Я всегда была слишком вежливой. Слишком удобной. Слишком «да ладно, что там». Особенно с соседкой Мариной Аркадьевной. Мы жили дверь в дверь уже лет пятнадцать, и я думала, что знаю о ней всё.
Всё — кроме того, что она может вскрыть мою жизнь, как консервную банку, и даже не посчитать нужным предупредить.
Всё случилось весной. Я вернулась из поездки — в санаторий ездила, две недели отдыха, процедуры. Захожу домой, снимаю пальто, включаю свет — и слышу…
Звук воды. И чьи-то шаги.
У меня в квартире.
Сердце ухнуло в пятки. Я стою в коридоре и не понимаю: грабители? Призраки?
А потом из ванной выходит девушка. Лет двадцать. В полотенце.
— Ой, а вы уже вернулись?
Оказывается, это дочь Марины Аркадьевны. Аня. Учится в колледже.
— Мама сказала, что можно, — говорит она. — Ключи дала, мол, у вас комната пустая, и вы уехали. А мне из общаги съезжать нужно было. Я тихо. Я ничего не тронула.
Я была в шоке. Не в лёгком, не в сценическом — а в настоящем, леденящем. Потому что у меня в квартире жила посторонняя девица, которая даже не подумала, что надо было хотя бы позвонить.
Пошла к соседке. Та открыла дверь, будто всё в порядке.
— Ну ты ж всё равно уехала. Я ж тебе говорила, что у нас Анечка с жильём мается. А тут — удобно. У тебя же целая комната стоит.
— Марина Аркадьевна, вы нормальная? Это моя квартира. И мой ключ. И вообще — вы у меня не спрашивали!
— Ну ты же добрая всегда была. Я подумала — ты ж не против.
— Я — против.
Она обиделась. Сказала, что я «зажралась», «забыла, что такое помогать людям».
А я стояла и чувствовала, как прощаюсь со своей старой, тихой наивностью. Потому что в мире, где доброта — это повод сесть тебе на голову, нужно учиться быть жёсткой.
Аню я вежливо, но твёрдо выставила. Сказала:
— Ты не виновата. Но и жить здесь больше не будешь.
И поменяла замки.
Теперь Марина Аркадьевна здоровается через раз. Но зато я сплю спокойно. Без чужих шагов. Без чужой вежливой наглости.
Потому что мой дом — это не запасной аэродром. Даже если у кого-то дочка тихая.