Смех всегда был неотъемлемой частью человеческой культуры. Однако с усложнением социальных отношений открыто высмеивать окружающих становилось рискованно. Так возникла уникальная профессия – придворные шуты, чьей привилегией было говорить правду под маской дурачества. Историки находят упоминания о них ещё в древних папирусах: у египетских фараонов состояли карлики-забавники, а греческий историк Плиний Старший описывал шута при дворе Птолемея I в III веке до н.э.
В средневековье сформировался канонический образ шута – не просто дурака в колпаке, а своеобразного "анти-философа". Его костюм с ослиными ушами символизировал "глупость мудрецов", а погремушки на одежде – бренность власти. Интересный парадокс: именно шуты часто становились хранителями запретных знаний. При английском дворе Генриха VIII шут Уилл Сомерс вольготно обсуждал с королем темы, за которые другие лишались головы.
В России, как и в Европе, первые клоуны были бродячими артистами – скоморохами. Они путешествовали по городам, выступая на ярмарках и площадях: разыгрывали сценки, играли на гуслях и рожках, нарушали нормы приличия, веселя толпу.
Их представления – своеобразный "древнерусский стендап" – включали пародийные "медвежьи комедии" (дрессированные медведи изображали бояр), сатирические "глумления" над властью, ритуальные сквернословия ("кощунства"), восходящие к языческим обрядам.
Не случайно в XVII веке патриарх Никон яростно преследовал скоморохов, видя в них носителей "бесовского смеха".
Переломный момент наступил, когда клоунада вышла с площадей под купол цирка.
Первые цирковые клоуны напоминали живые механизмы. Жозеф Гримальди (Англия) разработал систему "механического смеха" – 72 точно рассчитанных падения за представление, Жан-Батист Ориоль (Франция) довёл до совершенства "искусство падения", превратив кувырки в высокую хореографию.
Ранняя цирковая клоунада сильно отличалась от современной. Её юмор строился не на комичных образах или ситуациях, а на акробатической пантомиме. Главной задачей клоуна было не рассмешить зрителя, а удивить его пластикой.
Первый стационарный цирк в России открылся в 1877 году благодаря итальянскому комику Гаэтано Чинизелли. Расположенный в Петербурге, он получил название «Цирк Чинизелли». Интерьеры поражали роскошью: малиновый бархат, золото, зеркала. Однако техническое оснащение оставляло желать лучшего – в зале было настолько душно, что зрители порой не выдерживали до конца представления, несмотря на высокую стоимость билетов. Тем не менее цирк пользовался огромным успехом.
В сталинскую эпоху цирк стал уникальным пространством относительной свободы. Клоун Карандаш (Михаил Румянцев) создал феномен "эзопова языка" в клоунаде, он тонко чувствовал настроения эпохи и позволял себе изящные политические шутки (его номер с картошкой (1946 г.) стал смелым комментарием к послевоенному голоду, а сценка с разбитым градусником (1953 г.) – аллегорией "оттепели").
Смех – привилегия человека
Сегодня же рассмешить публику сложнее, чем когда-либо. Российский клоун Слава Полунин отмечал, что, чтобы стать современным клоуном, «нужно пройти испытание, подобное искушению святого Антония».
Одной из главных проблем современной клоунады Полунин считает отсутствие профессионального сообщества, где артисты могли бы экспериментировать вне рамок традиционного цирка.
Современные исследователи выделяют три кризиса жанра:
1. Технологический – цифровые развлечения вытесняют живой смех
2. Этический – традиционные формы клоунады кажутся оскорбительными
3. Экзистенциальный – человечество как бы разучилось смеяться над собой.
Однако от древних шутов до каких-нибудь VR-клоунов (когда-нибудь и такие появятся!))) – этот путь показывает: настоящее искусство клоунады всегда балансирует на грани между оскорблением и откровением, разрушением и исцелением.