«Если увидишь, как листья крутятся над землёй, — не подходи», — сказала мне бабушка, когда я была ещё маленькой. Тогда я не понимала, о чём она, думала — про воронку или пыльный ветер. А оказалось — про ту самую поляну. Ту, куда даже собаки не заходят.
Поговаривают, что существует зона в районе Верхне-Сосновского леса, которую обходят не только охотники, но даже лесники. Место вроде обычное — роща, ручей, мхи, кочки. Но там всё как-то… не так. То трава гудит, то небо шумит в тишине. Там нет насекомых. Нет птиц. И иногда там что-то лежит. Не двигается. И не совсем видно. Как пятно в глазу, которое не поймать.
Я туда попала случайно. Хотя, может, не случайно. Мне было шестнадцать, я гуляла вдоль железной дороги, за которой начинался лес. У меня был фотоаппарат — старый «Зенит», дедов. Я снимала деревья, кусты, заброшенные постройки. Потом я увидела, как в воздухе — прямо над травой — крутятся листья. Медленно, по спирали. И мне стало холодно. Как будто внутри. Я шагнула ближе. И сразу поняла, что уже не рядом.
Всё стало тише. Цвета побледнели. Фотоаппарат зашипел — хотя у него даже батареек не было. Я щёлкнула. И вспышка почему-то сработала. В том самом месте. И тогда я увидела... нечто. Оно было похоже на металл, но мягкий. Как будто сложенный корабль, только не снаружи, а как изнутри. Он дышал. Или имитировал дыхание. А рядом — в воздухе — висело что-то вроде панели. Но без слов. Только символы. Один из них потом я нашла на своей руке, на коже. Как загар, но круглый и с точкой в центре.
Когда я вернулась домой, прошло всего двадцать минут. А мама сказала, что меня не было два часа. Фото с плёнки не проявились. Только один кадр — чёрный, но в центре — белое пятно, как кольцо от солнца. Я показала бабушке. Она перекрестилась и сказала: «Ты была в Тихой. Только теперь она тебя слышит».
На следующий день я начала вести дневник. До этого писала только список книг, фильмы. А теперь стала записывать сны. Первый был короткий — тёмный коридор и бесконечный гул, как при взлёте самолёта. Во втором — поле, где над землёй висят силуэты людей. Мама спросила, почему я теперь не включаю свет в комнате. Я ответила, что лампы фонят. Она подумала, что я заболела, вызвала фельдшера. Температуры не было.
Через три дня я пошла к Диме, другу детства. Он знал про бабушку, знал про лес. Когда я рассказала, он долго молчал, а потом сказал: «Мой отец тоже туда ходил. Нашёл шар. Маленький. Сказал — дышит. Через месяц уехал в Казахстан. Ни письма, ни звонка. Только мама его плащ нашла на чердаке. А в кармане — камешек. С узором, как на коже».
Дима предложил сходить туда вдвоём. Я отказалась. Он всё равно пошёл один. Вернулся бледный. Сказал, что ничего не было. Только ручей и мхи. Но он начал писать левой рукой, хотя раньше всегда писал правой. И почерк — другой. И в глазах как будто пыль. Потом он стал носить с собой зеркало. Говорил, что боится не увидеть себя. Только себя наоборот.
Всё чаще я замечала, что техника работает странно. Плёнка с радио вдруг начала ловить шипение, даже без питания. Электронные часы в кухне стали отставать на 13 минут. Один раз я услышала по телевизору свой голос. Я что-то говорила, но не помнила этого. Это был не сон. Я записала фразу: «Я слышу как ты смотришь». Потом она исчезла с бумаги.
Бабушка молчала. Но однажды дала мне кулон — чёрный, овальный, как из обсидиана. Сказала: «Если снова войдёшь — держи его в руке. Только не отпускай». На кулоне было то же пятно с точкой. Как на моей коже. Я стала носить его постоянно.
Однажды ночью я проснулась и увидела, как по стене идут круги. Не свет, не тень. Что-то среднее. И слышала шелест — не снаружи, а внутри головы. Он повторялся, как дыхание. Я встала, пошла на кухню. На столе лежал листок, которого не было. На нём — рисунок. Мой. Но я его не рисовала. Он был точный. Поляна. Листья. Панель. И надпись: «Ты вернулась. Мы знаем».
Я не боюсь. Но я знаю, что она ждёт. Эта зона — не просто место. Она дышит, наблюдает, называет по имени. Иногда я слышу, как мама зовёт меня из другой комнаты, хотя её дома нет. Или открываю шкаф — и там вдруг пахнет мхом и железом. Один раз я на секунду увидела, как листья закрутились — прямо под потолком. В комнате.
Я больше не фотографирую. Фотоаппарат я отдала Диме. Он сказал, что внутри него появилась ещё одна плёнка. Хотя он её не вставлял. Он пока не проявлял.
Я просто жду. И иногда записываю сны. И если увижу снова воронку из листьев — я, наверное, подойду. Только на шаг. Только чтобы посмотреть, дышит ли она всё ещё. Или теперь жду уже я.
Пока научный мир не располагает данными, подтверждающими этот рассказ, многие аспекты этой истории продолжают вызывать сомнения. Научный мир призывает к осторожности в отношении таких историй, подчёркивая важность доказательств и проверенных фактов.
Что думаете?