Устав от непрерывного, получасового стука в дверь, Васютин убрал руки от ушей и встал с постели. Хозяйка квартиры громко требовала открыть дверь, угрожая, что у него осталось всего пять минут, после чего придут молодые люди и вынесут дверь, что повлечет за собой дополнительные расходы. Она уверяла, что подаст на него в суд, если он не откроет. Васютин равнодушно выслушал её угрозы и направился в ванную комнату, где принял душ, а затем стал разглядывать своё печальное отражение в зеркале.
После стуков, грохота и звуков пилы голос хозяйки стал отчётливей, и та вошла в квартиру.
«У меня слов нет!» — не жалея эмоций, говорила она.
И даже два раза замахнулась на жильца.
«Пошёл вон! Просто уходи! Освобождай помещение!»
«Это же надо было мне вляпаться! Прожил здесь пять месяцев и ни разу не заплатил!»
«А у вас в диване клопы!» — уходя, сказал Васютин.
«И под ванной плесень растёт. Я пытался вывести вот это безобразие, но нужны кардинальные меры».
Хозяйка замолчала, и её лицо вытянулось.
«Что? Вам лучше выбросить всю мягкую мебель и пол в ванной заново перестелить».
Женщина завопила ему вслед и снова размахнулась.
Васютин обернулся.
«Просто простите! Были бы у меня деньги, я бы заплатил.
Ударьте! Стукните меня хоть разок!
Выплесните на меня свой негатив! Не держите его в себе! Вредно!»
Кивнув замолчавшей женщине, Васютин вышел из квартиры.
Денег на то, чтобы подыскать новое жильё, у него не было.
Идти было некуда. Грело душу лишь одно.
Но перед уходом из квартиры Васютин оставил помещение.
После себя идеальную чистоту в кухне, в ванной и в небольшой комнате.
Хоть в этом хозяйке квартиры повезло. Не придётся тратиться на клининг.
Темнело.
Васютин встал со скамейки и побрёл в сторону набережной.
Куда идти, он и понятия не имел.
Походил по ночному городу, напоролся на молодых и борзых парней,
которые обшарили его, всего, и ничего не нашли.
Очнулся он в кустах от того, что продрогнулся.
Посидел немного, огляделся, в очередной раз понял,
что никому он на этом свете не нужен, и залёг обратно, решив, будь что будет.
Из этой затеи ничего не вышло.
Отлежал все бока, проголодался как чёрт, поэтому встал и пошёл.
Через двое суток он дошёл до деревни, в которой жил в раннем детстве.
Постоял у ворот дома, подсчитал в уме.
Шестнадцать лет не был тут.
Из дома выглянула старуха, долго смотрела на него, махнула рукой.
Васютин отбросил ненужный стыд и пошёл в дом.
Женщина поставила перед ним миску с тушёной картошкой,
налила в чашку горячий чай,
положила сверху на тарелку два больших ломтя домашнего хлеба. Открыла банку с солёными груздями.
Гость, не стесняясь, всё съел, выпил и продолжал сидеть за столом.
Старуха занималась шитьём, сидя тут же за столом.
«Сколько лет тебя здесь не было?»
Поинтересовалась она, откусывая зубами нитку.
«Больше пятнадцати», — ответил Васютин.
«Дом твоя бабушка завещала мне.
За то, что я смотрела за ней.
Вы же с матерью ни разу не объявились, а мне тоже негде было жить».
Васютин молчал, сидя за столом и глядя в одну точку.
«Мне было тринадцать лет, когда бабка слегла.
Что я мог сделать для неё?»
Старуха сверкнула глазами.
«Ты мог приехать и быть рядом с ней.
Не надейся, я этот дом тебе не отдам.
Только потому, что ты её внук.
Переночевать пущу, но на большее не рассчитывай».
Васютин хмуро кивнул головой, прикрыв лицо рукой.
Ему было стыдно перед старенькой женщиной.
На утро Васютин вышел во двор и принялся складывать разбросанные у дровника дрова в поленницу.
Старуха вышла на крыльцо и тяжёлым взглядом посмотрела на него.
«Если надеешься остаться у меня, напрасно.
Я деньги за помощь заплачу, но в дом больше не пущу.
Раньше надо было суетиться».
Васютин замер на секунду и продолжил своё дело.
Хозяйка походила рядом и поворчала.
«Ты молодой и сильный, чего ерундой маешься?
Лучше дров наколи, а сложить я и сама могу».
Васютин ухватил колун, который принесла бабка, и принялся им махать.
Сколько так простоял, раскалывая чурочкины дрова, он не знал.
Будь то целый день.
И уже когда пересохло во рту, и руки начали трястись, старуха выкатилась на крыльцо и крикнула ему.
«Иди есть, хватит на сегодня с тебя».
Дважды звать Васютина не пришлось, он махом залетел в дом.
Старуха протянула ему кувшин с водой и кусок мыла.
Показала на закуток в углу, где на табуретке стоял железный таз.
«И рубаху сымай, я тебе все чистое дам».
Васютин с наслаждением снял с себя плотную одежду и принялся мыться, с удовольствием фыркая от едва теплой воды.
Тушеная картошка с мясом вызвала у него восторг.
«Выпить не налью, и не надейся», — ходила рядом старушка.
Она принесла ему блины и налила чай в большую эмалированную кружку.
От еды сморила в сон, и старуха велела ему лезть на печь.
Там Васютин прикурнул, а проснулся поздней ночью.
Старуха услышала его шаги и пробормотала.
«Даю пять минут, домой не зайдешь, значит, дверь закрою.
Во дворе ночуй».
Васютин бегом сбегал к уличному туалету, а, выходя из него, раздраженно ударил кулаком по двери.
Проклятая бабка, ведет себя как фюрер, скрипит и скрипит, сил слушать ее нет.
Однако, вернувшись домой, не проронил ни слова, снова залез на печь и уснул.
Проснулся от того, что старуха протянула кочергу и, захватив ею ноги Васютина, потянула к себе.
«Долго спишь, такой работник мне не нужен».
Васютин быстро слез с печи и сел за стол.
Старуха внимательно посмотрела на него.
«Дрова оставь на потом, до зимы долго, время все сколоть у тебя есть.
«А если хочешь у меня зимовать, то займись баней.
Перестили в ней пол, затем сделай новый предбанник, скамейки еще сделай.
Я доски заказала, сегодня их должны привезти».
Васютин раздраженно бросил ложку на стол и отбросил хлеб.
«Я что, раб?»
«Тогда пошел вон отсюда», — указала старуха на дверь.
Она подошла и подняла с пола упавший хлеб,
убрала его, забрала со стола тарелку с хлебом и снова указала на дверь.
Васютин вздохнул и, почесав живот, ушел.
Он слонялся по деревне и не знал, куда себя деть.
Вскоре в желудке заурчало так, что, казалось, вся кишечная система свернулась в узелок.
Васютин подошел к дому старухи и увидел доски, валяющиеся у ворот.
Схватив, принялся затаскивать их во двор.
Старуха, выглянувшая из окна, свистнула ему и бросила рукавицы.
«Вот корга!» — нахмурился молодой человек, но рукавицы надел, чтобы избежать занос.
Работу закончил только к утру.
Как ни пытался он войти в дом, старуха закрылась изнутри и не впустила его.
«Закончишь работу — открою!» — крикнула она.
«Ненавижу!» — рассердился он и ударил по двери кулаком.
«Старая ведьма оставила меня без наследства!»
Проспал часа два или три.
Потом проснулся от писка комаров и принялся доделывать пол в бане.
Вышло криво и не идеально, но все-таки он смог.
К осени Васютин закончил все работы в доме и во дворе.
Он побелил печь, покрасил в доме потолок и пол,
поменял доски на крыльце и залатал дыры в крыше.
Вырыл яму и сколотил новый уличный туалет.
Спасибо учителю-трудовику из школы, который когда-то научил его плотницким работам.
Переколол все дрова и сложил их под навес.
Прибрал во дворе, вывез весь хлам и сжег на пустыре все, что горит.
Похвалила старуха.
Звать-то тебя как сынок.
Прохор кличут, глухо произнес Васютин.
А меня Клавдией нарекли.
Семеновной и называй, а то все старуха до корга.
Прохор опустил голову, густая челка упала ему на нос.
Садись, подстригу, а то весь оброс.
А вы умеете?
У меня ж машинка лежит.
Когда мы с дедом переехали в деревню жить, я научилась стричь.
Тут же парикмахерских-то нет.
Васютин сел на табурет.
Семеновна принялась его стричь, ощупывая голову холодными руками.
Васютин задумался о том, что ледяные руки – признак плохого кровообращения.
Значит, недолго старухе осталось, подумал он.
Поглядев в зеркало, Прохор отметил, что его обкорнали под самый ноль.
Тьфу ты, подумал он.
Зря только согласился.
Знал бы, не сел.
На мужа моего покойного в молодости похож.
Подув на бритву машинки, заявила старуха.
Сколько тебе лет?
— Двадцать четыре, — скупо произнёс Васютин. — Женить тебя нужно, ни все время же у меня будешь жить.
— Я себя-то прокормить не могу, а вы о женитьбе говорите, — огрызнулся Васютин. — Свитер тебе свяжу, а то ходишь как обормот, — заявила старуха и подошла к нему, приложила руки к плечам. — Повернись, замеры сделаю.
Зима выдалась снежной. Чуть ли не каждое утро Васютин чистил во дворе и за воротами снег. В Новый год старуха запекла индейку и достала домашнюю наливку, будто чувствовала, потому что к ней в гости приехал внук на старой машине, из которой пошёл дым, как только та подъехала к воротам. Он был не один, с девушкой развязанного вида.
Та жевала жвачку, открыв рот и бесцеремонно разглядывала дом, старуху и Васютина.
— Ну и мрак, — заключила она, прежде чем сесть за стол. — Куда ты меня завёз, пузырь? Тут и клуба-то нет. Поехали-ка обратно.
Васютин сидел молча за столом, а Семеновна сверлила взглядом внука. — Это твоя невеста, Максим?
— Можно так сказать, — кивнул чёлкой внук. — Ба, я по делу приехал. Мне деньги нужны. Твой внук влип в долги.
Я поинтересовался в городе, сколько стоит.
— Стоит такой дом, — сказали. — Цена ему в шесть сотен.
Старуха подошла к двери и открыла её. Отчего в дом сразу ворвался холод.
Уезжай обратно, Максим. Ни ты, ни твой отец ни разу не вспомнили обо мне с тех пор, как я уехала из города.
Ни разу не спросили, как я тут, на что живу. Вы отобрали у меня квартиру, а теперь вспомнили обо мне, когда деньги стали нужны.
Девушка первой выскочила из-за стола, оторвав ножку от индейки. Она принялась её есть, так и ушла с ней, жуя. У порога бросила вслух.
— Да ну их пузырь! Поехали теперь к моей бабке в село, пока бензин есть.
Васютин сидел за столом, чувствовал себя лишним, но ему всё равно некуда было пойти.
Спустя несколько минут он вышел во двор и увидел, как бабкин внук стоит возле машины с открытым капотом.
И копается в ней.
— Принеси бутылку с водой! — крикнул он ему.
Девушка стояла у машины и, глядя в маленькое зеркальце, подводила губы карандашом.
— А если сломаемся в пути посреди леса, что будем делать? — щебетала она. — Я боюсь, но не останусь в этой дыре.
— Не сломаемся, я починю. Я ж техник, тебе повезло.
— А деньги где найдём?
Васютин принёс бутылку с водой и посмотрел на автомобиль.
Тот был старым, с помятыми дверьми и крышей.
— А ты вообще кто? — поинтересовался внук.
«Я тоже внук», — соврал Васютин,
«только незаконнорожденный».
Гость усмехнулся.
«Ещё один наследник?
Ну смотри у меня тут,
в случае чего дом будем делить на всех
и сделай так, чтобы бабуля поскорей отправилась на тот свет.
Нервы ей трепи, напугай как-нибудь.
В погребе её запри».
Похлопав по плечу Васютина, внук попросил.
«Будь другом, машину подтолкни».
Запрыгнув в салон колымаги, гости уехали.
Васютин долго смотрел им вслед.
Когда Прохор вернулся домой,
то обнаружил бабку на полу.
Та лежала, закрыв глаза,
и держалась рукой за грудь.
«Семеновна», — неуверенно потряс её за плечо Прохор,
«бабуль».
Выскочил из двери, Васютин побежал к соседнему дому.
Через минуту соседка звонила в скорую помощь.
Та приехала из райцентра через сорок минут.
А Васютин от волнения не мог сомкнуть глаз всю ночь.
Он ходил по дому, сидел за столом и прислушивался к темноте.
Когда на следующий день соседка сообщила ему,
что нужно купить лекарства и собрать некоторые вещи
для Клавдии, Васютин отодвинул шкаф.
Так сказала сделать соседка.
«Клавдия приказала, чтобы ты сдвинул шкаф
и взял деньги, которые там лежат.
Возьми оттуда две тысячи рублей и принеси их мне».
«А вы не пойдете со мной за деньгами?»
– поинтересовался Прохор.
«Зачем? Ты что, сам не справишься?
Мне некогда, я бульон варю».
Васютин сделал все, как приказала соседка.
Отодвинул шкаф, нашел под ним два железных листа,
между которыми лежал сверток, развернул его и увидел деньги.
Вероятно, старуха копила их много лет.
Васютин насчитал почти полмиллиона рублей.
На эти деньги он смог бы жить в городе полгода или даже больше.
За это время успел бы найти себе работу.
Посмотрев на деньги, Васютин положил их обратно и задвинул шкаф.
Когда Семеновну привезли домой, Васютин ее не узнал.
«Бабка, это ты?» – посмотрел он на маленькое высохшее с кулачок лицо.
Говорить та не могла, только смотрела огромными глазами,
из которых текли слезы.
Васютин делал всю работу по дому сам.
Топил печь, готовил еду.
Завернув бабку в одеяло, выносил ее во двор подышать воздухом.
Убирал за ней, мыл.
«Ну скажи что-нибудь!
Долго собираешься овощем лежать?
Мне что, до конца жизни носить за тобой горшок?
Я не подписывался на это.
Не забывай, я вообще тебе никто».
По глазам видел, старуха злится из-за его слов.
Так и хочет что-то сказать.
Молодая, приезжая фельдшерица Нина изредка навещала старушку.
«Не жилец», – кивала она головой.
«Может быть месяц, два.
Поищи для нее в городе какой-нибудь дом для пристарелых».
«Зачем ей в город?
Нет, у нее там никого», – сказал Васютин.
«Она моей крови хочет попить».
«Да ладно тебе», – усмехнулась Нина.
«Хочешь, я тебе помогу?
Поищу для нее пансионат.
Там за ней будут смотреть, кормить по часам.
Ей там лучше будет, чем с тобой.
Ведь ты не просто так здесь появился».
Женщина запнулась и вовремя прикусила свой острый язычок.
«А что я?»
– поинтересовался Васютин.
«Да говори уже.
Все равно слухи до меня дойдут.
Говорят, ты специально приехал сюда, чтобы отобрать у Клавдии
Семеновны этот дом», – заявила фельдшер.
«Взяв реванш, ведь истинным наследником дома всегда
был ты».
Васютин усмехнулся.
«Какой провинциальный здесь живет народ!
Вот ни отнять, ни прибавить – все верно говорят».
«Это ты ее довел?»
– закусив губу, склонила голову медичка.
«Смотри у меня, Васютин.
Если бабушка помрет, молчать не буду.
Обо всех случаях в участок доложу».
«Завтра придешь?»
– «Хочу вызвать доктора, чтобы укол ей прописал.
Все равно сидишь в своем медпункте без дела.
В потолок плюешь и собираешь сплетни.
«Работой займёшься».
Молодая медичка разозлилась, ушла, громко хлопнув дверью,
а Прохор подошёл к постели бабки, чтобы её укрыть.
Неожиданно он увидел, что старуха смеётся.
Васютин растерялся.
Он уж и не чаял, что бабка оживёт.
«Бабка, ты чего? Тебе лучше?» — удивился он.
С того дня Клавдия Семеновна пошла на поправку.
На свой 87-й день рождения она впервые села с постели
и самостоятельно задула свечку на торте,
который для неё собственноручно испекла фельдшер Нина.
Девушка тоже повадилась ходить в дом старухи.
Вскоре стало понятно, почему.
Она положила на Васютина свой глаз.
«Хватит тайком обжиматься, женись!»
— в своей обычной манере проворчала Семеновна.
«Я ещё молод для того,
чтобы обзаводиться семьёй», — возразил Васютин.
«Да и насмотрелся я на тебя,
видеть больше никаких женщин не хочу.
С вами хлопот не оберёшься, слабый пол.
Я сначала думала, что ты меня бросишь и уедешь.
Меня родной сын бросил, и внуку я не нужна.
Дай им волю, отвезли бы меня на помойку и забыли».
«Глупости говоришь.
Ты же меня не бросила, когда я пришёл к тебе бомжом.
Я тоже никому не нужен, даже собственной мамке».
Клавдия нахмурилась.
«Знаю я твою мать, очень хорошо знаю.
Я думала, ты в неё пошёл, а ты совсем другой».
Старуха молча смотрела на молодого парня,
который резал картошку в суп.
Она мне тоже так говорила,
а ещё называла непутёвым и дебилом.
Сказала, у меня только два пути.
Либо я сгину под забором, либо попаду в тюрьму.
«Ошиблась она в тебе», — скупо высказалась старуха.
Она выглянула в окно,
и усмехнулась.
«Нинка идёт, соскучилась по тебе».
«Не пойму, что ей от меня нужно?»
— смутился мужчина.
Старуха прожила ещё несколько лет.
Ещё при жизни она отписала дом Васютину,
который ухаживал за ней.