Клавдия Петровна потуже затянула платок на голове и посмотрела в окно. Май выдался тёплым, но она всё равно мёрзла. Возраст. Годы забирали тепло и силы, оставляя взамен лишь воспоминания. А их, этих воспоминаний, у неё было предостаточно – восемьдесят два года жизни, да какой жизни! Война, голод, тяжёлый труд. Дети, внуки, правнуки.
Она отвернулась от окна и несмело коснулась письма, лежащего на столе. Прошло уже три дня, как оно пришло, а она всё не решалась показать его родным. Да и зачем? Они и так последнее время зачастили, будто чуют что-то. А ведь раньше-то и не баловали вниманием. Так, на праздники забегут на часок, подарок сунут и убегают, вечно спешат куда-то. А как заболела она в прошлом году – вдруг все такие участливые стали. Особенно старший сын с невесткой. С тех пор и навещать часто стали, и гостинцы всё несут, и про здоровье спрашивают.
Раздался звонок в дверь. Клавдия Петровна тяжело вздохнула и спрятала письмо под стопку квитанций. Посмотрела в глазок – Толик, сын старший с невесткой Аллочкой.
– Мама, открывай! – голос у Толика всегда был громкий, командирский. Всё-таки тридцать лет на заводе мастером проработал, привык командовать.
Клавдия Петровна отперла дверь и улыбнулась:
– Здравствуйте, родные мои. Проходите, чайку попьём.
Аллочка, прежде чем войти, осмотрелась в прихожей, словно оценивая обстановку. Она всегда так делала – придирчивым взглядом окидывала квартиру свекрови, будто искала, к чему придраться. А придраться было к чему – старая мебель, выцветшие обои, потёртый линолеум. Но сегодня невестка была сама любезность.
– Клавдия Петровна, золотце моё, как вы себя чувствуете? – заворковала она, снимая туфли. – Мы вам тут гостинцев принесли. Толик, доставай пакеты.
Толик прошёл на кухню и водрузил на стол два больших пакета.
– Тут продукты, мама, и лекарства твои. Мы в аптеке всё выкупили по твоему списку.
– Спасибо, сынок, – растроганно сказала Клавдия Петровна. – Да только не надо было тратиться. У меня ещё от прошлого раза осталось.
– Что вы такое говорите, Клавдия Петровна, – всплеснула руками Аллочка. – Какие тут могут быть расчёты? Вы же мать Толика, самый родной человек!
Клавдия Петровна хмыкнула про себя. Раньше, когда она была здорова и бодра, невестка не особо жаловала её визитами. Всё некогда ей было – то работа, то подруги, то по магазинам. А теперь вот каждую неделю наведывается, и всё «Клавдия Петровна» да «золотце».
– Давайте я чай поставлю, – сказала старушка, направляясь к плите.
– Сидите, сидите, я сама, – Аллочка бросилась к чайнику. – Вы отдыхайте. Вам нельзя лишний раз напрягаться.
– Да что ж я, немощная что ли? – возмутилась Клавдия Петровна. – Чай-то я ещё в состоянии поставить.
– Мама, ты не спорь, – вмешался Толик. – Тебе врач сказал – поберечь себя. Вот и береги.
Клавдия Петровна махнула рукой и села за стол. Спорить с сыном было бесполезно – весь в отца, упрямый.
– А как там Машенька? – спросила она про внучку. – Давно не заходит.
– Маша занята очень, – быстро ответила Аллочка. – У неё сессия. Но она передавала привет и обещала на выходных забежать.
– Добрая девочка, – улыбнулась Клавдия Петровна. – В кого только у вас такая уродилась?
Толик хмыкнул, а Аллочка сделала вид, что не расслышала лёгкой шпильки.
– Клавдия Петровна, а мы тут подумали... – начала невестка, разливая чай, – может, вам к нам переехать? А? Комната у нас свободная есть, Машкина бывшая. Она всё равно с парнем своим живёт теперь. А вам одной тут тяжело.
Клавдия Петровна чуть не поперхнулась чаем.
– С чего это вдруг такая забота? – спросила она, пристально глядя на невестку.
– Да вы что, Клавдия Петровна! – всплеснула руками Аллочка. – Какие тут могут быть задние мысли? Беспокоимся мы за вас. Одна живёте, мало ли что случится. А так мы рядом будем – и помочь, и врача вызвать, если что.
– Мама, Алла дело говорит, – поддержал жену Толик. – Тебе в твоём возрасте одной нельзя. Вон, соседка твоя, Нина Фёдоровна, тоже одна жила-жила, а потом упала, перелом. Если бы почтальон не зашёл, так и лежала бы.
– Ох, не пугай ты меня, сынок, – отмахнулась Клавдия Петровна. – У меня ещё склероза нет, чтобы такие вещи забывать. И вообще, куда мне переезжать? Всю жизнь здесь прожила. Тут каждый уголок родной.
– Так вы и не прощаетесь с квартирой, – заторопилась Аллочка. – Просто временно у нас поживёте, подлечитесь. А потом, если захотите, обратно вернётесь.
«Как же, вернёшься, – подумала Клавдия Петровна. – Знаю я эти временные переезды. У Верки со второго этажа так же было – переехала к дочери на время, а потом квартиру-то и продали. А Верку в комнатушку десятиметровую заселили. Так и померла там, всеми забытая».
– Спасибо за заботу, – твёрдо сказала она. – Но я пока в своём уме и в своих силах. Справляюсь сама.
Аллочка и Толик переглянулись. Видно было, что ответ их не устроил.
– Мама, ты не спеши с отказом, – сказал Толик. – Подумай. Мы же о тебе беспокоимся.
– Вот и хорошо, что беспокоитесь, – кивнула Клавдия Петровна. – Навещайте почаще, и ладно.
Разговор перешёл на другие темы. Аллочка рассказывала про свою работу в бухгалтерии, Толик жаловался на начальство. Но Клавдия Петровна видела, что мысль о её переезде они не оставили. Уж очень часто переглядывались между собой, словно о чём-то безмолвно договаривались.
Когда сын с невесткой ушли, Клавдия Петровна достала спрятанное письмо. Перечитала ещё раз, хотя уже знала его почти наизусть. Задумалась. Может, и правда рассказать им? Но что-то подсказывало – не время ещё. Пусть всё идёт своим чередом.
На следующий день навалилась слабость. То ли погода менялась, то ли возраст брал своё, но Клавдия Петровна еле поднялась с постели. С трудом доковыляла до кухни, поставила чайник.
Зазвонил телефон. Младшая дочь, Ниночка.
– Мамуль, ты как? – голос у Ниночки был взволнованный.
– Да всё путём, доченька, – бодро ответила Клавдия Петровна, не желая тревожить дочь своим недомоганием.
– Мама, не вздумай врать, – строго сказала Нина. – Толик звонил, сказал, что ты совсем плоха. Собирайся, я сейчас приеду.
«Вот ведь, наплёл чего-то», – подумала Клавдия Петровна. Вчера она и виду не подала, что ей неважно. А сын, видимо, решил надавить через сестру.
Через час Нина уже хлопотала на кухне, готовя обед.
– Мама, ты совсем себя запустила, – выговаривала она. – Холодильник пустой, лекарства не пьёшь. Я всё понимаю – тебе тяжело одной. Может, правда, к Толику переедешь?
– И ты туда же, – вздохнула Клавдия Петровна. – Сговорились, что ли?
– Мамуль, ну а что тут такого? – удивилась Нина. – У него места полно, комната свободная. Тебе помогать будут. А так – одна куковаешь. И нам спокойнее будет, и тебе легче.
– Ниночка, мне и тут неплохо, – устало сказала Клавдия Петровна. – Соседка заходит, Танечка-почтальон каждый день заглядывает. Не одна я.
– Ну, решай сама, – вздохнула Нина. – Ты у нас всегда упрямая была. Вот ведь что странно – когда батя помер, ты к нам переехать не захотела. И сейчас сопротивляешься. Что тебя держит в этой квартире?
Клавдия Петровна промолчала. Что ответить? Что эта квартира – единственное, что у неё осталось своего? Что не хочет быть обузой? Что не доверяет заботе невестки?
– Ладно, мам, – Нина присела рядом и взяла её за руку. – Не хочешь – не переезжай. Но обещай, что если совсем плохо станет, ты позвонишь. В любое время дня и ночи. Обещаешь?
– Обещаю, доченька, – растроганно сказала Клавдия Петровна. – Позвоню обязательно.
Нина уехала только к вечеру, оставив приготовленную еду и наведя порядок в квартире. Клавдии Петровне стало легче – то ли от дочкиной заботы, то ли от лекарств, которые та заставила её выпить.
Перед сном она снова достала письмо. Завтра, решила она. Завтра всё расскажу. Нельзя больше тянуть.
Но утром приехал внук Кирилл, сын Нины. С порога заявил:
– Бабуль, мама велела тебе помочь. Что там у тебя сломалось?
– Да ничего не сломалось, – удивилась Клавдия Петровна. – С чего ты взял?
– Мама сказала, у тебя что-то с сантехникой. Потому и приехал.
– Ох, Ниночка, – покачала головой старушка. – Вечно всё путает. Ничего у меня не течёт, всё работает.
– Ну, раз приехал, давай хоть что-нибудь починю, – улыбнулся Кирилл. – Может, кран подтянуть или полку какую прибить?
– Да не нужно ничего, внучек, – отмахнулась Клавдия Петровна. – Лучше чаю попьём, расскажешь, как у тебя дела.
Они пили чай, и Кирилл рассказывал про свою работу, про девушку, с которой недавно познакомился. А потом вдруг перешёл к тому же, о чём говорили его родители:
– Бабуль, а может, тебе правда к дяде Толику переехать? Там и уход, и забота. А я бы твою квартиру пока поберёг. Присматривал бы, чтобы всё в порядке было.
Клавдия Петровна пристально посмотрела на внука:
– Кирюша, а с чего это вдруг все так озаботились моим переездом? Раньше вроде никто не предлагал.
Внук смутился:
– Да просто... ну... ты же болеешь часто. Одной тяжело.
– Болею, – согласилась Клавдия Петровна. – Только вот странно – как заболела, так сразу все такие заботливые стали. А раньше месяцами не появлялись.
– Бабуль, ты чего? – обиделся Кирилл. – Мы всегда о тебе заботились. Просто у всех дела, работа...
– Да-да, дела, работа, – кивнула старушка. – Всё понятно.
После ухода внука Клавдия Петровна долго сидела у окна, глядя на улицу. Что-то не давало ей покоя. Словно тучи сгущались над головой, предвещая бурю.
И буря не заставила себя ждать. Вечером приехали все – и Толик с Аллочкой, и Нина с мужем, и Кирилл. Даже Машенька пожаловала, хотя, по словам матери, была занята учёбой.
– Что случилось? – удивилась Клавдия Петровна, увидев всю семью на пороге. – Праздник какой, что ли?
– Мама, нам надо серьёзно поговорить, – сказал Толик, проходя в квартиру. – Садись, пожалуйста.
Они расселись в тесной гостиной – кто на диване, кто на стульях. Клавдия Петровна почувствовала, как холодеет внутри. Что-то затевается, и вряд ли что-то хорошее.
– Мама, – начал Толик, – мы все тут собрались, потому что беспокоимся за тебя. Очень беспокоимся.
– Да-да, – подхватила Аллочка. – Вы же совсем сдали в последнее время, Клавдия Петровна. Еле ходите, таблетки забываете пить.
– И к врачу не ходите, – добавила Нина. – А ведь вам наблюдаться надо регулярно.
– Так, – Клавдия Петровна выпрямилась на стуле. – К чему весь этот разговор?
Толик прокашлялся:
– Мама, мы считаем, что тебе нужно переехать. Либо ко мне, либо к Нине. Как ты сама решишь. Но одной тебе оставаться опасно.
– А с квартирой что будет? – прямо спросила Клавдия Петровна.
– Ну... – замялся Толик, – квартиру можно сдать. Деньги пойдут тебе на лечение, на уход.
– Или продать, – тихо добавила Аллочка. – А на вырученные деньги купить что-нибудь поменьше, поближе к нам. Чтобы удобнее было ухаживать.
Клавдия Петровна горько усмехнулась:
– Значит, вот оно что. Квартиру мою делите. А меня куда? В комнатушку десятиметровую, как Верку со второго этажа?
– Мама, что ты такое говоришь? – возмутилась Нина. – При чём тут делёж? Мы о тебе заботимся!
– Знаю я вашу заботу, – покачала головой старушка. – Как только речь о недвижимости заходит, так сразу все такие заботливые становятся.
– Бабуль, ты несправедлива, – вмешался Кирилл. – Мы правда хотим, чтобы тебе было хорошо.
– А мне и так хорошо, – отрезала Клавдия Петровна. – В своей квартире, где я с вашим дедом сорок лет прожила. И никуда я отсюда не поеду.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Толик и Аллочка переглянулись, Нина опустила голову.
– Знаете что, – вдруг сказала Клавдия Петровна, – раз уж вы все тут собрались, есть у меня для вас новость. Хотела до поры до времени молчать, но, видно, придётся рассказать.
Она медленно поднялась, прошла к секретеру и достала то самое письмо, которое прятала последние дни.
– Вот, почитайте, – она протянула конверт Толику. – Тут всё написано.
Толик развернул лист бумаги и начал читать. По мере чтения его лицо менялось, становясь всё более растерянным.
– Что там? – не выдержала Аллочка, заглядывая мужу через плечо.
– Квартира... – Толик поднял глаза на мать, – квартира продана?
– Да, сынок, – спокойно ответила Клавдия Петровна. – Продана. Три недели назад. По договору ренты. Знаете, что это такое? Это когда я получаю деньги сразу и ещё ежемесячное содержание до конца жизни. А покупатель вступает в права только после моей смерти.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Все смотрели на старушку с разной степенью изумления и... разочарования?
– Но как же так, мама? – первой опомнилась Нина. – Как ты могла? Это же... это же наследство!
– Моё наследство, доченька, – твёрдо сказала Клавдия Петровна. – Моя квартира, моя жизнь, моё решение.
– И кому ты её продала? – глухо спросил Толик.
– Хорошим людям, – улыбнулась Клавдия Петровна. – Семье молодой, с ребёночком. Им жить негде, а тут такая возможность.
– Но почему? – вскричала Аллочка. – Почему чужим людям, а не нам?
– А вы бы купили? – прищурилась Клавдия Петровна. – У вас лишние три миллиона есть?
– Нет, но... – замялась Аллочка, – можно было бы договориться как-то... по-родственному.
– Вот именно, – кивнула старушка. – По-родственному. То есть даром. Чтобы я жила у вас из милости, а вы ждали, когда я на тот свет отправлюсь, и квартира вам достанется. Нет уж, спасибо.
– Мама, ты несправедлива, – обиженно сказала Нина. – Мы любим тебя. И заботимся.
– Конечно, доченька, – мягко ответила Клавдия Петровна. – Только вот странное совпадение – как захворала я, так вы все сразу такие заботливые стали. А до этого месяцами не появлялись.
Повисло неловкое молчание. Каждый из присутствующих в глубине души понимал, что старушка права.
– И что теперь? – наконец спросил Толик. – Ты всё равно здесь жить будешь?
– Конечно, – кивнула Клавдия Петровна. – До конца моих дней. Только вот вам-то эта квартира уже не светит. Так что можете не утруждаться с визитами, если не хотите.
Она обвела взглядом притихших родственников. Толик смотрел в пол, Аллочка нервно теребила сумочку, Нина вытирала глаза платком. Только Кирилл и Маша, самые молодые, казалось, не были особо расстроены – возможно, они ещё не научились рассчитывать на чужое имущество.
– Бабуль, – вдруг сказала Маша, подсаживаясь к старушке, – а я всё равно буду приходить. Мне же не квартира твоя нужна, а ты.
Глаза Клавдии Петровны увлажнились:
– Спасибо, внученька. Я знаю, что ты не из-за квартиры. Ты и раньше забегала, когда могла.
– И я буду приходить, – сказал Кирилл. – Мне, правда, твои пирожки нравятся, а не квадратные метры.
Клавдия Петровна улыбнулась. Может, не всё потеряно. Может, это испытание поможет понять, кто на самом деле дорожит ею, а кто – только её имуществом.
– Ну что ж, – нарушил молчание Толик, поднимаясь, – раз так, нам, наверное, пора.
– Уже уходите? – с лёгкой иронией спросила Клавдия Петровна. – А чай? А разговоры о моём здоровье?
Толик смешался, но Аллочка уже тянула его к выходу:
– Клавдия Петровна, нам правда пора. У Толика завтра ранний подъём. Мы... мы позвоним.
Они неловко попрощались и ушли. Нина задержалась на пороге:
– Мама, я... мне жаль, что так вышло. Правда жаль.
– Мне тоже, доченька, – вздохнула Клавдия Петровна. – Но, может, оно и к лучшему. Теперь хоть знаю, кто чего стоит.
Когда за всеми закрылась дверь, старушка медленно прошла на кухню. Поставила чайник, достала из шкафчика банку с мятой. Заварила себе чай, как любила – крепкий, с травами.
Сидя у окна с дымящейся чашкой, она думала о том, что, наверное, поступила правильно. Да, это было жестоко – проверять таким образом родных. Но зато теперь всё встало на свои места. Теперь ясно, кто приходил из-за квартиры, а кто – из-за неё самой.
А письмо... Что ж, письмо было настоящим. Только вот договор ренты Клавдия Петровна заключила не с чужими людьми, а с Танечкой-почтальоном и её мужем. Молодая семья действительно нуждалась в жилье, а у Клавдии Петровны не было никого ближе этой девочки, которая ежедневно приносила ей пенсию, помогала с уборкой и готовкой, выслушивала её бесконечные истории о прошлом.
«Так тебе и надо, старая, – подумала Клавдия Петровна. – Родила и вырастила неблагодарных детей. Что посеяла, то и пожала».
Но тут же одёрнула себя – нет, не все неблагодарные. Вон, молодёжь-то, Кирилл и Маша, они другие. Может, ещё не всё потеряно?
За окном смеркалось. Клавдия Петровна допила чай и поставила чашку на подоконник. Завтра будет новый день. И, кто знает, может быть, этот день принесёт примирение? Ведь на то она и семья, чтобы прощать и любить, несмотря ни на что.