Режиссер - Дмитрий Крестьянкин, идеолог «Плохого театра».
Мы улетает на Марс.
Взяться ставить «Заводной апельсин» после Стенли Кубрика, тут нужна смелость! Дмитрий, на мой взгляд, взял книгу Энтони Бёрджесса, чтобы поразмышлять о проблеме бунта детей против отцов, которые создали мир, из которого хочется улететь на Марс.
Песня на стихи Андрея Лысикова (Дельфина) звучит в спектакле рефреном, отвечая на вопрос, почему именно молодежь активно пополняет криминальные ряды. И опять, как и во времена Бёрджеса и Кубрика, общество ставит вопрос о решении этой проблемы путем медицинского вмешательства и исправительных учреждений всех мастей. Сегодня эта повестка очень актуальна и в связи с темой трансгуманизма.
По сюжету книги Алекс, главарь маленькой молодежной банды, в которую также входят Джорджик (Татьяна Ишматова), Пит (Владислав Мезенин), Тём (Алексей Кормилкин). В одной из вылазок Алекс убивает женщину и попадает в руки правосудия. В тюрьме над ним проводят эксперимент по изменению природы: он больше не может причинять зла никому. Отныне герой живет по библейскому принципу: подставь другую щеку.
После превращения Алекса в агнца политики разных мастей пытаются его использовать. Однажды попав в дом, где он изнасиловал жену хозяина и стал причиной ее смерти, Алекс был опознан хозяином, связан и оглушен классической музыкой. Музыка, как известно, провоцирует на сильные чувства, в том числе и агрессию (об этом повесть Толстого «Крейцерова соната»). Алекс, который после опытов над ним не может больше слушать классическую музыку, потому что она вызывает в нем нестерпимую боль, выпрыгивает из окна, но не погибает, а излечивается.
Спектакль Крестьянкина ведется от лица Алекса, который рассказывает о своей жизни в очень раскрепощенной дружеской манере. Он обращается все время к зрителям как к собеседникам, иногда от себя, иногда выходя из роли.
Актер Александр Худяков рассказывает о себе, откровенно сообщая, что он в детстве учился игре на баяне, иногда воровал продукты в магазине. В этом одна из главных черт спектакля. Это дискуссия с молодежью и родителями. Алекс спрашивает зрителей: «Что ты думаешь по поводу мира?», «Как тебе взрослые?», «Что нужно сделать с Алексом после убийства?»
С другой стороны, постановка ставит диагноз обществу, в котором насилие буквально захлестывает детей с колыбели. Конструкция посередине сцены как раз напоминает детский манеж с горизонтальными прутьями, из которых Алекс и его сотоварищи по уже взрослым играм сделают себе палки для битья. Причин много. Здесь и родительская агрессия или безучастность, бездушные и отвратительные взрослые: работники пенитенциарной системы, жесткость мира взрослых, в котором текут реки крови. Влияние на умы и души всего, что транслируют СМИ, кино и сериалы.
Сценография вообще очень простая. Белые стены вытянутого зала. Из мебели только этот манеж-подиум, и есть еще черный проход для актеров в задней части сцены, который похож на тюремную клетку с прутьями. Вот такая траектория жизни: из колыбели за решетку. В таком мире следование высоким нравственны принципам выглядит абсурдом. Человек тут же становится мишенью, если отказывается жить по принципу «око за око».
Эта идея прекрасно отражена в шлемах, надетых на всех взрослых, которые окружают Алекса и его друзей (все роли играют четыре актера и две актрисы). Шлемы изрядно побиты, заштопаны, в пятнах крови и ртами и носами набок. Словом, шишки родителями набиты и уроки выучены. Отстраненных родителей и других взрослых с противными, искаженными голосами играют Максим Шишов и Светлана Грунина. Не случайно сначала Алекс без шлема, а потом в тюрьме и на него надевают уродливую маску, которая символизирует принятие законов «отцов».
Сцены насилия в спектакле проигрываются через пластику. Кровь не льется, но звуки, издаваемые жертвами, говорят об уровне агрессии у подростков. К тому же «дети» словно получают удовольствие от своих безобразий, проделывая их с улыбками, как бы резвясь.
Дмитрий и следует, и отступает от стилистики и замысла знаменитого фильма Стенли Кубрика. В сценографии много белого, костюмы ребят тоже белые, но без гульфиков ландснехтов. У Кубрика белый цвет означает новую религию ультранасилия, которую проповедуют юнцы. Алекс - пророк, с глазом - всевидящим оком на рукаве, а его дружки - апостолы, ниспровергающие все то, чем жили отцы. Отсюда агрессивная антирелигиозность в ницшеанском духе. Все ценности ими вывернуты и опорочены. Они пьют «молоко с ножами», добавляя в него наркоту, извращая идею рождения и семьи.
Говорят бандиты на сленге. Если у Бёрджесса герои используют словечки русской мафии, здесь ребята вставляют английские слова вместо русских: гёрлз, рашить, чилить, старый олд и тд. Кубрик показывает бунт молодых в самом жестком проявлении, и Алекс сначала - это абсолютное зло. Но кинорежиссер через превращение Алекса в жертву убеждает, что зло есть в самой природе человека. Лишить его этого - значит отнять у человека права выбора, сделать его придурком - a clockwork orange (по одной из версий, Берджесс услышал это слово от людей, говорящих на кокни, наречии простолюдинов, и сделал его названием книги). Бороться с насилием медицинским путем и еще большим насилием - это тупик. Более того, насилие есть и в культуре. Как известно, Бетховен продолжал писать музыку глухим. И дело не только в глухоте композитора. Идея Кубрика в том, что творчество невозможно без насилия человека над собственной природой.
У Дмитрия Крестьянкина эта тема не затронута. Задача режиссера - показать непримиримость конфликта и наладить диалог с молодым поколением. Его Алекс так и говорит, что это взрослые делают из своих детей заводные игрушки. И нужно, чтобы сами подростки научились думать. Это звучит как прямое обращение к молодежи, а в зале ее много.
После спектакля я задала пару вопросов подросткам. Они Дмитрия услышали!