Ирина начала осторожно, помешивая ложечкой остывающий чай:
- Сереж, маме опять хуже. Врач выписал новые лекарства, дорогие… Тысяч пять нужно, не меньше.
Сергей, уткнувшийся в экран ноутбука, даже не поднял головы.
- Пять тысяч? Ира, мы только на прошлой неделе коммуналку оплатили! Ты помнишь, сколько вышло? И потом, мы же вроде договаривались, что родители сами… ну, по возможности. У них пенсия есть.
Голос Ирины дрогнул:
- По какой возможности? Папиной пенсии едва на еду хватает, а мама… у нее сердце. Это не прихоть, Сереж, это необходимость!
Он наконец оторвался от экрана, и взгляд его был холоден:
- А моя мама - не необходимость?! Я, может, тоже хочу своей матери помочь! Но я же не бегу к тебе за каждой копейкой! Почему твоя родня вечно требует вложений, а моя должна скромно сидеть и ждать? Где уважение к моей семье, Ира? К нашим деньгам?
«Наши деньги»… Эта фраза резанула Ирину по сердцу острее ножа. Она знала, что зарабатывает не меньше мужа, а часто и больше, благодаря подработкам по бухгалтерии. Но каждый раз, когда речь заходила о помощи ее родителям, Сергей устраивал спектакль, выставляя ее чуть ли не транжирой, покушающейся на семейное благосостояние. Она снова промолчала, проглотив ком обиды. Спорить было бесполезно, кончалось всегда одинаково: ее слезами и его праведным гневом.
Вечером, когда Сергей ушел курить на балкон, Ирина села за его ноутбук, чтобы быстро проверить почту – ее собственный барахлил. Пароль она знала – Сергей никогда особо не скрывался. Открыв браузер, она увидела активную вкладку онлайн-банка. Рука сама собой дернулась к мышке. Просто закрыть? Но что-то внутри, какой-то червячок сомнения, который она гнала от себя уже несколько месяцев, заставил ее заглянуть в историю операций.
Сердце ухнуло куда-то вниз. Раз в месяц, как по часам, одна и та же сумма – двадцать тысяч рублей – уходила на счет Любови Петровны, его матери. Аккуратные, ровные переводы с пометкой «маме на нужды». Двадцать тысяч! А она просила пять на жизненно важные лекарства…
Ирина сидела, уставившись в экран, и не могла вздохнуть. Значит, его маме «на нужды» можно отправлять суммы, в четыре раза превышающие те, в которых он отказывал ее матери, прикрываясь «нашими общими деньгами» и ее «неуважением»? Холодная волна гнева и обиды медленно поднималась изнутри, вытесняя привычную мягкость и желание избежать конфликта. Это была уже не просто несправедливость. Это был обман.
На следующий день Ирина попыталась завести разговор:
- Сереж, я вчера случайно увидела… ты маме деньги переводишь? Регулярно?
Сергей побагровел.
- А ты что, шпионишь за мной? В моем компьютере лазишь?! Я тебе не доверяю, значит?!
Вместо ответа – нападение. Классика.
- Я не шпионила, просто увидела открытую вкладку, - стараясь говорить спокойно, произнесла Ирина. - Сереж, я не понимаю. Мне ты отказываешь в пяти тысячах на лекарства для мамы, а своей переводишь по двадцать. Почему?
- Потому что это моя мать! - рявкнул он. - И я сам решаю, как ей помогать! И вообще, это не твое дело! Я зарабатываю, и имею право…
- Мы оба зарабатываем! - не выдержала Ирина. - И бюджет у нас вроде как общий! Или уже нет?
- Хватит! - он стукнул кулаком по столу так, что чашки подпрыгнули. - Закрыли тему! Не смей лезть в мои отношения с матерью!
Ирина снова отступила, но на этот раз в душе остался не только горький осадок обиды, но и холодная решимость. Она чувствовала, что ее водят за нос, и была намерена докопаться до правды.
Правда нашла ее сама спустя пару недель. Праздный вечерний скроллинг ленты в «Одноклассниках» привел ее на страницу свекрови. Любовь Петровна была активным пользователем – регулярно выкладывала фотографии внуков, цветов с дачи и кулинарных шедевров. И вот среди недавних постов – целая фотосессия. Любовь Петровна, сияющая и помолодевшая, позировала на фоне свежеотремонтированной дачной веранды с новой плетеной мебелью. Подпись гласила: «Наконец-то доделали нашу красавицу! Теперь можно и к морю готовиться!» А в комментариях на вопрос подруги: «Люба, откуда такая роскошь?» – свекровь кокетливо отвечала: «Сынок любимый порадовал, балует маму!»
Ирину как кипятком ошпарило. Вот они, «крайне необходимые нужды» – евроремонт на даче и путевка на юг! А ее мама должна экономить на лекарствах… Картина сложилась окончательно: ее просто держали за дуру, используя двойные стандарты и манипулируя ее чувством вины и нежеланием скандалить.
Страх перед ссорой никуда не делся, но теперь его перевешивало чувство собственного достоинства. Она больше не позволит так с собой обращаться. Весь вечер Ирина готовилась к разговору. Не к очередной перепалке, а к серьезному, решающему диалогу. Она сделала скриншоты переводов из онлайн-банка, сохранила фотографии Любови Петровны из соцсетей. Она прокручивала в голове фразы, стараясь отмести эмоции и оставить только факты и твердость. Она – не бессловесная тень в собственном доме, и ее родители – не люди второго сорта.
Вечером, когда Сергей вернулся с работы и уселся ужинать, Ирина положила перед ним свой телефон.
- Сереж, нам нужно поговорить. Серьезно.
Он недовольно поднял бровь, но увидел выражение ее лица – непривычно собранное и решительное – и отложил вилку.
- Что опять?
Ирина молча открыла галерею. Сначала – скриншоты переводов. Потом – фотографии сияющей свекрови на фоне новой веранды и ее комментарии про «сынок балует».
- Вот это, как я понимаю, те самые «нужды», на которые уходят наши общие деньги? Двадцать тысяч в месяц? - спросила она ровным, почти бесцветным голосом. - Ремонт дачи, подготовка к отпуску на море… А моя мама, значит, должна обходиться без лекарств, потому что я «не уважаю твою семью»?
Сергей менялся в лице. Сначала – растерянность, потом – вспышка гнева, которая тут же сменилась попыткой разжалобить.
- Ира, ну ты что… Это же мама! Она одна, ей тяжело… Я просто хотел сделать ей приятное. Она столько для меня сделала!
- Я понимаю, что это твоя мама, - твердо сказала Ирина, глядя ему прямо в глаза. Она больше не боялась. - И я не против ей помогать. Но я против лжи и двойных стандартов. Почему твоей маме - ремонт и море, а моей - отказ в необходимом? Почему наши деньги делятся на «твои» и «мои», когда речь заходит о помощи родителям?
- Да что ты прицепилась к этим деньгам! - снова попытался он сорваться на крик.
- Я прицепилась к справедливости, Сергей, - голос Ирины не дрогнул. - Либо мы сейчас устанавливаем четкие и равные правила помощи обеим нашим семьям из действительно общего бюджета, с полной прозрачностью. Например, выделяем одинаковую сумму каждый месяц на счет каждого из родителей. Либо… либо нам пора переходить на раздельные бюджеты. Совсем. Я больше не хочу чувствовать себя обманутой и униженной в собственном доме.
Наступила тишина. Сергей смотрел на жену так, словно видел ее впервые. Ту мягкую, уступчивую Иру, которая всегда старалась сгладить углы, сменила незнакомая женщина со стальным стержнем внутри. Он понял, что его обычные манипуляции – крик, обвинения, жалость – больше не сработают. Доказательства были неопровержимы, а решимость в ее глазах – непоколебима.
Он тяжело вздохнул.
- Ладно. Давай обсудим. Как ты это видишь?
Разговор был долгим и напряженным. Несколько раз они едва не срывались на крик, но Ирина упорно возвращала диалог в конструктивное русло. В конце концов, они договорились. Договорились о фиксированной ежемесячной сумме, одинаковой для обеих матерей, которая будет переводиться с их общего счета. О том, что все крупные траты, выходящие за рамки этой суммы, будут обсуждаться вместе. О полной прозрачности финансов.
Когда все было решено, Ирина почувствовала огромное облегчение, смешанное с усталостью. Она отстояла себя. Отстояла не только деньги или право помогать своей матери, но и свое достоинство, свое место в семье. Она понимала, что этот разговор – лишь начало долгого пути к восстановлению доверия и построению действительно партнерских отношений с мужем. Будет ли этот путь легким? Вряд ли. Но теперь Ирина знала: она больше не позволит сделать себя «чужой родней» в собственной семье. И это знание придавало ей сил. Впервые за долгое время она почувствовала не обиду или страх, а спокойную уверенность в завтрашнем дне. Справедливость, пусть и выстраданная, была восстановлена.