Когда все вокруг твердят: «Семья — это труд», кто-то кивает с усталой улыбкой на лице, а кто-то в тайне надеется, что ему повезёт больше. Вот и Елена — тридцатилетняя, симпатичная, с яркими глазами, только взгляд у неё в последнее время всё чаще стал ускользать в пустоту. Кажется, муж рядом — а будто его и нет вовсе. Кофе утром, торопливый поцелуй, взгляд на часы… всё привычно, будто по нотам, но радости в этом — ни на йоту.
Игорь же, её муж, человек прямой, трудолюбивый, никогда не позволял себе громких слов — вместо этого он вкладывал силы в семью, заботу в мелочах, незаметные жесты. Было время, когда она любила это его молчаливое тепло и надёжность. В детстве, у родителей, такого не видела, вот и думала — наверное, так и надо, раз обещали быть вместе «в горе и радости». Но с годами рутина стала душить.
…Всё стало меняться в тот вечер, когда Елена впервые увидела Сергея. Это было не в кино и не так, как рассказывают в романах — просто обычное кафе, в которое она зашла перекусить после работы. Он сидел за стойкой и с кем-то смеялся, а когда повернулся — взгляд, озорной и дерзкий, словно прожёг её насквозь.
Смешно вспоминать: у Елены тогда даже мыслей не было о каком-то флирте. Она устала, нервничала, впервые за долгое время пришла куда-то одна. Но Сергей — яркий, как весенний ветер, вдруг оказался рядом, заказал ей кофе и заговорил так легко, будто они давно знакомы.
— Жалко тратить вечер на одиночество, не находите? — улыбнулся он.
— Бывает, что другого выхода нет, — сухо ответила она.
— Я так не умею… — усмехнулся Сергей, — всегда ищу кого-то, с кем можно смеяться, вместе мечтать.
Этот разговор зацепил что-то внутри. Сердце забилось быстрее — давно позабытая дрожь. Она смутилась, посмотрела на себя в отражение окна: не жена, а просто женщина, которой могут улыбаться и которую хотят завоевать.
С того вечера их встречи стали регулярными. Сначала переписка, потом кино, долгие разговоры — не о делах и быте, а о мечтах, о новой жизни, о путешествиях и глупостях, которые никогда нельзя было обсудить дома. Елена ловила на себе восхищённые взгляды Сергея — и всё чаще замечала за собой, как возвращается куда-то давняя легкость. В душе словно расправились крылья.
Она впервые за много лет почувствовала, что опять красива, желанна, что есть во мне искра, о которой она сама почти забыла. С каждым свиданием возвращался румянец, хотелось наряжаться, выбирать украшения, смеяться вслух… Да, у Сергея жизнь была легче, он и сам был младше — почти на пять лет, и казалось, рядом с ним можно вообще не думать ни о возрасте, ни о быте, ни о сложностях.
Вот так всё и завертелось. Елена стала задерживаться после работы, искать поводы выйти из дома — придумывать встречи с «подругами», задержки «на работе», короткие деловые выезды… Всё чаще возвращалась домой поздно, уже с легкой улыбкой на губах, а в голове — звонкая музыка, которую невозможно было притушить ни укором совести, ни словами Игоря.
Её почти не мучили сомнения. Домашний быт казался серым, а с Сергеем всё вспыхивало золотом, как в детстве на каникулах — когда весь день впереди, а ты можешь выбирать, куда идти и что делать.
Сергей умел удивлять — то рассмешит невпопад рассказом, то вдруг устроит вечернюю прогулку по пустым улицам, то принесёт кофе — крепкий, с шоколадкой, просто чтобы Елена не забыла, как это: быть центром внимания.
С каждым днём всё в ней менялось — и взгляд, и походка, и ощущение самой себя. Вот только Игорь, казалось, ничего не замечал. Или — замечал всё, но молчал.
С этого началась та тонкая трещина, которая растянулась на всю их прежнюю жизнь. Сергей не просто стал новым знакомым — он стал её утешением, искушением, спасительной палочкой… хотя где-то глубоко внутри Елена иногда чувствовала тревогу: всё слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Но она сама гнала эти мысли прочь. Ведь наконец она вновь стала главной актрисой в собственном кино жизни.
Однажды всё оборвалось. Это не было похоже на сцену из мелодрамы с криками и битьём посуды, нет. В тот вечер Елена даже не рисковала открывать ключом, тихонько позвонила в дверь — и сразу почувствовала холодный взгляд Игоря. Он стоял на пороге будто стал ещё выше и жёстче, а плечи — чуть сгорбились. Свет в коридоре был желтовато-блеклый, в нём всё выглядело уставшим. Даже запах — давно привычного дома.
Он молча пропустил её внутрь. Только когда она поставила сумку, вдруг заговорил — не грубо, но как-то глухо, словно из-за простуды:
– Скажи мне честно… Уже нет смысла притворяться. У тебя кто-то есть?
Где-то в груди Елены защемило: страшно и стыдно.
– Игорь…
– Я не буду кричать, не буду упрекать… Просто скажи. Это правда?
Она опустила глаза, не найдя сил смотреть на него.
– Да, — прозвучало почти беззвучно.
Они долго молчали. Потом Игорь выдохнул и, отвернувшись к окну, резко провёл рукой по лицу — так, будто хотел стереть с себя всё, что накопилось за эти годы. Она увидела, как он сжал запястье зубами — чтоб попытаться не выдать ни горечи, ни первой слезы. На секунду стало странно тихо и страшно — будто время перестало идти.
– Я ведь всё чувствую, Лена. Он выдохнул, – Ты в последнее время изменилась. Ты перестала приходить ко мне в кровать, засыпать рядом, даже голос стал другим.
Игорь попытался улыбнуться — не получилось.
– Я смотрю на тебя, ты стала чужой.
Она хотела что-то сказать — оправдаться, пожалеть его, но слова застряли комом в горле.
– Я тебя люблю. До сих пор… – он чуть повысил голос, с силой. – И именно поэтому — отпускаю. Если ты перестала испытывать ко мне какие-либо чувства. Не могу видеть, как ты мучаешься. Не хочу быть для тебя тяжестью.
Медленно подошёл к ней, опустился на корточки, посмотрел снизу вверх, прямо в глаза — в этих глазах было столько боли, сколько она никогда у него не видела за все годы.
– Ты свободна, Лена. Если счастье для тебя — где-то не со мной, иди. Я не оставлю тебя ни с чем, не переживай, даже если, согласно брачному контракту, ты не имеешь право ни на что претендовать. Ты заслужила свою часть доли. Единственная просьба моя, не держи на меня зла.
Она всё ждала упрёков —но их не было. Только этот крик беззвучной тоски. В глазах Игоря сверкнул свет кометы — мгновение, и всё затихло.
Тогда он ушёл из комнаты, не закрыв за собой дверь, будто приглашая её самой решить, как поступить дальше.
Елена принялась собирать вещи молча, быстро: всю свою одежду побросала в сумки, косметику, пару любимых книжек. Игорь не вышел проводить; тихие шаги на кухне, ровный свет под дверью, — в их доме царила полная тишина. Переступая порог, Елена чувствовала только одну мысль: не больно, нет… а просто всё — пусто. В глазах мужа она ощутила сдавленную боль, но уже не любовь — только жалость. И к себе, и к нему.
Сразу после развода всё решилось удивительно просто. Елена, к облегчению адвокатов обеих сторон, себе оставила две квартиры — Игорь не стал препятствовать. Это и было для него проявлением последней любви: он не удержал, не жадничал, не бился за «имущество», уступил и ушёл.
Она почти этого не заметила, слишком торопилась вдогонку за новым счастьем. Во время переезда Сергей с радостью внес вещи в просторную, свежую квартиру. Тут же появился короткий ремонт, недорогая мебель, телевизор на всю стену — и новая глава жизни.
Был май, и воздух в городе снова родился после долгой зимы: вечерами раскрывались окна, Сергей приносил мороженое и смеялся, как подросток. В эти ночи пульс бился громко, в груди звенел азарт: без мужа, без строгости и быта, без чьих-то ожиданий, только её свобода.
Вдвоём они строили, как ей казалось, маленькое королевство. Сергей умел застелить кровать, приготовить кофе, а уж поцелуи и неутомимая страсть была вдоволь для Елены. Мир кругом был тот же, но Елена — чувствовала себя, будто заново расцвела.
Она ходила по магазинам с легкой рукой, меняла гардероб, записалась наконец на йогу. По вечерам устраивали ужины, приглашали друзей, пару раз «выезжали к морю»: жизнь входила в крутую гонку удовольствий.
Про Игоря она старалась не вспоминать. Первые пару месяцев навязчивые воспоминания приходили по ночам — иногда виделось его лицо в окне среди огней города; иногда снился дом, где она жила с ним… Но день за днём прошлое выцветало — затерлось, как старая фотография в шкатулке маминых писем.
Шёл месяц за месяцем. Сергей не спешил искать работу.
— Да подожди, ещё свой бизнес открою, ну что ты, со всем разберёмся, — отшучивался он.
— Да ладно, сейчас такой шанс — отдохни, мы и так не бедствуем, — поддакивала Елена.
Потом он стал всё чаще задерживаться где-то на важных встречах как он сам пояснял, уходил «на встречу с друзьями», возвращался уже после полуночи с запахом дешёвого алкоголя, сигарет и чужих духов. Иногда он приносил ей булочку из ближайшей пекарни в знак примирения, как будто был простым мальчишкой.
Но вскоре и это пропало — чаще были пустые вечера, короткие сообщения:
Не жди, задержусь. Дела. Всё нормально.
Сначала Елена терпела — времена не самые простые, с кем не бывает? Но дни шли, и всё чаще в её голове появлялось тошнотворное чувство потери — не денег (им-то хватало), а себя. Однажды она поняла: дом больше не кажется уютным, весёлых разговоров не стало, даже Сергей смотрит исподлобья и всё реже улыбается.
Прошёл год. Сергей, кажется, уже и не смотрел ей в глаза — отводил взгляд, всегда спешил, а ночами возвращался навеселе, иногда с запахом чужого парфюма.
И вот однажды, стоя у окна с чашкой кофе, Елена впервые с содроганием подумала:
А разве не так выглядело моё прежнее одиночество?..
Всё, что казалось волшебством, стало серой повседневностью. Только теперь не было даже чуткой тени прежнего мужа — того, кто прощал, ждал, надеялся. Не было ни тепла, ни тихого счастья.
…Всё чаще Елена просыпалась среди ночи — одна, в квартире, полной вещей и пустоты. Сергей давно перестал казаться ей близким, новый быт не радовал. И вот тогда, когда за окном мерцал серый рассвет, память вынимала из сердца кадры прежней жизни — будто кто-то медленно перебирал пожелтевшие фотографии в старом альбоме.
Они с Игорем…
Как же ясно вдруг вспоминалось:
Тот самый вечер, когда он, смешно хлопнув в ладоши, предлагал посмотреть старый французский фильм.
— Давай, ну, ради меня! — умолял он, растягивая слова, будто маленький мальчишка.
— Он же скучный, — ей тогда казалось, что это лишнее, глупо, но Игорь смотрел с такой нежностью, что она сдавалась, прижималась к нему, позволяла осторожной мужской ладони пробираться в свои волосы.
И сколько в этом было добра, теплоты, заботы и любви— тихого, без лишних фраз!
Она вспоминала, как Игорь накрывал неё пледом, когда она мерзла, приносил ей чай с заваренными травами…
В такие вечера, когда болела голова или накатывала простуда, он готовил молоко с мёдом, приносил градусник и приговаривал шутя:
— Ну ты у меня и заноза… Давай выздоравливай, без твоей улыбки дома тускло.
Она вспоминала:
Как-то раз, летом, они гуляли по старому району. Она оступилась, резко подвернув лодыжку. Было больно — так, что в глазах потемнело.
— Всё, стой! – всполошился Игорь, не дал сказать ни слова, ловко поднял её, будто невесомую, на руки.
Она тогда возмущалась:
— Ты что, уронишь же!
— Не уроню, — твердил он, — тебя только так и носить…
Вспоминалось, как зимой, возвращаясь с магазина, они дурачились: то снег в карман друг другу запихнут, то устроят смешной бой под фонарём, а потом смеются и бегут, как дети, в подъезд.
А как один раз, чуть смелее обычного, решили пройтись по частному сектору, поздно вечером.
— Смотри! Давай… позвоним — и убежим!
Они, взрослые, уже солидные люди, вдруг превратились в мальчишку и девчонку.
Быстрый звонок в чью-то калитку, визг смеха, бешеный бег по пустой улице…
Позади раздавался тихий лай.
Они остановились за углом, захрипели от смеха.
— Господи… зачем мы это?! — смеялась она.
— Потому что жизнь — она для живых… — отвечал Игорь, обнимая её за плечи. — Чтоб всегда было что вспомнить.
…Она вспоминала эти мелочи с болью и нежностью.
Такой, какую уже не испытывала давно. Сергей никогда не смотрел на неё так — не было в нём этой трогательной включённости, этого мужского спокойного «я рядом, всё будет хорошо».
Она вдруг поняла: тогда ей казалось — любовь обязана быть бурей, страстью и вспышками. А она ведь была — тёплой, надёжной, домашней… той, что, может быть, по настоящему единственной и остаётся настоящей.
В груди сжималось острое, как ком в горле. Захотелось повернуть время вспять, прижаться щекой к Игорю, попросить прощения за всё легкомыслие и обман, которые она так бездумно принесла в их общий дом.
Теперь, когда сердце её стояло на распутье, боль прошлого наконец догнала её по-настоящему.
В ту ночь Елена долго смотрела в потолок, чувствуя томную апатию и усталость — такую, что не поднимаешь даже рук, чтобы выключить свет. Сергей снова не пришёл ночевать, не позвонил, не отправил даже короткой, ленивой смски. На душе стало гуще, чем обычно — словно в стакан медленно капали горечь и сожаление. Всё, достаточно.
Елена собрала его вещи молча, не испытывая ни гнева, ни жалости. Просто время пришло — вдруг очень ясно поняла: дальше так нельзя. Рубашки, пара джинсов, дешёвые духи, косметика для бритья — всё положила в дорожную сумку, которую поставила на коврик у порога.
Короткое сообщение:
Забери свои вещи. Домой не возвращайся. Считай, что всё, между нами, кончено.
Утром Сергей явился, весь помятый, с тусклым взглядом и запахом перегара. Он постучался — привычно, чуть раздражённо.
Елена открыла, посмотрела в упор — спокойно и даже холодно.
— Ты что, серьёзно? — спросил с наигранным удивлением.
— Да, серьёзно. Вот твои вещи. Ступай туда, где провел ночь. Счастливо.
Сергей попытался устроить привычный спектакль:
— Лен, ну ты чего… Я же…—
— Не надо, — сухо перебила она, — больше ничего не надо.
Он промямлил что-то о второй попытке, уверял, что «всё сейчас наладится», что «устроится обязательно», начинал оправдываться — но её это уже не трогало. Впервые за долгое время она не чувствовала к нему ни привязанности, ни страха — только испепеляющее равнодушие.
Долго он не задерживался. Подхватил сумку — и исчез за дверью, будто никогда здесь и не жил.
Случайная встреча
Прошло два месяца. Наступила ранняя весна. Елена уже почти привыкла ходить на работу одна, вечерами читать книгу на диване, смотреть скучные передачи. Жизнь стала спокойней, но в этом спокойствии была и острота одиночества.
В один из таких дней в обычное будничное утро — она на перекрёстке вдруг увидела знакомую фигуру: плечи чуть сутулые, походка короткая, в руках та же папка с документами.
- Игорь!.
Порыв ветра будто толкнул его ей навстречу. Он застыл, собравшись было отвернуться, сделать вид, будто их не связывает ничего важного. Но Елена сама себя удивила — шагнула следом и негромко позвала:
— Игорь!
Он остановился. Лицо стало жёстким, чуть колючим, в глазах промелькнуло что-то болезненно знакомое.
— Привет, Лена, — отрывисто, ровно.
— Привет.
Молчали секунду, глядя куда-то в сторону друг от друга, будто оба вдруг стали школьниками, случайно встретившимися после долгой размолвки.
Первым заговорил всё-таки он:
— Ну… как твоя новая любовь?
В голосе было что-то кисловатое — из разряда ревности, которую не хотят показывать.
Елена посмотрела на него открыто, чуть смущённо:
— У меня её больше нет. Мы не живём вместе.
На лице Игоря что-то мигнуло: растерянность, почти облегчение — и какая-то новая осторожная грусть.
— Что, и правда? — он хотел спросить больше, но сдержался. — Что случилось?
Она пожала плечами, глядя на трещины на асфальте.
— Давай не здесь… — голос у неё дрогнул, чуть тише, — если хочешь, можешь узнать всё за чашкой кофе? Я не против поговорить.
Он вздохнул, долго смотрел ей в глаза, поигрывая ремешком папки.
— Хорошо. Всё-таки нам есть о чём сказать друг другу. Давай встретимся…
Они договорились о встрече в маленьком кафе на углу, где когда-то еще вместе ели сладкие булочки с ванилью. Было странное чувство — будто на душе стало чуть легче. Возможно, в этот момент впервые и поселилась надежда.
Кафе прошлого
Вечер был дождливым. Маленькое кафе на углу давно уже держалось на старых привычках: тут всегда пахло ванилью и чем-то поджаренным, за стойкой баристы, стены — в пожелтевших фотографиях.
Они сели у окна, где когда-то сидели вдвоём много лет назад. Лампочка над столом отражалась золотыми кругами в чашках. Елена вдруг переспросила, едва слышно, будто боялась признаться сама себе:
— Помнишь, как мы когда-то приходили сюда выпить кофе? Просто вот так, вечером.
Игорь кивнул, не улыбаясь, но в глазах мелькнуло знание — именно это место было когда-то ритуалом их «маленького счастья».
— Помню, Лена, — тихо сказал он, — тут всегда чудно пахло, и ты любила просить двойной сахар.
Повисла тишина. Он смотрел куда-то через её плечо, будто искал на стене ту их старую фотографию, которой не существовало.
Елена долго молчала, перекладывала ложечку из руки в руку, а потом вдруг, будто решившись, выдохнула:
— Я не живу больше с Сергеем. Всё это… оказалось ошибкой. Я думала, что там меня ждет какое-то другое счастье, но ничего не случилось. Он только и умел брать. В доме было пусто, как никогда. Стыдно рассказывать — но, наверное, я заслужила свой урок.
— Прости, если это больно слышать… — сказала она чуть тише, бо́льше самой себе, чем ему.
Игорь ничего не ответил, только замедленно кивнул, словно собирая мысли.
Потом, неожиданно, он не заказал свой обычный эспрессо, а попросил бутылку пива. Выпил глоток — щеки его тут же залились румянцем, глаза стали чуть расслабленнее, морщины будто разгладились.
— Ну, — усмехнулся Игорь, — зато теперь у тебя появился опыт…
Они засмеялись. Неловко, по-новому — но от души.
И как-то непроизвольно воспоминания сами потянулись друг к другу:
— Помнишь, как мы гоняли по парку на велосипедах, а потом ты упала в лужу?
— А ты меня нес домой, когда я подвернула лодыжку, — подхватила Елена.
И смех, и тихое тепло так плавно вернулись в их небольшой мирок, что она вдруг удивилась: неужели вот это было когда-то так близко — а теперь кажется таким редким.
Потом тишина: чуть неловкая, но уже не угрожающая. С каждой минутой нити между ними крепли, даже взгляд стал другим — мягким, чистым, чуть ранимым.
Когда вечер плавно перетёк в ночь, и за окнами остался только тёмный город и прерывистый шум шин по лужам, Игорь вдруг собрался, чуть краснея:
— Мне не хочется прощаться. Если хочешь… Я бы пригласил тебя ко мне. Выпьем ещё чаю, посидим, как раньше.
Она растерялась — лишь в первый миг. Потом вдруг улыбнулась, как раньше, когда боялась промочить ботинки под проливным дождём:
— Я бы хотела.
Вот так неловко они шли по мокрому асфальту под одним зонтом — как тогда, когда были в отношениях и ещё не умели бояться будущих потерь.
Дома всё было почти, как прежде: тот же чайник, знакомый запах корицы, книги на полке, его потёртая пижама и синий плед. Она устроилась на диване, а он вдруг сел ближе, не решаясь обнять, словно боясь спугнуть призрак прошлых нежных вечеров.
Эта ночь стала первой их общей ночью после всего, что было пережито и потеряно.
Утро сомнений
Елена ещё крепко спала. Вся — как маленькая девочка, раскинув руки, чуть приоткрыв губы. Волосы спутаны на подушке, длинные ресницы. Игорь проснулся первым, как, бывало, всегда. Лежать не хотелось — внутри тревожно колотилось что-то неясное, глухое.
Он сел на край кровати, сложил руки на коленях —посидел так, слушая размеренное дыхание Лены. Потом встал, накинул рубашку и медленно подошёл к окну. За стеклом ползли по небу густые облака — наступало серое, тяжёлое утро.
Вернув взгляд на кровать, он невольно задержался: будто сам себя поймал на том, что не может устоять перед её красотой. Вот она — рядом, размытая мягким светом. По ней бы писать картины, ловить тихий уют, целовать каждый изгиб — но внутри росла какая-то щемящая, беззащитная боль.
"Люблю… Господи, как я её люблю", — прошептал он про себя.
Люблю — несмотря ни на что. Невозможно силой заставить себя забыть эти дни проведенные вместе, этот запах, эту улыбку, стоило только обнять её за плечи. Это чувство въелось в кровь, и ни одна обида, кажется, не могла затушить его.
Но тут же в сердце поднялась тёмная волна: предательство.
"Она ведь уходила. К другому, лгала…"
Он вспомнил её глаза в то последнее утро — она не смотрела в лицо, собирала вещи в спешке, пряталась за равнодушием.
Игорь сжал кулаки, словно сдерживая злость — не к ней, а к себе за то, что не может переступить через это. Любил — до боли, до бешенства, до слёз; но память о том, как Елена предала не его, осталась рваной раной, которая не давала ему покоя.
Он не завёл отношений ни с одной другой женщиной — просто не мог полюбить больше никого, его сердце продолжало звать Елену, где запах её шампуня ещё "жил" в подушках, где звук её шагов по-прежнему казался возвращением. Но казалось бы вот она Лена, снова с тобой, лежит в твоей кровати.
Игорю хотелось — вот сейчас, с этого рассвета — забыть всё, простить ее. Но гордость и самолюбие не давали ему покоя. Осознание того, что она была уже с другим, в чужой постели, также не оставляли его.
Он всё ещё смотрел на неё из-за штор, тенью в дверях, и почти шептал:
— Пусть бы всё это было сном. Пусть бы никогда не было ни Сергея, ни разлуки, ни этих чёртовых месяцев одиночества…
Но время нельзя повернуть вспять.
Он отошёл от окна, вздохнул, провёл рукой по лицу и медленно сел в соседнее кресло. Хотелось разбудить Елену, взять за руку… но всё внутри протестовало.
«Люблю. Но не могу забыть. Не могу — простить до конца»
Утро раскаяния
Елена медленно проснулась — сначала в одиночестве, не понимая, что её разбудило. Комната была наполнена мягким, печальным светом. В доме стояла тишина, удивительно глухая после вчерашнего, почти радостного вечера.
Она быстро нащупала рукой рядом холодную простыню — Игоря не было. Ни на кухне, ни в ванной. Поначалу это разозлило — как будто её снова бросили.
На столе под чашкой лежал лист бумаги, вырванный неровно, крупные, чуть небрежные буквы:
"Ты всегда была частью меня. Я старался простить и забыть, но не могу идти дальше, делая вид, будто ничего не было. Люблю тебя, но не могу жить с этим грузом. Прости. Уходи спокойно. — Игорь."
Она перечитала несколько раз, словно надеясь на другую развязку, будто конец фразы изменится — не «уходи», а «останься», не «не могу», а «могу».
В груди всё сжалось в плотный, чёрный ком. Елена почувствовала — больше сдерживаться невозможно. Слёзы хлынули внезапно, отчаянным, беззвучным потоком. Она рыдала, закрыв лицо руками, разворачивая себя внутри наружу: какая же я глупая, как могла, как могла бросить, как могла не услышать в себе эту тонкую, хрупкую нить настоящей любви…
Глубокие всхлипы, судорожное дыхание, горячие ладони, сжатые в кулаки — она не боялась уже быть услышанной, стыдно было перед самой собой.
«Зачем, зачем я тогда повелась на мимолетных порывах чувств?» повторяла она вновь и вновь. Елена возненавидела себя.
"Все это было у меня, а я не смогла сберечь».
Елена злилась на себя — и одновременно впервые за долгие годы смогла посмотреть правде в глаза. Нет, прошлое не вернуть, но можно наконец признаться себе честно: для счастья мало острых эмоций, мало бурных романов. Нужно — уважать, беречь, поддерживать друг друга в трудные моменты, все это мелочи, но жизнь строиться на мелочах.
…Еще долго, обессиленная, она лежала на кровати — рядом с запиской, которую гладила, как будто оттого слова на ней станут мягче.
Когда голова немного прояснилась, Елена быстро оделась, не оглядываясь. В зеркале виднелись заплаканные красные глаза и чёткая, сжатая складка на губах. Она тихо закрыла за собой дверь, и унесла с собой новую, непривычную тяжесть.
Дорогие женщины, милые читательницы!
Берегите доверие мужа, храните уважение друг к другу, не губите то, что создавалось годами одной ошибкой, одним коротким «увлечением».
Ведь выстроить настоящие отношения, доверие и любовь — трудно, а потерять можно за один миг.
Пусть в ваших семьях будет мир и душевное тепло, берегите друг друга.❤️❤️❤️