Свет больничной лампы бил в глаза, утомленные бессонной ночью. Я смотрела на маленькое личико, сморщенное и сосредоточенное, и чувствовала себя чужой, словно наблюдала за этим моментом со стороны. Слова врачей, наставления медсестер – все пролетало мимо, не оставляя следа. Я знала, что должна чувствовать что-то особенное, материнское, но вместо этого внутри была пустота, смешанная с растерянностью и усталостью.
Я жила в каком-то ожидании. Ожидании настоящей жизни, красивой, успешной, наполненной событиями и достижениями. Рождение ребенка в мои планы не входило. Это было неожиданно, трудно, и, честно говоря, я не знала, как с этим справиться. Я строила замки из планов на будущее, совершенно не замечая, что настоящее уже здесь, прямо в этой палате, в этом маленьком комочке, лежащем в моей кровати.
И вот, в этот момент моя прежняя жизнь остановилась и запустилась новая. Пришло осознанное понимание, что возврата к прошлому не будет. Что отныне нас трое, и мы вместе будем идти вперёд. Я, Сёма и ответственность, которая легла на мои плечи тяжелым, но не отягощающим грузом. Всю меня внутри затопил восторг. И предвкушение на редкость увлекательного путешествия.
Так бывает, когда живёшь каким-то ожиданием настоящей или лучшей жизни, а потом вдруг видишь: именно то, что сейчас происходит, и есть настоящая и лучшая жизнь. И можно наслаждаться ею здесь и сейчас. Можно не просто строить планы на далёкое будущее, но пора уже воплощать их. Не идти к недосягаемой цели, а получать удовольствие от самого пути, ощущая тепло крохотной ладошки в своей руке.
Я смотрела и не замечала. Слышала и не воспринимала. Своим маленьким поступком Сёма обратил моё внимание на себя. Сконцентрировал всю мою жизнь в этом крохотном человечке. Он открыл ротик, попытался что-то сказать, и из него вырвалось невнятное, но такое важное, такое трогательное "агу".
И не было больше злости. Ушла на задний план усталость, накопившаяся за долгие месяцы беременности и родов. Всё затмило собой желание каждый день узнавать что-то новое о сыне, знакомиться с ним, изучать каждую черточку его лица, выстраивая прочные, нерушимые отношения.
Пережив такое озарение, невозможно не измениться. Невозможно не полюбить этого совсем недавно родившегося мальчика, глядевшего на меня с такой радостью и с таким обожанием после того, как я ответила ему своё «агу». Моё собственное, неумелое, но искреннее "агу".
В этот момент я поняла, что больше не одна. Что теперь у меня есть маленький человек, который нуждается во мне, который смотрит на меня, как на солнце, который любит меня просто за то, что я есть.
Это же чудо. Чудо материнства, чудо новой жизни, чудо простого, но такого важного слова "агу", ставшего точкой отсчета в моей новой, настоящей, лучшей жизни. И я, наконец, готова к этому путешествию. К путешествию длиною в жизнь. С Сёмой. Вместе. Навсегда.
"Агу!"
- Кирочка, всё мне кажется, Семуша голову набок держит. Точно родовой травмы не было? Ты уверена?
- Кира, Семёну твоего молока хватает? Чего он такой худой? Где все эти младенческие складки на руках и ногах?
- Кирочка, посмотри, как Семёнчик ручками дёргает, когда плачет! И подбородок трясётся! К неврологу вам надо, пока не поздно.
- Слушай, Кира, чего Семён так странно дышит? Вы его кардиологу показывали? Не мешало бы показать.
- Кирочка, а глазки-то у Семушечки косят. Нужно не проморгать момент. Если что, у меня знакомый окулист есть, такая замечательная женщина.
- Кира, педиатры рекомендуют пеленать ребёнка до года. И спать лучше будет, и ноги ровнее станут.
- Кирочка, я купила вам детского мыла, вещички Семунчику стирать. Первые три года только руками. И гладить с двух сторон для лучшей дезинфекции.
- Кира, вот уж не ожидала, что ты такая легкомысленная. К педиатру ещё не скоро, а вес мониторить необходимо. Взвешивай до кормления и после.
- Кирочка, чепчики до года на каждую гулянку надевай, чтобы ушки не надуло.
- Кира, у Семёна на дёснах налёт белый. Это молочница. Причём тут то, что он только поел? Так не должно быть. Обязательно следует промывать раствором каким-то там, не помню уже.
И далее в том же духе. Продолжать можно бесконечно.
- Кира, Сёма опять плачет.
Не отрывая голову от подушки, Лёша тормошил меня за плечо, стараясь разбудить.
Каждый раз, засыпая, я так глубоко проваливалась в сон, что даже не слышала детского плача.
Надо встать. Надо… на…
- Кира!
- Я не сплю. Уже встаю. Уже иду.
Для начала было бы здорово глаза открыть. Но как это сделать, если всего лишь миг назад их закрыла?
Вот уже неделя, как я спала по ночам не более пяти часов. И то с перерывами.
Однажды поймала себя на том, что, сидя с Сёмкой на руках, который из-за буянившего животика не желал спать в кроватке, я, почти заснув, начала болтать какую-то несуразицу из накрывших меня грёз.
Поэтому днём при первой же возможности укладывалась на боковую. Не хватало ещё Сёмку уронить. Тьфу-тьфу!
Чтобы Лёша не появлялся на работе в образе сомнамбулы, я не привлекала его к ночным бдениям. Зато он готовил нам еду. Да, мне повезло, муж превосходно готовит, лучше меня.
Как же хотелось спать, просто слов нет. Иной раз во мне поднималась такая злость, которой я в себе и не подозревала, из-за того, что не удаётся поспать как следует. Но если Сёмка меня будит, значит тоже не спит. И ему нужна моя помощь.
Сейчас, подняв себя с кровати, словно некромант – умертвие из могилы, я недоумевала, почему так светло в комнате. Почему сквозь шторы пробивались солнечные лучи. Ведь предыдущее укладывание Сёмки произошло часа в три ночи.
Глянув на будильник, поняла, что краткий миг, на который я успела прикрыть глаза, длился больше двух часов. И уже почти наступило утро.
Значит, капельки, прописанные педиатром, всё же подействовали. Ура-а!
Ноги и руки рьяно протестовали. Одни отказывались держать меня, другие – ребёнка. Казалось, тело осталось прежним, а конечности увеличились и отяжелели.
Но тут за дело взялись сила воли с чувством долга и сдвинули его с мёртвой точки.
Нельзя же заставлять маленького долго ждать. Это я про базовое доверие к миру почитала и про привязанности в жизни ребёнка.
Мозг мой, продолжая на добрые две трети пребывать в спячке, всё же чётко координировал действия.
Достать сына из кроватки.
Подержать немного столбиком, чтобы вышел скопившийся в желудке воздух.
Положить на пеленальный столик.
Расстегнуть клёпки комбинезона.
Снять грязный подгузник.
Увернуться от прицельной струи (в девяноста процентах случаев).
Вытереть влажными салфетками.
Намазать кремом.
Надеть чистый подгуз…
- Агу.
Прозвучало внятно, а в утренней тишине ещё и довольно громко.
Одно короткое слово, произнесённое детским голоском, заставило до предела распахнуться мои глаза и пробудило все трети мозга!
Сёмка в ожидании реакции смотрел на меня серыми глазёнками, лучащимися интересом и… озорством что ли.
А я утонула в этих глазищах, поражённая в самое сердце.
"А что, так можно было?" или Уроки Материнства имени Кота Бегемота
Педиатр, вызванная мной на дом из поликлиники, совсем ещё девчонка, ловко крутила моего сына в руках, умудряясь десятью пальцами поддерживать ему голову, спину и его самого подмышки. Глядя на эти действа, я ощутила, как нервически задёргался левый глаз. Одновременно в мозгу оформилась мысль: а что, так можно было?
Я брала своё чадо на руки крайне осторожно, носила столбиком аккуратно, чтобы никакого запрокидывания или вывиха, упаси Боже!, не допустить. А тут – р-р-раз – в вертикальное положение на ноги поставили. И следом же – р-р-раз – на живот перевернули, не давая мне времени в себя прийти от такого потрясения.
- Полтора месяца.
- Да не переживайте, собственно, он крепче, чем вы думаете, - с улыбкой успокоила девушка, бросив на меня быстрый взгляд и верно оценив моё душевное состояние. Подставила ладони к стопам малыша, чтобы тот отталкивался и пытался ползти. – Правда, Семён? Агу-агу.
Ха-ха! Так он ей и ответил. По-моему, она ему не понравилась. Вот мне точно не понравилась. Улыбка у неё слишком снисходительная, да и хитрющая какая-то к тому же. И вообще чего эта вчерашняя выпускница медицинского ведёт себя так, будто лучше и больше меня знает и понимает моего Сёмку?
Да и рано ему ещё агукать: ни речевой аппарат, ни мозг не развиты до такого уровня.
«Кот Бегемот…»
В сумочке докторши, перекинутой через плечо, запел голосом Ларисы Долиной смартфон, и девушка, наконец, оставив в покое ребёнка, ошарашенного открывшимися возможностями, заспешила откланяться.
«…мне такой в товарищи не годится о-о-о…»
- Сейчас я вам всё напишу. Где-то тут у меня, собственно, блокнот был… ага! Вот. Эти капельки – витамин Д… Эти – если колики… Вы же, собственно, на грудном вскармливании?
«…пошалить с ним и повеселиться…»
- Да.
«Кот Бегемот…»
- Собственно, прям с ложечки в рот давайте.
«…ах ты моя дьявольская киса о-о-о…»
Она сунула мне в руку выдранные из блокнота листики с каракулями и умчалась в коридор.
«…устала от забот…»
- Подождите! А что с гноящимся глазиком делать? – опомнилась я.
«…весельчак и мот…»
Педиатр прибежала обратно в комнату. К уже имевшимся у меня листикам прибавился ещё один.
«…сам меня зовёт…»
- Этим промывать глазки. И ещё: обязательно массаж слёзного канальца… собственно, пару недель.
«…ах ты моя дьявольская киса…»
- Чего-чего?
«…о-о-о…»
- Посмотрите в Интернете, как правильно выполнять. Очень много наглядных видео, собственно, ничего сложного.
«…маленькая женщина…»
Хлопнула входная дверь.
Тут же отворилась, и я, отправившаяся запирать дверь на замок, нос к носу столкнулась всё с той же докторшей.
- Да. Почаще выкладывайте, собственно, на животик и делайте гимнастику. На этом всё. Не болейте.
Дверь хлопнула повторно.
Мда-а… Как-то сумбурно вышло.
Детский врач отбыл, оставив после себя стойкое ощущение разочарования, приправленного недоумением с лёгкими нотками отчаяния.
А чего я ожидала-то? Подробную инструкцию к ребёнку: как сделать, чтобы не плакал, или чем накормить, чтобы спал всю ночь напролёт?
Было бы неплохо.
Застыв изваянием посреди комнаты и уставившись невидящим взором на исписанные корявым почерком листочки, окунулась с головой в пучину растерянности. Немая сцена в лучших традициях Гоголя!
Со стороны пеленального столика послышалось возмущённое кряхтение и попукивание.
Сёмка!!
Уткнувшись носом в матрасик и яростно суча ножками и ручками, он выказывал миру своё недовольство: его забыли перевернуть на спину.
*
Обе наши бабушки оказались до жути тревожными и нагнетали обстановку, выискивая проблемы, которых не существовало.
- Кирочка, ты смотри, прошу тебя, чтобы Сёмочка на одной и той же стороне постоянно не спал. Потом кривошею исправлять придётся, вещь не из приятных, знаешь ли, – вещала одна. – Пожалуй, Кирочка, я всё же куплю вам подушечку-бабочку. Да-да.
И ведь не переубедить. Лежала теперь подушечка где-то в шкафу, нераспечатанная.
- Кира, рахит тебе не игрушки. Отнесись серьёзно к этому вопросу. Вспомни, сколько тётя Мая намучилась с Викой: ноги скривились, родничок не зарастал. Страсть! – напутствовала другая.
Паника нарастала с каждым днем. Каждая пустяковая сыпь, каждый громкий плач, каждое неловкое движение вызывали у меня приступ гипертревожности. Я бороздила просторы интернета в поисках ответов, натыкаясь на страшные диагнозы и пугающие статьи. Сёмка стал объектом постоянного мониторинга и параноидального контроля.
Однажды, когда Сёма, как назло, закатился в истерике после купания, я, окончательно потеряв голову, позвонила своей подруге Ленке, у которой уже был пятилетний сын.
- Ленка, я схожу с ума! Он кричит, ничего не помогает! Может, у него что-то болит? Может, это колики? Или рахит? Или… или что-то страшное?!
Ленка, выслушав мой поток сознания, вздохнула.
- Кира, послушай меня внимательно. Твой ребенок – это не сборник медицинских справочников. Он просто ребенок. Да, он плачет, да, он капризничает, да, у него бывают колики. Это нормально! Ты должна расслабиться и доверять своей интуиции. Ты его мама, ты лучше всех знаешь, что ему нужно.
Ее слова подействовали как холодный душ. Я вдруг осознала, что в погоне за "правильным" материнством совсем забыла о самом главном – о любви и нежности к своему ребенку.
Я выключила компьютер, отложила все книги и подошла к Сёмке. Взяла его на руки, прижала к себе и просто начала напевать колыбельную. Он постепенно успокоился, прижался щекой к моей груди и уснул.
В этот момент я поняла, что материнство – это не следование инструкциям и советам "экспертов". Это путешествие, полное открытий и сюрпризов, где главное – слушать свое сердце и доверять своей любви.
С тех пор я стала меньше читать медицинские сайты и больше времени проводить с Сёмкой. Мы гуляли в парке, играли в погремушки, читали книжки. Я научилась понимать его без слов, по выражению лица, по интонации плача.
Бабушки, конечно, продолжали давать советы и нагнетать обстановку, но я уже не поддавалась панике. Я слушала их с улыбкой и делала по-своему.
А что касается докторши с "Котом Бегемотом" в телефоне, то я перестала на нее злиться. Ведь именно благодаря ей я задумалась о том, что значит быть мамой.
Иногда, когда Сёмка, уже подросший, бегал по квартире, устраивая настоящий бедлам, я вспоминала ту самую мысль: "А что, так можно было?". И отвечала себе с улыбкой: "Да, можно. Ведь он - мой сын. И я его люблю". И, возможно, когда-нибудь тоже услышу в его телефоне Ларису Долину, поющую про Кота Бегемота. Ведь жизнь - это не инструкция, а веселый и непредсказуемый танец. И главное – научиться танцевать его вместе со своим ребенком. И, конечно, не забывать почаще выкладывать на животик. "Собственно", это очень полезно.
