. Николенька уже готовит для вас комнату. Говорит, что давно мечтал о большой семье.
Когда поезд скрылся из виду, Гена и Люся ещё долго стояли на перроне, держась за руки.
— Странная штука — жизнь, — задумчиво произнёс Гена. — Никогда не знаешь, что будет завтра.
— В этом и прелесть, — ответила Люся, глядя вслед уходящему составу. — Никогда не поздно начать всё сначала. Даже если тебе шестьдесят восемь и все вокруг считают, что твоя жизнь уже прожита.
Они медленно пошли к выходу с вокзала. Впереди бежала Танюшка, что-то весело напевая, а за ними оставалась платформа, с которой только что уехала в новую жизнь Ангелина Меркуловна — женщина, которая наконец поняла, что счастье нужно искать не в чужих квартирах, а в собственном сердце.