Китай, 1839 год. На причалах Кантона (ныне Гуанчжоу) воздух густ от запаха чая, шелка и горечи. Здесь, в бухте, где река Чжуцзян сливается с морем, стоят десятки иностранных кораблей — британских, американских, французских. Их мачты, как иглы, пронзают небо, а на палубах — ящики с серебром и тюки опиума. Но сегодня что-то не так. Китайские солдаты в синих мундирах срывают печати с грузов, а в воде уже пляшут языки пламени: тонны опиума горят, отравляя реку белой пеной. Это Линь Цзэсюй, императорский комиссар, решил покончить с «дьявольским зельем». Он не знал, что его поступок станет искрой, от которой вспыхнет война, перекроившая карту Азии...
Китай XVIII века — это дракон, спящий на сундуках с серебром. Европа помешана на его чае, фарфоре и шелках, но Цины смотрят на «заморских варваров» свысока. «Нам не нужны ваши товары», — заявляют маньчжурские чиновники, принимая иностранцев лишь в Кантоне и лишь через гильдию *Кохонг*. Англичане, чьи корабли бороздят океаны, в ярости: их торговый баланс в минусе. Серебро уплывает в Китай, а взамен — лишь ящики чая. Но вскоре находится «решение»: опиум.
Британская Ост-Индская компания, словно мифическая гидра, запускает щупальца в Индию. В Бенгалии крестьян заставляют выращивать мак, а затем темный, липкий опиум грузят на клиперы. К 1830-м годам в Китай ввозят 1,400 тонн яда в год. Император Даогуан в Пекине получает донесения: «В портах курильщики валяются как мертвые, серебро исчезает, чиновники берут взятки». Но как остановить волну?
Линь Цзэсюй, конфуцианский мудрец с горящими глазами, пишет письмо британской королеве. «Ваш народ гибнет от опиума, — взывает он, — неужели вы позволите своим купцам травить наш народ ради прибыли?». Письмо никогда не дойдет до Лондона, но жест Линь войдет в историю. Он конфискует 20,000 ящиков опиума (это 1,200 тонн!) и три недели травит Янцзы дымом. Британия в ярости: «Это нарушение свободной торговли!». Война неизбежна.
Август 1840 года. Британская эскадра из 16 пароходов и 40 судов подходит к Чжушань. Китайские джонки, украшенные драконами, атакуют — но их бамбуковые пушки против 74-пушечных линейных кораблей. «Немыслимо! — кричит адмирал Гуань Тяньпэй, видя, как ядра с «Немезиды» разносят его флот в щепки. — Эти дьяволы стреляют огнем!». За год англичане захватывают порты один за другим. Китайские солдаты, вооруженные луками и мечами, гибнут под шрапнелью.
Май 1841-го. Капитан Эллиот, британский суперинтендант, требует открыть порты. Когда цинские генералы отказываются, пушки «Каллиопы» начинают бомбардировку. Через три часа форты — груда камней. «Они сражались как тигры, — записывает в дневнике лейтенант Джон Очоа, — но мы — как машины». К осени падает Нинбо, затем Шанхай. Дорога на Нанкин открыта...
Империя Цин сломлена. На борту британского корабля цинские чиновники подписывают договор, который назовут «первым неравным». Китай платит 21 миллион серебряных долларов, открывает пять портов и отдает Гонконг — «на вечные времена». Капитан Чарльз Эллиот, глядя на скалистый остров, усмехается: «Здесь будет лучший порт Азии».
Первая опиумная война стала прологом к «веку унижений» Китая. Для Британии — триумф свободной торговли (и опиума). Для Цинов — урок: архаичная армия не может противостоять пару и стали. Но в тлеющем пепле конфликта уже зреет семя будущего: через полвека Сунь Ятсен начнет революцию, чтобы сбросить иго...
Архивные врезки:
Из письма Линь Цзэсюя королеве Виктории (1839):
«По какому праву вы используете яд, чтобы обманывать народ Китая? Если бы не запретили опиум в вашей стране, как смели привозить его сюда?»*