Валентина Сергеевна поправила передник и осторожно переложила пирожки с противня на большое блюдо. Её движения были точными, выверенными годами. Морщинистые руки, покрытые старческими пятнами, двигались словно отдельно от тела, по собственной памяти. Она снова взглянула на часы. Стрелка двигалась невыносимо медленно.
Ждать оставалось полчаса. Полчаса до встречи с дочерью, которую она не видела почти год. И внуком, которого видела всего дважды за его пятилетнюю жизнь.
Ольга обещала приехать к обеду. "Мама, мы с Димой обязательно приедем в субботу. Готовь свои фирменные пирожки!" — сказала она по телефону с той особой интонацией, которая всегда заставляла сердце Валентины Сергеевны трепетать от радости.
Телефонный звонок прервал её мысли. На экране высветилось имя младшей дочери.
— Мам, привет, ты как там? — голос Светланы звучал обеспокоенно.
— Всё хорошо, доченька. Пирожков напекла, компот сварила...
— Она приехала? — осторожно спросила Светлана.
— Нет ещё. Через полчаса должна быть.
— Мам... — Светлана замялась. — Ты же понимаешь, что она может и не приехать?
— Приедет, — твёрдо ответила Валентина Сергеевна. — Она обещала.
— Как в прошлом месяце? И два месяца назад? И на твой день рождения?
Валентина Сергеевна молчала. Что тут скажешь? Светлана права. Ольга уже не раз обещала приехать и в последний момент находила отговорки. То машина сломалась, то Дима простудился, то начальник вызвал на работу.
— Давай я к тебе заеду? — предложила Светлана. — Посидим вместе, чаю попьём.
— Не надо, милая. Я же знаю, у тебя сегодня важная встреча. Ольга приедет, я чувствую.
Светлана еще что-то говорила, но Валентина Сергеевна уже не слушала. Она смотрела на фотографию на стене: две девочки, старшая и младшая, обнимают её, молодую и счастливую. Как давно это было...
Валентина Сергеевна провела рукой по фотографии, стирая несуществующую пыль, и вернулась к своим приготовлениям. Она до блеска натёрла старинный сервиз, доставшийся от мамы. Достала из шкафа красивую скатерть с вышивкой, расправила её на столе. Все должно быть идеально.
Телефон снова зазвонил. На этот раз — Ольга.
— Мама, прости, у нас тут такое случилось... — начала она с той интонацией, которую Валентина Сергеевна уже хорошо знала. — Димка температурит, я не могу его в таком состоянии везти. Ты же понимаешь?
— Понимаю, — тихо ответила Валентина Сергеевна, ощущая, как что-то обрывается внутри. — Что с мальчиком? Сильно болеет?
— Да нет, просто тридцать семь и пять, но сама знаешь, как это с детьми... — голос Ольги звучал торопливо. — Я позвоню на неделе, хорошо? Мы обязательно приедем, как только он поправится.
На заднем плане слышались голоса, смех, какая-то музыка.
— Ты где сейчас? — спросила Валентина Сергеевна.
— Дома, конечно. А где же ещё мне быть? — в голосе Ольги мелькнуло раздражение. — Слушай, мама, мне пора, Диме лекарство давать. Созвонимся, ладно?
Она отключилась, не дождавшись ответа.
Валентина Сергеевна медленно положила телефон на стол и села на стул. Рядом с ней на столе красовалось блюдо с пирожками, дымился свежезаваренный чай, стояла банка любимого Диминого малинового варенья. Комната была идеально убрана, как будто к приезду важных гостей.
Звонок в дверь заставил её вздрогнуть. "Неужели всё-таки приехала?" — мелькнула надежда. Валентина Сергеевна торопливо поднялась и поспешила к двери.
На пороге стояла Светлана.
— Мам, я всё отменила. Не могу тебя одну оставить, — сказала она, обнимая мать. — Что? Она снова не приедет?
Валентина Сергеевна кивнула и прижалась к дочери. Светлана вошла в квартиру, с тоской оглядела накрытый стол, но ничего не сказала. Она уже привыкла к этой картине: мать ждёт старшую дочь, готовится, надеется, а потом сидит одна среди нетронутого угощения.
— Давай хоть чаю попьём, раз уж всё готово, — предложила Светлана, снимая пальто.
— Да, конечно, — рассеянно ответила Валентина Сергеевна. — Только подожди, я переоденусь. Я же в праздничном...
Она ушла в спальню и долго не возвращалась. Светлана знала: мать плачет. Молча, без всхлипов, просто дает волю слезам, которые сдерживала весь день. Через пятнадцать минут Валентина Сергеевна вернулась в кухню — в домашнем халате, с умытым лицом и слабой улыбкой.
— Присаживайся, дочка. Расскажи, как твои дела? Как Петя поживает? — она разлила чай по чашкам, стараясь не смотреть на телефон.
Светлана говорила о работе, о муже, о планах на отпуск, а сама думала о том, как поговорить с матерью о главном. О том, что нельзя так позволять Ольге издеваться над собой. Нельзя всю жизнь быть на побегушках у дочери, которая вспоминает о матери, только когда ей что-то нужно.
— Мама, я хочу с тобой серьёзно поговорить, — наконец решилась она.
— О чём, доченька?
— Об Ольге. И о тебе. Это не может продолжаться бесконечно.
Валентина Сергеевна напряглась, её руки, державшие чашку, слегка задрожали.
— Что же ты предлагаешь? Не общаться с родной дочерью? Не видеть внука?
— Я предлагаю перестать быть коврикомом у двери, который всегда ждёт, когда об него вытрут ноги! — Светлана сама не ожидала, что скажет так резко. — Прости, мама. Но посмотри правде в глаза: ты для неё — банкомат и нянька по требованию. Когда ей нужны деньги — она звонит. Когда нужно с Димой посидеть, чтобы самой развлечься — она тоже к тебе. А потом исчезает на месяцы.
Валентина Сергеевна молчала, глядя в окно. Там, за стеклом, начинался дождь. Капли медленно стекали по стеклу, как слёзы по морщинистому лицу.
— Ты не понимаешь, — наконец тихо сказала она. — Ольга всегда была сложным ребёнком. Ей тяжело даётся то, что для других естественно. Любить, заботиться...
— Она взрослая женщина, а не ребёнок! — воскликнула Светлана. — Ей тридцать восемь лет, пора бы научиться хотя бы элементарному уважению к матери!
— Может быть, я что-то упустила в её воспитании...
— Мама, хватит! Я росла в той же семье, с теми же родителями. И почему-то выросла нормальным человеком.
Валентина Сергеевна вздохнула и взяла пирожок. Разломила его пополам, но есть не стала. Просто крошила его пальцами, погружённая в свои мысли.
— Знаешь, когда мне бывает больнее всего? — спросила она, не поднимая глаз. — Когда она говорит "спасибо, мам". Особенно после того, как я перевела ей деньги или отсидела сутки с Димой. Это "спасибо" звучит так... будто она королева, а я — служанка, выполнившая свой долг. В этом "спасибо" нет ни капли настоящей благодарности, только... снисхождение. И знаешь, что самое страшное? Я всё равно жду этого "спасибо". Хватаюсь за него, как за доказательство, что я ей нужна.
Светлана посмотрела на мать новыми глазами. Впервые за долгое время она видела не просто любящую мать, готовую на всё ради детей, а женщину, осознающую своё унижение, но не способную из него выбраться.
— И всё же я продолжаю ждать, — продолжала Валентина Сергеевна. — Потому что она — моя дочь. И Дима — мой внук. А больше у меня никого нет.
— А как же я? — тихо спросила Светлана. — Я тоже твоя дочь. И Петя тебе как сын. И наши девочки тебя любят больше всех на свете.
— Конечно, милая, — Валентина Сергеевна через силу улыбнулась. — Вы все — моё счастье. Но Ольга... она как открытая рана. Которая никак не заживёт.
Телефон зазвонил снова. Валентина Сергеевна вздрогнула и потянулась к нему. Светлана перехватила её руку.
— Не отвечай. Пожалуйста.
— Но вдруг что-то случилось?
— Если что-то действительно случилось, она перезвонит.
Телефон замолчал, но через минуту зазвонил опять. Валентина Сергеевна высвободила руку и взяла трубку.
— Да, Оленька? — её голос сразу стал другим — заботливым, тревожным.
— Мама, у тебя карточка с собой? — без предисловий спросила Ольга. — Мне срочно нужно перевести деньги. Димке лекарства. Я потом отдам, конечно.
— Конечно, доченька, — Валентина Сергеевна уже доставала из кошелька карточку. — Сколько тебе нужно?
— Тысяч десять. Не больше, — быстро ответила Ольга.
Светлана не выдержала и выхватила телефон у матери.
— Ольга, это Света. Слушай меня внимательно. Ты сегодня обещала приехать к маме, она целый день готовилась, напекла твои любимые пирожки. И вдруг у Димы температура. При этом у тебя на заднем фоне музыка и смех. И теперь тебе срочно нужны деньги на лекарства? Какие лекарства при температуре могут стоить десять тысяч?
В трубке повисла тишина. Потом раздался холодный голос Ольги:
— А, это ты, мисс Совершенство. Не лезь не в своё дело. Дай трубку маме.
Светлана почувствовала, как в ней закипает ярость.
— Сначала ответь: где ты сейчас?
— Не твоё дело, — огрызнулась Ольга.
— У тебя на заднем плане музыка и веселье. Ты на вечеринке, да? А как же больной Дима?
— Он с няней, — после паузы ответила Ольга. — Я имею право на личную жизнь, между прочим. Дай трубку маме.
Валентина Сергеевна мягко забрала телефон у Светланы.
— Оленька, я сейчас переведу тебе деньги, — сказала она. — Только, пожалуйста, пришли мне фотографию Димочки. Я так соскучилась.
— Хорошо, мама, обязательно, — голос Ольги сразу стал медовым. — Спасибо тебе.
Вот оно — это "спасибо". От которого внутри всё сжимается.
— Пожалуйста, доченька, — автоматически ответила Валентина Сергеевна и положила трубку.
Она молча открыла банковское приложение и перевела деньги на карту дочери. Светлана наблюдала за ней, закусив губу.
— И долго это будет продолжаться? — спросила она, когда мать закончила перевод.
— До моей смерти, наверное, — просто ответила Валентина Сергеевна.
Это прозвучало так обыденно, что у Светланы перехватило дыхание.
— Мама...
— Я всё понимаю, доченька. Я не слепая и не дура. Просто... это единственный способ быть частью её жизни. Хоть какой-то частью.
Они долго сидели молча. На улице стемнело, дождь усилился. Светлана встала, включила свет и начала убирать со стола. Валентина Сергеевна смотрела на телефон — ждала обещанную фотографию внука. Конечно, никакой фотографии не пришло.
— Останешься на ночь? — спросила Валентина Сергеевна, когда посуда была убрана, а пирожки упакованы для Светланы с собой.
— Конечно, мама. Петя один справится с девочками.
Они устроились в маленькой гостиной перед телевизором. Валентина Сергеевна вязала — привычка, помогавшая отвлечься от тяжёлых мыслей. Светлана листала журнал, но мысли её были далеко.
— Мама, помнишь, как папа говорил: "Детей нужно отпускать, но так, чтобы они захотели вернуться"? — неожиданно спросила она.
— Помню, — кивнула Валентина Сергеевна. — Твой отец был мудрым человеком.
— А что, если ты никогда не отпускала Ольгу? Всегда решала за неё всё, всегда была рядом, всегда подстилала соломку?
— Может быть, — задумчиво ответила Валентина Сергеевна. — Может быть, ты права. Но теперь уже поздно что-то менять.
— Никогда не поздно, мама.
Валентина Сергеевна покачала головой и продолжила вязать. Спицы мелькали в её руках — быстро, уверенно, как и всё, что она делала в жизни.
— Знаешь, я вспомнила один случай, — сказала она после долгого молчания. — Ольге было лет шестнадцать. Она собиралась на дискотеку, а я не пускала. Мы ужасно поругались. Она кричала, что я разрушаю её жизнь, что она меня ненавидит... Обычная подростковая истерика. В итоге она всё равно ушла, хлопнув дверью. А вернулась под утро — пьяная, растрёпанная. Я не спала всю ночь, с ума сходила от беспокойства. А она посмотрела на меня с таким презрением и сказала: "Спасибо, мам, что подождала. Только не нужно было". И ушла в свою комнату. И знаешь, что я сделала?
— Что? — спросила Светлана.
— Ничего. Просто пошла на кухню и приготовила ей завтрак. Как будто ничего не случилось. Может быть, тогда всё и началось. Это... неравенство в наших отношениях.
Светлана подсела ближе к матери и положила голову ей на плечо, как делала в детстве.
— Мама, у меня есть предложение. Давай завтра поедем к нам на дачу на неделю? Петя с девочками присоединятся в выходные. Будем гулять, печь пироги, собирать последние яблоки... Отдохнёшь от всего этого.
— А как же Ольга? Вдруг она решит приехать?
— Если решит — позвонит. И ты скажешь, что уехала отдыхать. И всё.
— Не знаю...
— Мама, пожалуйста. Сделай это для себя. И для меня.
Валентина Сергеевна долго молчала, потом кивнула.
— Хорошо. Ты права, нужно немного отвлечься.
Утром, когда они собирали вещи, пришло сообщение от Ольги: "Спасибо за деньги, мам! Ты как всегда выручила. Диме уже лучше. Целую!"
Валентина Сергеевна прочитала сообщение, и её лицо на мгновение исказилось от боли. Это "спасибо" снова ударило под дых.
— Ответишь ей? — осторожно спросила Светлана.
— Нет, — неожиданно твёрдо ответила Валентина Сергеевна. — Пусть привыкает, что я тоже имею право на свою жизнь.
Светлана обняла мать. Она знала, что завтра всё может вернуться на круги своя. Что мать снова будет ждать звонков, снова будет готовить пирожки к несостоявшимся встречам, снова будет переводить деньги по первому требованию. Но сегодня, сейчас — был маленький шаг к освобождению.
Они выходили из квартиры, когда телефон снова зазвонил. Ольга. Валентина Сергеевна посмотрела на экран, потом на дочь, и впервые за долгое время — сбросила вызов.
— Поехали, — сказала она Светлане. — Я так давно не была на даче.
Закрывая дверь, она оглянулась на накрытый кружевной салфеткой стол, где стояла ваза с конфетами — любимыми конфетами Димы. Вздохнула, но ничего не сказала.
У подъезда их ждала машина. Светлана загрузила сумки в багажник, помогла матери сесть на переднее сиденье. И когда они уже выезжали со двора, телефон Валентины Сергеевны зазвонил снова.
— Не отвечай, — попросила Светлана.
— Я и не собираюсь, — ответила Валентина Сергеевна и выключила телефон.
Это был ещё один маленький шаг к свободе. К жизни, в которой "спасибо, мам" не будет больнее любого упрёка. К жизни, в которой можно просто быть счастливой — без вечного ожидания и разочарования.
Они ехали по осеннему городу, и впервые за долгое время Валентина Сергеевна смотрела не на телефон, а на мелькающие за окном золотые листья и думала о том, что, возможно, всё ещё наладится. Или не наладится. Но в любом случае, жизнь продолжается. И больше она не позволит своей боли управлять этой жизнью.