Еще природа не проснулась.
Но сквозь редеющего сна
Весну послышала она
И ей невольно улыбнулась …
Ф. Тютчев
Приходилось ли вам ранней весной идти вдоль берега Москвы-реки от Звенигорода к музейному заповеднику Саввино-Сторожевского монастыря? Прозрачный воздух сладок. Тихий ветер навевает радужные мечты.
Вы давно ждали этой прогулки. И вот весна, неповторимая весна Подмосковья наступает. В вас трепещет сладостное чувство просыпающейся природы. Последний снег на дорогах. Слева, на широкой речной пойме, весело кивают вам первые цветы. Они еще не ярки, эти первые огоньки весны, они только затеплились под утро, но за ними скоро появятся пестрые ковры цветов, волнующе заблещет небо, призывной зеленью оденется лес.
Почему художники выбирали эту дорогу, эти места? Что жадно влекло их сюда? Красота? Но особой красоты здесь нет. А есть то трудно выразимое словами, но бесконечно родное, русское, что безотчетно влекло сюда Саврасова, пока он не выразил это в своих картинах.
Начиная с семидесятых годов прошлого столетия до самой смерти жил тут поблизости, в Саввинской слободе, товарищ Саврасова, академик Лев Львович Каменев, тут же и умерший в нищете. Лучшие вещи Каменев написал в Саввине. Его-то и навешал здесь Саврасов. И доказывает это сличение саврасовской картины «Проселок» с полотном Каменева «Весной». Это несомненно одно и то же место, та же дорога, по которой мы сейчас идем. Но как тосклива весна Каменева и как свеж «Проселок» Саврасова. преисполненный светлой радости, могучей жажды жизни!
Здесь же творил и самый тонкий и глубокий русский живописец Левитан. Он писал эту дорогу. И не лучшая ли это похвала художнику, когда говорят, что этот вид, этот лес, эта поляна такие же, как у него на полотне!
Ранней весной 1884 года Исаак Ильич Левитан вместе с художником B. В. Переплетчиковым поселился в Саввинской слободе близ Звенигорода. До этого Левитан еще не был знаком по-настоящему с русской природой, с русской деревней, Он писал пейзажи в окрестностях Москвы, больше всего в Останкине и Сокольниках. На полотнах Левитана появлялись то грустные аллеи Сокольнического парка, то останкинские поля и болота.
Несмотря на свои 23 года, Левитан уже обратил на себя внимание художников и публики оригинальной манерой живописи, глубоким настроением в пейзаже. Самый любимый, самый талантливый ученик Саврасова в училище, он особенно прославился картиной «Осенний день. Сокольники». Нечто совершенно небывалое выразил в ней художник. Нервная, как бы торопливая кисть запечатлела позднюю осень, умирающий к вечеру день с хмурым, безрадостным небом, мокрой, бурой листвой. Женщина в темном платье быстро идет по аллее. Она словно объята смутной тревогой, и природа вторит внутреннему состоянию женщины: глухо, уныло шумят от ветра вершины сосен.
Саввинская слобода и до приезда Левитана с Переплетчиковым славилась как живописное местечко. Здесь, помимо Каменева и Саврасова, любили бывать и работать Сергей и Константин Коровины, а позднее (неподалеку, в селе Дюдьково) жил и творил композитор Сергей Танеев. Всех их привлекала типично русская природа, красота старинного памятника, Саввино-Сторожевского монастыря, а также чисто русский характер крестьянских построек, весь уклад народной жизни, обычаи и обряды.
Отзывчивый на новые впечатления, Левитан вскоре же по приезде выполнил множество этюдов. Он застал еще снег на полях и запечатлел его в пейзаже «Последний снег». Но больше всего его привлек вид самой деревни, и он живо набросал пейзажи «В Саввинской слободе», «Разводня», «Мостик», «Вечер», «Ручей», «У церковной стены».
Ни один из этих пейзажей еще не является большим художественным обобщением тех или иных мотивов. И все же в каждом полотне явственно выступает отношение художника к изображаемому.
Особенно замечательными оказались два пейзажа: «Саввинская слобода» и «Мостик». Все лучшее, что получил Левитан от автора «Грачей». здесь, в «Саввинской слободе», налицо. Это законченный, согретый мягким лиризмом рассказ о русской деревушке, о неприхотливых, тесно жмущихся друг к другу избах, о раскидистом дереве и о влажной, прогретой солнцем земле. Пейзаж близок Саврасову выбором сюжета, изображением обыкновенного уголка родины с подкупающей теплотой.
Еще интереснее маленький пейзаж «Мостик». Он полон воздуха, писать который учил Поленов. Это задворки той же деревушки. На переднем плане ветхий, замшелый, из четырех-пяти перекладин, кое-как сколоченный мостик. Художник дает заглянуть зрителю и под сваи. А там, в ясной, ласково-спокойной воде, отражается лучезарное небо летнего полдня. И древние, склонившиеся над оврагом корявые ветлы, и зелень, и бревна возле изб, и сами крытые соломой избы - все полно жизни.
Пейзаж красив и изящен, несмотря на трактовку сугубо прозаического мотива.
Жена Поленова писала:
«Я сейчас просто в восторге. Ученик Левитан принес свои этюды. Подобного, кажется, не видывала».
Среди этих этюдов был и «Мостик».
За время своего второго пребывания в Саввине, в 1886-1887 годах, Левитан написал «Осеннее утро. Туман», «Снопы», «Огороды». Тут же зародился у него первоначальный замысел знаменитой картины «Вечерний звон». Художница С. Кувшинникова рассказывала об этом:
Мы пошли по берегу пруда вдоль монастырской горы. Вечерело. Солнце близилось к закату, оно обливало монастырь горячим светом последних лучей. И эта красивая картина не разбудила сначала ничего в душе Левитана. Но вот солнце стало заходить совсем. По склонам горы побежали тени и покрыли монастырскую стену. а колокола загорелись в красках заката с такой красотой, что невольный восторг захватил и Левитана. Зачарованный, стоял он и смотрел. Вот погасли, померкли багровые краски заката, а стены слегка розовели в мерцающем свете. Левитан задумчиво сказал, что этот мотив даст ему новую картину.
И действительно. несколько позднее, во время путешествия по Волге. увидев на берегу старинный монастырь, он начал новый пейзаж.
В нем как бы объединились звенигородские и волжские впечатления.
Картина «Вечерний звон», перекликаясь с известной одноименной песней на слова поэта И. И. Козлова, является подлинным шедевром. Она полна светлого и благородного чувства, которое рождается от созерцания поэтического уголка природы. А сам так называемый синтетический метод работы, часто встречающийся у художников, особенно типичен для Левитана.
У Левитана человеческие фигуры встречаются редко и не играют той значительной роли, которая им отведена, например, в полотнах Васильева или Поленова. Тем не менее в каждом значительном произведении Левитана человек незримо присутствует.
…Клади в лесу через ручей, и нет человека, и в то же время чувствуешь, что как бы прозрачной, невидимой тенью проходит по этим кладям человек… - говорил писатель М. Пришвин о «Тихой обители». В звенигородском цикле человек ощущается живущим в этих бедных, пошатнувшихся старых-престарых избушках с трепаной соломой.
И в написанных вскоре за звенигородским циклом волжских работах тоже ощущается человек, хотя и нет его на картинах.
В полотне «После дождя», рассказывает писатель К. Г. Паустовский, «заключена вся прелесть дождливых сумерек в приволжском городке. Блестят лужи. Облака уходят за Волгу, как низкий дым. Пар из пароходных труб ложится на воду. Баржи у берега почернели от сырости.»
В такие летние сумерки хорошо войти в сухие сени, в низкие комнаты с только что вымытыми полами, где уже горят лампы и за открытыми окнами шумит от капель и дико пахнет заброшенный сад. Хорошо слушать игру на старом рояле.
«Вечер. Золотой плес» - картина об утонувшем в темной зелени, отходящем ко сну речном городке, о мягком золотистом свете, окутавшем берег»,
Паустовский, посвятивший художнику целую повесть, пишет, что картины Левитана требуют медленного рассматривания: они не ошеломляют глаз, а скромны и точны, подобно чеховским рассказам.
- До такой изумительной простоты и ясности мотива, до которых дошел в последнее время Левитан, никто не доходил до него, - констатировал и сам Чехов.
Всю жизнь Левитана связывала дружба с Антоном Павловичем Чеховым, завязавшаяся еще в училище, где занимался брат писателя Николай Павлович. Между прочим, женскую фигуру на картине Левитана «Осенний день. Сокольники» писал Николай Чехов.
А когда Антон Павлович увидал первые волжские работы Левитана, он сказал ему:
На твоих картинах появилась улыбка.
Впрочем, улыбка была не таким уж частым гостем на полотнах художника.
Жизнь его не баловала. Вскоре после поступления в училище он потерял отца и мать. Четверо сирот очутились в жалком положении и безо всякого присмотра. Бывали дни, когда они буквально не имели куска хлеба. — Это свидетельствовал первый биограф Левитана С. М. Шпицер.
-Говорили о его большом даровании и великой его нужде, - продолжал биографический рассказ о художнике учившийся вместе с ним М. В. Нестеров. - Сказывали, что он не имел иногда ночлега. Бывали случаи, когда Левитан после вечерних классов незаметно исчезал, прятался в верхнем этаже огромного старого дома Юшкова, где когда-то, при Александре I. собирались масоны, а позднее этот дом смущал московских обывателей «страшными привидениями». Вот здесь-то юный Левитан, выждав последний обход опустевшего училища солдатом Земляникиным, прозванным «Нечистая сила», оставался один коротать ночь в тепле, оставался долгий зимний вечер и долгую ночь с тем, чтобы утром натощак начать день мечтами о нежно любимой природе.
Не только безотрадное детство и голодная юность, не только рано развившаяся болезнь сердца явились причиной меланхолических настроений, выступавших иногда на палитре художника. Это были 80-90-е годы. В памяти народной еще жива была невиданная по своей жестокости расправа царского правительства с народовольцами. Массовые политические процессы, заточение в крепости и ссылка передовых деятелей России - такими мерами ответило правительство на волну революционного движения. Не потому ли пейзажная живопись Левитана, необычайно болезненно переживавшего все эти события, исполнена такой щемящей грусти и скорби?
Какое волнение охватывало современников при взгляде на его полотно «Владимирка», изображающее печально знаменитую дорогу, притихшее перед грозой безрадостное поле, тропинку, идущую к придорожному кресту, и смутную фигуру странницы. Словно слышится тихий кандальный звон и тягучая каторжная песня.
Однажды, - рассказывает художница С. Кувшинникова, - возвращаясь с охоты, мы с Левитаном вышли на старое Владимирское шоссе. Картина была полна удивительной тихой прелести. Длинная полоса дороги убегала среди перелеска в синеву дали. Вдали виднелись две фигуры богомолок, а старый, покосившийся крест-голубец со стертой дождями иконой говорил о давно забытой старине. Все выглядело таким ласковым, уютным. И вдруг Левитан вспомнил, что это за дорога. «Постойте. Да ведь это Владимирка, та самая Владимирка, по которой когда-то, звеня кандалами, прошло в Сибирь столько несчастного люда…» И в тишине поэтичной картины стала чудиться нам глубокая, затаенная грусть. Грустными стали казаться дремлющие перелески, грустным казалось и серое небо. Присев у подножия голубца, мы заговорили о том, какие тяжелые картины развертывались на этой дороге, как много скорбного передумано было здесь.
Здесь же Левитан и написал эту картину, в которой с потрясающей силой отобразил все виденное.
— Вот «Владимирка». Дорога, верстовой столб - и больше ничего. Опять просто, и опять все ясно: Владимирка, многострадальная. облитая слезами и кровью… Это уже не просто пейзаж, а историческая картина.
Так говорил К. Ф. Юон, и, перекликаясь с ним, М. В. Нестеров подчеркивал:
«Владимирка» может быть смело названа русским историческим пейзажем, коих в нашем искусстве немного.
Сознавая огромную общественную ценность «Владимирки», Левитан принес ее в 1894 году в дар галерее П. М. Третьякова.
Однажды художник отдыхал у помещиков Панафидиных в Тверской губернии. Он, по обыкновению, много бродил в окрестностях и вдруг встретил поразивший его мотив. Какая-то тайна словно окружала это мрачное и влекущее «гиблое» место, которое он тут же и запечатлел сначала в эскизе, а потом в картине «У омута».
Через темное озеро перекинуты толстые бревна. Впереди зловеще темнеет сплошной массой затихший, будто притаившийся лес. Хочется сравнить эту картину с васнецовской «Аленушкой» или со сказкой «Василиса Премудрая» из сборника Афанасьева.
В такой лес к бабе-яге пришлось, наверно, идти Василисе, когда ее послали за огнем мачеха и мачехины дочки. На берегу такого озера стоял братец Иванушка, превращенный злыми чарами в козленочка, и жалобно умолял Аленушку выплыть на бережок.
Полотно впечатляет этой близостью к фольклору, к сказкам и легендам, одна из которых, об утопившейся в омуте девушке, была рассказана Левитану.
Пейзажист А. А. Киселев, которого как художника очень уважал Левитан, заметил, что в новой картине «У омута» Исаак Ильич «просто чудо как силен».
Я любил его «Омут» как нечто пережитое автором и воплощенное в реальные формы драматического ландшафта, - вторил ему М. В. Нестеров.
Тема гражданской скорби достигает апогея в картине «Над вечным покоем» (1894). Во время ее создания Левитан слушал специально для него исполняемый похоронный марш. И сама эта картина воспринимается как траурно-патетическое музыкальное произведение.
Идея полотна - величие сил природы, ничтожество и обреченность человека перед грозной стихией. По свинцово-серому небу медленно и тяжко плывут низкие причудливые облака. Грозно хмурится в ожидании приближающейся бури необъятная даль Волги… Зритель, рассматривающий картину, находится как бы на небольшом мысе или утесе, врезающемся в речную ширь. Убогая деревянная часовня, могильные кресты да несколько деревьев, наклоненных ветром, — вот и все, что находится на этом голом пространстве земли. Безмерна тяжесть одиночества, безотрадны мысли о неизбежности смерти, бессмысленности человеческого существования… Какой же страдающий человек создавал такое произведение!…
Это полотно, как и многие другие творения Левитана, полно философского содержания.
Жизнь не баловала Левитана. Любимый ученик Саврасова, а впоследствии ближайший друг Чехова, первоклассный и общепризнанный живописец, картинами которого восхищались Стасов, Третьяков и многие, многие знатоки искусства, Левитан всегда боролся с нуждой. И, уже будучи известным мастером, он получает приказ покинуть Москву, «как лицо иудейского происхождения, проживающее вне черты оседлости».
Такие надругательства отравляли душу Левитана ядом горечи и вызывали бурю негодования многочисленных друзей живописца - художников и писателей. Бесконечно тяжело переживал он и систематические расправы царизма с бесстрашными борцами революции, обнищание и гибель художников, подобных Саврасову, или композиторов вроде Мусоргского, сумасшествие писателя Глеба Успенского, самоубийство Всеволода Гаршина и трагическую, преждевременную смерть многих других замечательных деятелей русского искусства. Размышления об этих трагедиях камнем давили сердце Левитана. В такие минуты нападала на него черная меланхолия, он пытался покончить с собой или писал картины вроде полотна «Над вечным покоем».
И, однако, Левитан никогда не был бы Левитаном, если бы все его творчество представляло лишь минорные аккорды в живописи. Как в музыке Чайковского, так и в его палитре эти ноты звучат явственно. Но односторонний художник не завоевал бы симпатии зрителя, тем более его любви.
Иногда из-под кисти Левитана выливались радужные, ликующие творения. Никогда еще гимн торжествующей жизни не раздавался в таком гармоническом созвучии разнообразных аккордов - от низкого регистра фортепьяно до самой тонкой, нежной и певучей игры флейты. И если прихотливые создания Куинджи поражали нас световыми эффектами, то поразительное впечатление от творений Левитана достигалось средствами проникновения в природу в моменты ее переходных состояний - от зимы к весне, от весны к лету, от дня к вечеру, от вечера к ночи.
Особенно наглядна в этом отношении картина «Март» (1895), один из самых поэтичных пейзажей не только в русском, но и в мировом искусстве. Это такая же жемчужина, как «Оттепель» Васильева, «Грачи прилетели» Саврасова. В этом пейзаже так много весеннего тепла, так много света, согревающего солнца, - говорил живописец В. Н. Бакшеев.
Левитану посчастливилось уловить неуловимое - подстеречь самые первые мгновения весны. Ее дыхание ощущается во всем, несмотря на то, что повсюду лежит снег - и на земле, и на крыше этого деревянного двухэтажного дома, такого знакомого, будто и мы когда-то, может быть в раннем детстве, жили в нем…
Запряженная в крестьянские сани лошадка смирно дожидается своего хозяина. Дверь в доме открыта. Эта деталь не случайна, она играет в пейзаже большую роль.
Открытая дверь говорит о присутствии человека. Все выглядело бы значительно бедней без такой, казалось бы, несущественной подробности, мелочи. Общее настроение ожидания трогает нас в картине. Это ожидание прихода настоящей, теплой, могучей и неотвратимой весны. Скорое наступление ее ощущается во всем: в ослепительном снеге, и в набухших почках, и в цвете теней, которые из холодно-синих становятся лиловатыми.
Природа вместе с этим горячим чувством ожидания весны еще хранит признаки зимы. На голых ветвях тополя еще сиротливо ютится пустой скворечник, а в лесу, где снег лежит плотным слоем, еще, наверно, холодно.
Но, как ни хмурится март, все же быть весне! Любуясь картиной, мы чувствуем, как пригревает солнышко, хотя и не видим его. И не потому ли человек забыл прикрыть дверь?
Весна идет из того леска, который сейчас нежится под теплым голубым небом. Голубизна эта пронизывает и насыщает снег, темную хвою сосен, белоствольные березки…
Весна идет, весна идет!
И тихих, теплых, майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней.
Тот, кто знает этот романс Рахманинова на слова Тютчева, уловит в мажоре его победное шествие весны, так музыкально тонко переданное Левитаном в картине.
В конце того же 1895 года написал художник «Золотую осень», картину настолько общеизвестную, что нет нужды ее пересказывать. Осень изображена как радостный праздник светло-золотистых, желтых, багряных красок. Этот мотив - синяя река, желтая, багряная листва - стал отныне излюбленным в отечественной пейзажной живописи при изображении осени.
Через год Левитан выставляет пейзаж «Весна. Большая вода». Прислушаемся к этому названию. Вспомним, что еще Саврасов начал давать своим картинам названия, состоящие из двух фраз. В наименовании саврасовской картины «Лунная ночь. Болото» уже содержится как бы краткий рассказ или описание того, что происходит. Повествовательное начало и сюжетность в изображении - характерные черты всего творчества передвижников.
Судя по лирическому названию левитановского пейзажа «Весна. Большая вода», мы и здесь «прочитаем» рассказ художника о чем-то сильно его заинтересовавшем и увлекшем. На самом деле в пейзажах Левитана, и особенно в этом, сказывается совершенно особая живописная манера, специфический, свойственный только данному мастеру строй художественного образа. Это отнюдь не рассказ, потому что в нем нет никакого действия, подобного тем, какие происходят у Саврасова, на картине которого словно шумят грачи. Передача мотива внешне статичного, спокойного и неподвижного, а на самом деле полного огромного внутреннего движения и выражения душевного состояния художника особенно присуща Левитану. Вот почему мы сближаем живопись Левитана с музыкой, и именно такой, которая исполнена наиболее проникновенной душевной эмоции, как, например. музыка Чайковского и Рахманинова…
«Весна. Большая вода» - лирико-музыкальная поэма художника о половодье в русских полях, о грациозных по-девичьи березках, купающихся в затопивших все вешних водах, о весне света, как потом назовет это явление Пришвин, и еще об очень многом, что хотелось бы описывать не прозой, а стихами или воссоздавать музыкой. Удивительна эта музыкальность Левитана: березки купаются в водах и отражаются в них, слышится, кажется, мелодичный плеск воды. Зрительный образ как бы дополняется слуховым…
Через всю жизнь пронес Левитан свою огромную любовь к великой русской реке Волге, любовь, зародившуюся так робко и все крепнущую с годами. Он несколько раз выезжал на берега широкой, могучей и многострадальной реки.
Первый приезд оставил у него тяжелое впечатление. Он писал Чехову, что Волга показалась ему тоскливой и мертвой и у него заныло сердце… Над всем серое небо и сильный ветер.
И все же художник нашел в себе мужество непредубежденно взглянуть вокруг. Могучая стихия покорила его своей величественной красотой. С каждым разом он все больше и сильней влюблялся в Волгу, создавая на ее берегах все новые и новые, самые разнообразные по мотивам и по обилию переживаний произведения, Он долго и напряженно выискивал сюжет. который мог бы передать истинный образ Волги, выразить отношение к ней художника.
Думается, что всего этого он сумел достичь в картине 1891-1895 годов - «Свежий ветер». Датировка, обнимающая четыре года, показывает. что в течение этого срока художник искал и наконец нашел решение картины.
Картина мажорна. Солнце, ветер, шумный плеск волны, блеск недавно выкрашенных пароходов и парусников - все сливается в зовущее, праздничное зрелище. Мы вспоминаем яркую панораму описанных Горьким волжских пристаней, к которым как бы стремятся эти суда.
Горький, родившийся на Волге и как никто другой знавший, что такое великая русская река, и Левитан, родившийся на западе России, всю жизнь живший в Москве, создали правдивый, многозвучный и многоцветный образ Волги.
Лето 1897 года Левитан опять провел в Подмосковье, в Звенигородском уезде, который неотступно манил художника, бывавшего и за границей и на знойном юге родины. Он создает по этюдам картину «Летний вечер». Уже отблистал, отгорел день. Наступает покойный, теплый вечер, настоенный запахом мяты. За околицей, за ровной линией темнеющего леса догорает закат. Тишина.
Перед нами выступает мудрый и прекрасный, высокочеловечный художник с прощальной вечерней песней, исполненной глубокого лирического настроения. Он славит мир и покой на родной земле.
Предпоследним, 1899 годом помечена картина «Озеро». Если прозрачный, хрустальный пейзаж «Весна. Большая вода» напоминает чарующее пение скрипки, если «Летний вечер» славит мир и покой, то «Озеро» звучит, как победный бой колоколов, как многозвучный, торжественный финал оперы Глинки «Иван Сусанин».
Куда делось некое однообразие цветовой гаммы первых вещей живописца, таких, как «Осенний день. Сокольники»? Ликует полдень лета. Солнце стоит в зените, и с ярко-синего, блещущего неба льется его торжествующая песнь! По воде проплывают тени бесконечных облаков, предвещающих хорошую погоду. Легкий ветерок рябит воду. Необъятные пространства, широчайшая перспектива открываются взору на десятки верст белеют церкви, золотятся нивы, голубеют дали. У другого мастера появилась бы тут кричащая пестрота красок и мазков, а у Левитана один тон незаметно превращается в другой за счет полутонов и отблесков. Так синева небес при отражении в воде превращается в фиолетовый цвет, желтеющие поля сочетаются с потускневшим отражением неба, белизна церквей - с перламутром чуть розоватых горделивых облаков. Мотив эха, который мы ощущаем в пейзаже «Весна. Большая вода», здесь перерастает в мелодичный, радостно-бурный перезвон.
Недаром художник хотел эту картину назвать «Русь». Он стремился в ней к обобщенному выражению русской природы, которая вдохновляет человека, служит вечным источником его сил и высоких духовных порывов.
Левитан умер в 1900 году, тридцати девяти лет, от тяжелой болезни сердца, изнуренного жизненными невзгодами и безрадостными впечатлениями. Трагическое противоречие: чем больней становился художник, тем больше мужал и креп его редкостный талант, тем радостней и звонче, насыщенней становилась его палитра.
Чтобы запечатлеть кратковременные, быстротечные мгновения переходных состояний природы, Левитан должен был поспешно набрасывать их с натуры. С этих эскизов и этюдов писал он потом большие вещи. Художественное наследие его наряду с завершенными пейзажами представляет сотни живописных и карандашных набросков, которые лишь частично воплотились в картины.
Творческий рост художника развивался единственно по святым законам наблюдения натуры, ежедневного, систематического труда, поисков нового, более совершенного выражения природы.
Пейзажи Левитана больше и чаще, чем произведения других художников, назывались пейзажами настроения. И это понятно. Свое, особое восприятие окружающего художник умел остро передавать зрителю, рождая в нем ответное настроение.
Левитан блистательно продолжил дело основоположников русского реалистического пейзажа. Совершенствуя его, он, в отличие от своих предшественников, уже не связывал природу с жанром. Он передал множество новых оттенков в пейзаже, добился необычайной утонченности и красоты изображения. Его одухотворенный пейзаж исполнен огромной лирической силы, пробуждающей и возвышающей любовь к родной земле.
- Левитан, - говорит советский искусствовед Федоров-Давыдов, принадлежал к числу тех лучших представителей русского искусства, которые в сложную переходную эпоху искали моральных ответов на жгучие вопросы своего времени, горячо и преданно любили свою страну и жаждали для нее «неба в алмазах».
Слова «небо в алмазах», ставшие крылатыми, произносит герой пьесы Чехова «Дядя Ваня».