Он стоял на пороге их дома, где когда-то пахло яблочным пирогом, а теперь витал запах сырости и забвения. Снег падал за окном, превращая мир в белое полотно с дырами — чёрными, как его мысли. "Нет тебя", — прошептал он, сжимая в руке её шарф, ещё хранивший следы духов. Шарф был синим, как её глаза, которые теперь смотрели на него только из рамки на рояле.
Боль пришла, озноб внутри.
Он не заметил, как холод пробрался в комнату. Мороз рисовал узоры на стёклах, а в его груди кристаллизовалась пустота. Он лёг на пол, где они танцевали под джаз в последнюю ночь, и прижал ладонь к сердцу. Оно билось медленно, словно засыпало. "Зачем?" — спросил он тишину. Ответом стал скрип ступенек на крыльце. Не её шаги — они всегда были лёгкими, а тяжёлые, грубые. Судьба стучала в дверь.
Злая участь – безнадёга.
Он открыл. На пороге стоял человек в чёрном, с лицом, как у снежной скульптуры — без эмоций, без тепла.
— Вы готовы? — спросил Незнакомец, протягивая руку. В ладони у него лежал ключ — ржавый, сломанный.
— К чему?
— К тому, чтобы закончить то, что она не допела.
Он взял ключ. В тот же миг комната погрузилась в синий свет. Стены поплыли, рояль рассыпался в звёздную пыль, а он очутился на льдине посреди океана. Вокруг — ни земли, ни горизонта. Только бесконечность и лунный свет, режущий глаза.
Сердце от мороза стынет.
— Это место между жизнью и забвением, — сказал Незнакомец, появляясь рядом. — Здесь живут те, кто не смог отпустить.
— Я не звал тебя.
— Ты звал её. Каждую ночь. Даже когда кричал во сне.
Лёд под ногами затрещал. В глубине, как в зеркале, мелькнуло её лицо. Она пела. Ту самую песню, что оборвалась в день аварии.
— Она здесь? — голос его дрогнул.
— Её голос — да. Она — нет. Ты держишь её призрак своей болью.
Не запаять рану вырванную вспять.
Он бросился к трещине, лёд впивался в ладони.
— Марго! — закричал он, но вместо ответа услышал хруст. Льдина раскололась. Он полетел вниз, в чёрную воду, которая обожгла холодом хуже огня.
И тут увидел её. Настоящую. Она плыла в толще океана, закованная в лёд, как в саван. Её волосы касались рыб с светящимися плавниками, губы шептали: «Отпусти».
Мысли лезут окаянно.
Он вынырнул, задыхаясь. Незнакомец сидел на льдине, разбирая чётки из костей.
— Ты можешь остаться здесь. Стать частью её песни. Или вернуться и сгореть, как свеча.
— Я… не могу без неё.
— Тогда умри. Но знай: её голос умрёт с тобой.
Он посмотрел вниз. В воде отражалось его лицо — морщины, седина, глаза, потерявшие цвет. А рядом — её отражение: 25 лет, улыбка, в которой всё ещё жило лето.
Не досказано ещё.
Он достал из кармана письмо. То самое, недописанное. Чернила расплылись от слёз, но слова всё ещё жгли:
«Прости, что не сдержал обещания. Прости, что не смог…»
— Допиши, — сказал Незнакомец. — Но учти: каждое слово будет стоить части тебя.
Он прижал листок ко льду. Вывел первое слово — «Люблю». Пальцы онемели. Второе — «Прощай». Сердце сжалось, как будто кто-то вырвал из груди нерв.
И осталось лишь любить, не спеша внутри сгорая.
Лёд вокруг начал таять. Её фигура в глубине растворилась в свете.
— Почему?! — закричал он, хватая Незнакомца за плащ.
— Потому что ты выбрал жизнь. А жизнь — это не цепляться за мёртвых.
Когда он очнулся в своей комнате, на столе лежало законченное письмо. За окном шел дождь, смывая снег. Он поднёс руку к груди — сердце билось. Болезненно, но билось.
А на рояле, под её портретом, стояла стеклянная розочка — подарок, который он не успел вручить. Внутри неё танцевала снежинка. И казалось, если прислушаться, она играла ту самую мелодию.
Эпилог
Теперь он пишет музыку. Грустную, как зимний ветер, но живущую. Иногда по ночам, когда боль возвращается, он открывает окно и шепчет в темноту:
— Я сгораю. Но это того стоило.