«Музыка и исследовательская работа в области физики различны по происхождению, но связаны между собой единством цели — стремлением выразить неизвестное. Их реакции различны, но они дополняют друг друга. Наука раскрывает неизвестное в Природе, а музыка — в человеческой душе, причём именно то, что не может быть раскрыто в иной форме, кроме музыки». Альберт Эйнштейн
Смысл жизни гениального физика-теоретика XX века Альберта Эйнштейна составляла наука. Ей он был предан, в ней он находил убежище, она была причиной его обособленности. Однако музыка была его любовью. От образа Эйнштейна неотделима скрипка. «Я верю в интуицию и вдохновение» - сказал как-то ученый. Эти слова в равной степени могут быть отнесены к его деятельности и учёного и музыканта.
Эйнштейн играл на скрипке с раннего возраста. Его мать была талантливой пианисткой. Чтобы помочь мальчику влиться в немецкую культуру, она познакомила его с инструментом, когда ему было пять лет. Сначала его это раздражало, но в 13 лет будущий ученый полюбил играть, открыв для себя Моцарта.
Эйнштейн писал: «Я брал уроки игры на скрипке с 6 до 14 лет, но мне не везло с учителями, для которых занятия музыкой ограничивались механическими упражнениями. По настоящему я начал заниматься лишь в возрасте около 13 лет, главным образом после того, как "влюбился" в сонаты Моцарта. Пытаясь хоть в какой-то мере передать художественное содержание и неповторимое изящество, я почувствовал необходимость совершенствовать технику — именно так, а не путём систематических упражнений я добился в этом успеха. Вообще я уверен, что любовь — лучший учитель, чем чувство долга, во всяком случае, в отношении меня это справедливо».
Как-то, рассуждая о последствиях, которые могла бы принести ядерная война, Эйнштейн сказал, что тогда люди больше не услышат Моцарта. Отношение Эйнштейна к остальным великим композиторам было разным. Например, был большим поклонником Баха. Музыка Баха — «подлинная и глубочайшая музыка чувства» — привлекала Эйнштейна своим величием, сдержанной страстностью выражения и объективностью.
«Баха нужно слушать, исполнять, любить; перед ним стоит трепетать и держать рот на замке»
А вот музыку Бетховена, Шумана и Вагнера, при всем уважении к величию их личностей и признании их заслуг, он так и не понял. Объясняя, что с ними не так, ученый подбирал самые критичные выражения. Например, «музыкальная личность Вагнера» вызывала у Эйнштейна отвращение, хотя изобретательность композитора была ему симпатична. Композиции Клода Дебюсси, по мнению Эйнштейна, были «полны цвета, но лишены структуры» и потому не могли пробудить в его душе энтузиазм.
Очень сложным было отношение Эйнштейна к Бетховену. Он понимал величие его творчества, однако симфонии Бетховена казались ему выражением мятущейся и борющейся личности автора, и в них личное содержание заглушало объективную гармонию бытия. Эйнштейн считал, что в отличие от музыки Бетховена, которая «создана», музыка того же Моцарта настолько совершенна, что кажется, будто она существовала всегда во Вселенной и ожидала прихода Мастера, который открыл бы её.
Эйнштейн никогда серьезно не думал стать профессиональным скрипачом. Однако он любил рассуждать о том, что было бы, если бы он предпочел науке искусство. Многие игравшие с ним утверждают, что он был прекрасным музыкантом. Эльза, вторая жена Эйнштейна, вспоминала, что иногда игра на инструментах помогала ему размышлять. Ученый мог усердно работать, но, наткнувшись на трудную задачу или неразрешимый вопрос, неизменно вставал из-за стола и шел музицировать. Возвращаясь к формулам, он всегда имел при себе то, что искал.
Игра Эйнштейна на скрипке отличалась чистотой и задушевной экспрессией. Он играл смело и широко, а увлекшись, мог уйти на самую грань импровизации. Вместе с тем он стремился к строгой передаче архитектоники музыкального произведения. Выявление личности исполнителя его меньше захватывало, такова была и его собственная манера игры.
Отправляясь в любые поездки, Эйнштейн брал с собой скрипку. И, бывало, даже на заседаниях Берлинской Академии наук появлялся со скрипичным футляром, потому что после заседания шёл к одному из своих коллег — Планку или Борну, чтобы совместно музицировать. Как в Берлине, так и в Америке он иногда давал публичные концерты, сборы от которых предназначались для благотворительных целей. В 1934 году на одном из таких концертов Эйнштейн исполнил концерт для скрипки; сбор от этого концерта в 6500 долларов пошёл в пользу учёных, эмигрировавших из Германии. В другой раз в Принстоне он принял участие в благотворительном концерте в пользу детей.
- Об одном приезде Эйнштейна в Нью-Йорк, куда он прибыл на пароходе, газета писала: «Профессор спустился по трапу на сушу, осторожно держа под мышкой футляр со скрипкой. Он производил впечатление скрипача-виртуоза, тем более что его пышные волосы напоминали гриву художника»
«Доброта, красота и правда — вот идеалы, которые освещали мой жизненный путь, вновь и вновь возрождая в моей душе радость и мужество», — говорил Эйнштейн. Всю свою жизнь он занимался изучением объективной реальности. С годами его жизнь, полную внутреннего напряжения, всё больше поглощали фундаментальные проблемы науки, скрипичная игра отошла на второй план. В старости Эйнштейн отдавал предпочтение роялю, так как из-за нарушений в движении левой руки ему было тяжело играть на скрипке.
«Такая импровизация столь же необходима для меня, как и работа. И то и другое позволяет достичь независимости от окружающих»
Ученый был уверен, что у искусства и науки одна и та же цель: отвечать на вопросы, не имеющие ответов. Физика раскрывает загадки природы, а музыка — человеческой души. Похоже, он был первым из тех, кто показал, что необязательно быть исключительно технарем или гуманитарием: в конце концов, рациональное и творческое — это две стороны одного мозга.