Пролог: "Перед грозой"
Иногда я просыпаюсь от того, что нам с Катей снова семнадцать, и мы лежим на полу в общаге, прижавшись лбами, как два куска разбитого зеркала. Она шепчет: «Смотри, Лина, если я умру первой, ты должна развеять мой прах над морем. А иначе я стану призраком и буду пугать твоих детей». Мы смеемся, но пальцы её цепляются за мой рукав, как будто я уже исчезаю.
Теперь, десять лет спустя, мы сидим в моей квартире, запертые ливнем, и тишина между нами густеет, как кровь в ране. Катя вертит в руках чашку — ту самую, с трещиной, которую мы когда-то склеили суперклеем и наивностью. Она не знает, что я вижу: трещина давно поползла дальше, к дну. Скоро рассыплется.
— Помнишь, как ты боялась грозы? — внезапно говорит она, и я вздрагиваю.
Её голос — лезвие, разрезающее прошлое. Я киваю, но правда в другом: это она боялась. В те ночи, когда её била дрожь, я включала фонарик и рисовала на стене теневых кроликов, чтобы отвлечь. Теперь же она смотрит на меня, и её зрачки расширены, как тогда, но это не от страха. От таблеток? Лжи?
— Ты никогда не спрашивала, почему я вернулась, — Катя ставит чашку с таким звоном, что я ожидаю осколков. — После того как ушла к нему.
Я сжимаю руки под столом. Шрамы на запястьях зудят, будто предупреждают: Не надо. Но она уже тянет нить, от которой рухнет всё:
— Он сказал, что ты просила меня проверить. Что это был... эксперимент.
Гроза бьёт в окно, и на миг я вижу её лицо в синем свете — искажённое, чужое.
— Какой эксперимент? — мой голос чужд мне.
Она улыбается, и это похоже на оскал.
— Кто выдержит дольше. Я или ты.
Дождь стихает, оставляя только тиканье часов — тех самых, что она подарила мне на выпускной. С надписью «Время лечит». Врут.
— Ты всё ещё веришь, что мы дружим? — Катя поднимается, её тень накрывает меня. — Или это просто привычка — бояться одиночества?
Я не отвечаю. Мы обе знаем правду: дружба — это война, где пленных не берут. А мы так и остались двумя девочками, которые зажмуриваются перед взрывом.
Глава 1. Студенческие шторы
Мы встретились в общаге, где пахло плесенью и надеждой. Катя ворвалась в мою жизнь, как ураган: в красных кедах, с гитарой за спиной и смехом, от которого дрожали стекла. Я тогда писала диплом по квантовой физике, прячась за формулами, как за щитом. Она называла меня «профессоршей» и воровала мои ручки, чтобы я наконец оторвалась от книг.
Однажды ночью, после вечеринки, где Катя целовалась с кем-то под лестницей, а я пялилась в окно, она сказала:
— Ты знаешь, почему мы дружим? Ты — тишина, а я — гром. Вместе мы как... грозовой фронт.
Мы смеялись, не зная, что однажды эта метафора станет проклятием.
Глава 2. Ваза с трещиной
Первая ссора случилась из-за вазы. Глиняной, уродливой, которую Катя притащила с блошиного рынка.
— Это символ! — кричала она. — Несовершенство — это красиво!
Я молча толкнула вазу на пол. Не специально. Просто руки дрожали после его сообщения: «Мне нужно время». Катя тогда замерла, подобрала осколок с надписью «made in China» и прошептала:
— Ты разбиваешь то, чего не понимаешь.
Мы не разговаривали неделю. А потом она пришла с пирогом, весь измятый, как наша гордость.
Глава 3. Диагноз
Катя всегда боялась врачей. Когда у нее начались панические атаки, она говорила, что это «аллергия на дураков». Но в тот день, когда я застала ее в ванной с лезвием, правда вырвалась наружу, как кровь из пореза.
— Биполярное расстройство, — выдохнула она, сжимая мою руку так, что кости хрустели. — Я не сумасшедшая, правда?
Я молчала. Молчала, когда она исчезла на месяц, оставив смс: «Не ищи. Убью».
Глава 4. Его измена
Сергей всегда говорил, что любит запах дождя. Теперь я понимаю почему: он маскировал вонь лжи.
Это случилось в четверг. Он задержался на «совещании», а я, как дура, готовила его любимый лимонный пирог. Телефон забыл — вибрировал на столе, как осуждённый. Я не собиралась проверять. До тех пор, пока не уронила вилку, и экран вспыхнул сообщением: «Не забудь презервативы. Я не готова повторить прошлый раз». Отправитель — «Лера. Коллега».
Сначала подумала: спам. Потом увидела фото в его облаке. Они в баре, где мы отмечали мою защиту диссертации. Его рука на её талии, её губы — на его шее. Датировано тремя месяцами назад. В день, когда он подарил мне кольцо с цитрином: «Символ света, как ты».
Я выключила плиту. Пирог, подгоревший по краям, застыл в духовке, как мое сердце. Позвонила Кате — она всегда знала, что сказать. Но трубку взял мужчина:
— Кто ты? — прошипел он.
— Где Катя? — мой голос звучал как у робота.
— Занята. — Щелчок.
Я засунула телефон в морозилку, будто могла заморозить боль. Села на кухонный пол, вцепившись в нож для пирога. Лезвие блеснуло, и я вдруг поняла: это тот самый нож, которым Катя резала торт в день моего 25-летия. «Сестры навсегда», — хихикала она, размазывая крем мне на нос.
Три дня я жила в параллельной реальности. Сергей звонил, писал: «Ты где?», «Это срочно!», «Алина, ты меня пугаешь». Я молчала. На третий день он вломился в квартиру. От него пахло её духами — ванилью и чёрной смородиной.
— Это не то, что ты думаешь! — кричал он, хватая меня за плечи. — Лера просто заскучала, мы выпили...
— А фото? Презервативы? Твои «командировки» в тот же отель, где мы... — Голос сломался.
Он отпустил меня, будто обжёгся. В его глазах мелькнуло то, чего я не видела раньше: страх. Не из-за потери меня. Из-за потери контроля.
— Ты же учёный, — прошипел он. — Посчитай, сколько раз за эти годы я мог изменить. Но не стал. Потому что ты... идеальная. Слишком идеальная.
Он ушёл, хлопнув дверью. Я рванула в ванну, включила ледяную воду, пыталась смыть с кожи его оправдания. Тогда и увидела её — Катю — в зеркале. Она стояла на пороге, бледная, с синяками под глазами, в платье, которое я подарила ей на прошлый Новый год.
— Лина... — её голос дрогнул.
— Ты знала, — выдохнула я. — Тот мужчина в телефоне... Это Сергей?
Она не ответила. Не нужно было. Я вспомнила, как месяц назад она исчезла после нашей ссоры. Как вернулась с синяком на ключице. «Упала», — сказала тогда.
— Он приходил ко мне пьяный, — Катя упала на колени, её пальцы вцепились в мою юбку. — Говорил, что ты холодная. Что я... я единственная, кто его понимает.
В горле встал ком. Я оттолкнула её, ударившись о край раковины.
— Почему не сказала?! — закричала я, и эхо разнеслось по плитке, как в склепе.
— Боялась, что поверишь ему, а не мне! — она вскочила, срывая пуговицу с платья. — Ты всегда верила ему! Даже когда он критиковал мои «психические срывы»!
Тишина. Капля воды упала с крана, звонко ударив по эмали.
— Уходи, — прошептала я. — И забери своего демона.
Она ушла, оставив дверь открытой. На полу сверкало осколком её серёжка-сфера — точь-в-точь как та ваза, что мы разбили.
Она не отрицала.
Глава 5. Ливень
Сегодняшний дождь начался с утра. Катя стояла на пороге, мокрая, как наша дружба.
— Надо поговорить, — прошептала она, и я вспомнила, как мы впервые выпили вино на крыше, клялись, что будто «сестры навсегда».
Теперь она ходит по квартире, как призрак, трогает книги, фотографии, будто ищет ту себя — ту, что не боялась быть слабой.
— Почему ты не взяла трубку тогда? — внезапно спрашивает она, ломая тишину.
Я показываю на шрамы. Она плачет.
Глава 6. Сестры
Мы сидим на полу среди осколков. Катя достает флакон — тот самый, что я прятала от себя годами.
— Я не хочу врать, — говорит она, и я вспоминаю, как в детстве мы клялись кровью из пальцев, что никогда не станем такими, как наши матери.
— Давай попробуем... с начала, — говорю я, забирая таблетки.
Она улыбается, и на секунду я вижу ту Катю — с гитарой, с огнем, с жизнью.
Эпилог
Дождь кончился. Мы не ремонтируем вазу, не вешаем фото обратно. Просто пьем чай, и ее нога касается моей под столом. Как тогда, в общаге. Возможно, мы больше не «сестры навсегда». Но сегодня — мы вместе. И это пока достаточно.
