Галя нащупала ключи в кармане пальто, привычно повернула их в замке и толкнула ногой тяжёлую дверь. Пакеты с продуктами оттягивали руки — всё, как всегда по средам. Среда — день доставки «вкусностей» родителям, такой вот молчаливый ритуал, не обсуждаемый, но неукоснительный, как утренний кофе.
— Ма-ам! Я купила тот сыр, который ты просила, — крикнула она в пустую прихожую.
Тишина. Странно. Обычно мать встречала её в дверях, причитая, что Галя зря тратится, что они с отцом «не нищие, слава богу». И тут же начинала перебирать покупки, охать и цокать языком от цен.
Галя прошла на кухню, водрузила пакеты на стол и заметила лежащие тут же бумаги. Договор дарения. Подписи — размашистые, уверенные. Печать нотариуса.
Её взгляд выцепил главное: «Даритель передаёт в собственность Артёму Викторовичу Кузнецову...» Дальше туман. Квартира. Эта самая квартира, в которой она выросла. Их общий дом.
В коридоре послышался шум. Голоса родителей, смех брата.
— А вот и Галочка пришла! — пропела мать, входя на кухню. — Мы задержались, думали, не застанем тебя.
— Это что? — Галя указала на бумаги, чувствуя странную сухость во рту.
— А, — отец махнул рукой, — формальности. Решили квартиру на Тёму переписать, пока мы живы-здоровы. Чтоб потом проблем не было.
— А мне вы что-нибудь оставили? — вопрос вырвался сам собой, против воли. Она не хотела звучать так жалко, так по-детски обиженно.
Повисла пауза.
Родители переглянулись, как дети, застигнутые за шалостью. Мать присела на краешек стула и заговорила воркующим голосом:
— Галочка, ну что ты, милая. У тебя же есть дача. Помнишь, мы ещё пять лет назад оформили её на тебя? Тот участок в Васильково, с яблонями.
— Шесть соток, сарай и летний домик, — уточнил отец.
Артём стоял, прислонившись к дверному косяку, и демонстративно изучал ногти. На губах его играла странная улыбка — то ли смущения, то ли превосходства.
— И потом, — продолжала мать, — ты же всегда сама справлялась. У тебя хорошая работа, муж, а вот Тёме сейчас тяжело. У него семья, детишки.
— У него Mерседес и квартира в новостройке, — тихо заметила Галя.
— Детям нужно пространство! — мать повысила голос. — И потом, ты же понимаешь, дочка, мы привыкли к Артёму, к внукам.
Галя молча взяла сумку, повесила на плечо. Продукты так и остались на столе.
— Я пойду.
— Но ты же только пришла! — всполошилась мать.
— Да, но что-то мне расхотелось оставаться.
Галя вышла из подъезда, и впервые за все годы посещений родителей не оглянулась, не помахала в окно.
Дома она долго стояла под душем, пока вода не стала холодной. Муж, Сергей, вернулся с работы, застал её в халате, с мокрыми волосами, бессмысленно переключающей каналы на телевизоре.
— Ты чего такая бледная? Случилось что-то?
Она рассказала. Без слёз, без истерики — как сводку погоды.
— И что? — пожал плечами Сергей. — Родители имеют право распоряжаться своим имуществом. А дачу-то они тебе оставили.
— Дело не в квартире, — Галя сжала в руках чашку с остывшим чаем. — Дело в том, что они выбрали.
— Брось, — Сергей потянулся за планшетом. — Нам и своих проблем хватает. Отпусти эту ситуацию.
Но «отпустить» не получалось. Что-то новое поселилось внутри Гали — колючее, неудобное, как заноза под кожей. Она ходила на работу, готовила ужины, но мысли возвращались к тому дню, к спокойному голосу отца: «Решили квартиру на Тёму переписать.»
На работе грянули перемены — Галю повысили, вручили премию. Она стояла с конвертом в руках, слушала поздравления, и вдруг почувствовала — пора.
Через день она взяла отпуск. Ещё через день села в поезд и отправилась к старой подруге в Нижний Новгород. Никому не сказав. Просто оставив записку мужу: «Мне нужно время. Вернусь через две недели.»
Телефон она отключила. И эта маленькая, почти детская бунтарская выходка принесла ей больше облегчения, чем все месяцы терапии.
Представьте, что вас всю жизнь считали надёжной, серьёзной, самостоятельной. Той, кто всегда поддержит, поможет, возьмёт на себя. И вдруг вы делаете что-то совершенно несвойственное, несуразное — как первый глоток свободы после долгого заточения.
Когда через две недели Галя вернулась, мир не рухнул. Но всё изменилось. Ей выдержали настоящую осаду — звонки родителей, яростные сообщения брата, недоумевающие вопросы коллег. А теперь, при встрече, все смотрели на неё по-новому.
И это ещё не всё, это было только начало.
Родительская квартира встретила Галю привычным запахом маминых пирожков и старого паркета. Она позвонила заранее, и теперь вся семья была в сборе — словно на совет старейшин, где ей предстояло держать ответ за свои «художества».
— Ты понимаешь, как мы волновались? — мать заламывала руки, расхаживая по кухне. — Я давление измеряла каждый час! Отец валокордин пил! А всё потому что ты...
— Взяла отпуск и поехала к подруге, — спокойно закончила Галя, снимая чайник с плиты.
Странное дело — всего две недели в другом городе, а она будто стала выше ростом. Увереннее. Сильнее.
Артём хлопнул ладонью по столу:
— Какая подруга?! Какой отпуск?! Ты хоть понимаешь, что ты сделала? Бросила родителей! Исчезла! Они в возрасте, у мамы сердце!
— А где ты был, когда маме нужно было к кардиологу? — Галя повернулась к брату. — Я тебе звонила трижды. Ты сказал, что занят.
— У меня работа! Дети! — Артём покраснел.
— У меня тоже работа, — Галя разлила чай по чашкам. — И жизнь, представь себе. И, кстати, больше я не буду приезжать по средам. И по субботам тоже.
Мать ахнула:
— Что значит — не будешь?
— То и значит. — Галя посмотрела на родителей долгим взглядом. — Вы выбрали Артёма. Квартира его, значит, и забота о вас — его. Я больше не ваша сиделка.
Она достала из сумки связку ключей и положила на стол.
— Эти мне больше не понадобятся.
Отец нахмурился:
— Это что ещё за новости? Мы тебя растили, кормили-поили...
— Спасибо, — кивнула Галя. — Я благодарна. Но у Артёма теперь есть квартира, у меня есть дача. Всё поровну. Вот только обязанности тоже должны быть — поровну!
Казалось бы, что может быть хуже! Но Галя ещё не закончила.
— А ещё, — она сделала глоток чая, — я продаю дачу.
— Что?! — воскликнули все хором.
— Да-да, ту самую, в Васильково. Уже нашла покупателя. Деньги получу на следующей неделе.
— Но как же, — забормотала мать. — Мы же думали... для внуков...
— Каких внуков, мама? — улыбнулась Галя. — У меня их нет. А Артёмовы и без дачи прекрасно обойдутся, у них и так целая трёшка.
— Ты не можешь продать! — выпалил Артём. — Это же наше, семейное!
— Нет, — Галя покачала головой. — Это моё. По документам. А вот эта квартира — твоя. Тоже по документам. Всё честно.
Она встала, собрала чашки и отнесла в раковину.
— У меня своя жизнь, у вас — своя. Я вас всех люблю, но хватит. Хватит быть девочкой на побегушках, которую вы вспоминаете, когда маме нужно к врачу или папе нужно починить кран.
Артём стоял, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Мать беззвучно плакала. Отец мрачно смотрел в пол.
— Не переживайте, — Галя поцеловала мать в щёку, — у меня есть квартира. Маленькая, но своя. А дача, — она улыбнулась, — дача всё равно требовала ремонта, который никто из вас делать не собирался.
Когда Галя вышла на улицу, ветер подхватил её волосы. Она запрокинула голову к небу и глубоко вдохнула. Телефон разрывался от звонков — родители, Артём, даже муж. Она выключила звук.
— Слушай, сестрёнка, это уже ни в какие ворота, — Артём звонил каждый день, голос всё более усталый, раздражённый. — Мама требует отвезти её к окулисту, отец снова кран сломал.
Галя только улыбалась. Она была занята — развешивала шторы. Терракотовые, с мелким рисунком, совершенно не практичные, но такие уютные.
— Ты взрослый мальчик, Тёма. Разберёшься.
— Но я же работаю! А Маша с детьми сама не справляется!
— Найми сиделку.
— За какие деньги?!
— За те, что квартира стоит, — спокойно отвечала она и нажимала «отбой».
Родители тоже звонили — поначалу с упрёками, потом с плохо скрываемой мольбой. Мать, казалось, начинала понимать, что потеряла. Не просто дочь-помощницу — дочь.
А Галя впервые за много лет жила без чувства вины. И с твёрдой уверенностью, что она, наконец, принадлежит только себе.
Друзья, а вы как считаете - не жестко она с родителями? Напишите в комментариях.
Рекомендую почитать: