— Лекс, ты это видишь? — шептала Лана, вжимая уши и глядя на террасу, залитую щедрым майским солнцем.
— Вижу. И что толку? Они всё равно не пускают. То земля сырая, то "Лана, ты не слушаешься", то "Лекс, опять в крапиву полез"... — флегматично промурлыкал полосатый господин, не отрывая взгляда от горизонта.
Они сидели, как два сговора, у стеклянной двери. Лекс — на подоконнике, в образе философа, пережившего десять жизней и не впечатлённого ни одной. Лана — на полу, по-щенячьи возмущённая несправедливостью мира.
— Так, молоти хвостом громче! — подтолкнула она Лекса носом. — Ты у нас кот весомый, тебя сразу замечают!
Лекс прищурился:
— С хвостом всё нормально. Ты тоже не сидишь, а в дверь тычься. Что это я всегда один отдуваюсь? Коллективное дело должно быть коллективным!
В этот момент в комнату вошла мама. Посмотрела на дуэт у двери и рассмеялась:
— Ну вы даёте. Прям стачка пушистых!
Лексу открыли дверь первым. Он гордо вышел, не оборачиваясь, будто это он сам себе открыл.
Лана заволновалась:
— А я? Я же маленькая!
Папа, проходивший мимо, понял всё без слов:
— Пойдём, командир, по Тавричанке прогуляемся. Вдвоём.
Лана подпрыгнула, завиляла хвостом, обернулась к Лексу и подмигнула:
— Коллективное дело, говоришь? А я индивидуальный подход люблю!
Лекс в ответ чуть дёрнул ухом и сделал вид, что изучает куст смородины. Но где-то внутри, в глубине ленивой кошачьей души, он всё же одобрил её прыть.