Дождь стучал по мольберту, смывая акварельные краски. Художник Максим не замечал этого — его пальцы выводили на холсте её лицо. Снова. В сотый раз.
— «Выхода нет», — прошептал он, смешивая синюю и серую краску.
Они познакомились в дождливый апрель. Она — искусствовед, приехавший в его захолустный городок с лекцией о Ренессансе. Он — местный чудак, пишущий одни и те же пейзажи десять лет.
— «Ваши работы... они как будто кричат о чём-то, чего нет», — сказала она тогда, глядя на его картины.
А он не ответил. Потому что уже знал: эта женщина — его гибель.
Вина
Они встречались тайно. В старом сарае за городом, где пахло сеном и масляными красками.
— «Ты женат», — говорила она, закуривая сигарету.
— «А ты веришь в карму?» — целовал её пальцы, покрытые синими разводами от его палитры.
Он рисовал её обнажённой. Не для похабных эскизов — а чтобы запечатлеть ту нежность, что не находила выхода.
Разомкнутые руки
Она уехала осенью. Без предупреждения. Оставила только записку:
«Мне подарил твою нежность художник, чтобы спасти меня в годы разлук».
Максим понял: она опоздала родиться. Или он слишком рано начал ждать.
Птицы
Теперь он пил. Дешёвое вино из пластиковых стаканов.
— «Вы живы только потому, что не можете забыть», — сказал как-то бармен, вытирая бокал.
Максим засмеялся. До хрипоты.
Потом вышел на улицу, поднял лицо к небу — и вдруг увидел их.
Две одинокие птицы. Летящие не вместе, но рядом.
Ну и пусть
Вечер. Дождь. Холст.
Он больше не рисовал её лицо. Теперь он писал только крылья.
— «Так тяжело оставаться влюблённым», — шептал он, смешивая краски.
Но выхода не было.
Ну и пусть.
Эпилог
Когда через год Максима нашли мёртвым в той же мастерской, на мольберте осталась незаконченная картина:
Две птицы. Одна — улетает. Другая — растворяется в облаках.
А на обороте — всего три слова:
«Любовь — это вечность».
Но это уже никто не прочитал.