Звон хрустальных бокалов, смех, запах дорогих духов. Ресторан «Империя» сиял позолотой и напудренными улыбками. Свекровь, Людмила Петровна, в платье с вышитыми жемчугом воротничком, принимала поздравления. 45 лет — не юбилей, но повод собрать «самых близких».
Алина поправила прядь волос, в сотый раз проверяя, не размазалась ли помада. Черное платье, подаренное мужем на прошлый Новый год, внезапно казалось ей тесным.
— Ты чего тут торчишь? — голос Дмитрия прозвучал у самого уха, резко, как удар ножом. — Я же сказал: тебе тут делать нечего.
Она обернулась. Он стоял, скрестив руки, в идеально отглаженном костюме. Как всегда — безупречен. Как всегда — холоден.
— Но это же юбилей мамы… — Алина сглотнула ком в горле.
— Мамы. Моей мамы. — Он приблизился, и запах его одеколона, дорогой, древесный, ударил в нос. — Тут только свои. Родня. А ты… — Его глаза скользнули по её лицу, будто оценивая товар. — Ты ведь даже фамилию мою носишь временно.
Тишина. Несмотря на шум зала, в их углу вдруг стало тихо, как в склепе. Алина почувствовала, как дрожат её пальцы. Три года брака. Три года попыток вписаться в их «идеальную» семью.
— Дмитрий, это же просто ужин… — её голос предательски задрожал.
— Ужин для родных. А ты — не родня. — Он повернулся к столу, где Людмила Петровна, поймав взгляд невестки, едва заметно улыбнулась. Улыбка кошки, слизавшей сливки.
Алина оглядела зал. Двоюродные тети, племянники, друзья детства свекрови — все смотрели на неё с любопытством хищников, учуявших слабость. И тогда она поняла: это спектакль. Её унижение — часть сценария.
— Иди домой, — прошипел Дмитрий, незаметно для остальных, но тут тетя Марина, с лицом, на котором ботокс боролся с эмоциями, протянула руку:
— Алиночка, что стоишь на холоде? Иди к нам, Дима же шутит!
«Шутит». Слово повисло в воздухе, липкое, как конфета в волосах. Дмитрий сжал её локоть так, сильно, что ей стало очень больно.
— Конечно, шучу, — засмеялся он, неестественно громко. — Мы же не можем без нашей Алины!
— Садись рядом со мной, солнышко, — Дмитрий усадил её между собой и Людмилой Петровной. Его ладонь легла на её колено, большой палец впился в кожу сквозь ткань платья. — Ты же замерзла, да? — Он наклонился, будто чтобы поцеловать висок, но губы коснулись уха: — Сиди смирно, а то завтра узнаешь, что такое настоящий холод.
Людмила Петровна, поправляя жемчужное колье, громко вздохнула:
— Димочка, как ты терпишь эту... неряху? — Она ткнула вилкой в размазанную тушь под глазами Алины. — Посмотри, вся в дожде... Как уличная кошка.
Стол загоготал. Дмитрий, обнимая Алину за плечи, подхватил:
— Мам, она у меня скромница. Не любит салоны красоты, — он провел пальцем по её щеке, оставляя след в тональном креме. — Но я ведь тебя и такой люблю, правда?
Его рука сползла ниже, к талии, сжимая так, что перехватило дыхание. Алина потянулась за бокалом, но Денис, сидевший напротив, резко встал:
— Дима, хватит.
— Что «хватит»? — Дмитрий прижал Алину к себе, его улыбка треснула, обнажая злобу. — Мы же семья, разве нет?
Тетя Марина, подвыпив, запела:
— Ой, да ладно вам! Молодые — поссорились, помирились...
***
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что с полки упала фарфоровая статуэтка льва — подарок Людмилы Петровны на свадьбу. Осколки впились в ковер, будто сама судьба растоптала их символ.
— Ты вообще понимаешь, как ты выглядела?! — Дмитрий рванул галстук, лицо его было красно от вина и ярости. — Платье мокрое, тушь потекла... Ты похожа на бомжиху! Мне стыдно было называть тебя женой!
Алина молча сняла туфли. Каблуки оставили кровавые волдыри, но боль казалась мелочью после сегодняшнего.
— Ты слышишь меня?! — Он схватил её за плечи, тряся так, что голова откинулась назад. — Из-за тебя мы стали посмешищем! Мать в истерике, родня рвёт контракты...
— А ты что хотел? — Голос Алины прозвучал тихо, но чётко. Она подняла глаза, и Дмитрий отпрянул. В них горело то, чего он не видел за три года — презрение. — Чтобы я вечно притворялась твоей куклой? Позволяла твоей матери вытирать об меня ноги?
Он засмеялся, нервно проводя рукой по волосам:
— Ты думаешь, что выиграла? Без меня ты — ноль. Ни денег, ни дома, ни даже этой жалкой работы в библиотеке!
Алина подошла к комоду, где под слоем салфеток лежал диктофон — крошечный, как её надежды когда-то. Нажала кнопку.
«...брачный контракт до 2025-го...»— голос Сережи из ресторана зазвучал металлически.
— Выключи! — Дмитрий бросился к ней, но она отступила к окну.
— Ещё есть запись, как ты предлагал врачу подделать мои анализы, чтобы «обосновать» развод. И как твоя мамаша подкупала налогового инспектора. Хочешь, отправлю это всем твоим «партнёрам»?
Он замер, словнувшись в ловушку. Вены на шее пульсировали.
— Ты...дрянь... — прошипел он.
— Нет милый. Я — твоё зеркало. — Алина достала из сумки паспорт с новой фамилией — своей, девичьей. — Завтра уезжаю. Квартиру продашь — моя доля по контракту 30%. Не попробуешь кинуть — аудио улетит в прокуратуру.
Дмитрий схватил вазу с розами (его мать настаивала, что «в приличном доме должны быть свежие цветы») и швырнул в стену. Вода брызнула на портрет их свадьбы, превращая улыбки в гротескные маски.
— Выходит, я зря три года терпел твоё никчёмное существование? — Он скривился, как раненый зверь. — Ты даже ребёнка не смогла дать!
Алина медленно расстегнула платье. Шов на плече разорвался — ещё один «подарок» от Людмилы Петровны, шившей ей наряды «чтобы скрыть костлявость».
— Ребёнка? — Она засмеялась, сбрасывая ткань на пол. — Ты же сам знаешь, чья тут «вина». Но признаться мамочке, что её сын — бесплодный мутант? О, нет... Лучше годами пилить меня за «несостоятельность».
Он рванулся вперёд, но споткнулся о осколки льва. Упав на колени, зарычал:
— Я тебя уничтожу!
— Уже нет. — Алина надела старый свитер, купленный ещё до свадьбы. Он пах свободой. — Ты уничтожил себя сам. Когда решил, что люди — это пешки.
На пороге она обернулась. Дмитрий сидел в луже воды и лепестков, сжимая в руке окровавленный осколок.
— Кстати, — сказала Алина мягко, как учат говорить с безумными, — я беременна. От Дениса. Месяц назад. Он, в отличие от тебя, человек.
Дверь закрылась. В квартире завыла сигнализация — Дмитрий бил кулаком по зеркалу, разбивая вдребезги того, кто когда-то считал себя богом.
***
Дверь захлопнулась, но тишина не наступила. В квартире висел тяжёлый воздух, пропитанный яростью и позором. Дмитрий, стоя посреди осколков фарфора и растоптанных роз, трясущимися руками набирал номер матери.
— Мама, ты знаешь, что эта стерва... — начал он, но её крик перебил его:
— Денис! Это всё Денис! — Людмила Петровна рыдала так, будто хоронила сына. — Мой же племянник, сын моего проклятого брата! Как он посмел...
Дмитрий опустился на пол. Слово «племянник» ударило в висок. Денис — не просто друг или коллега. Двоюродный брат. Кровь от крови их семьи. Тот, кого на каждом празднике ставили в пример: «Вот Денис хоть и от побочной ветки, а человеком вырос!»
— Она... беременна от него? — Дмитрий сжал телефон так, что треснул экран. — От моего же...
— Да! — Людмила Петровна завыла. — И он признал! Только что звонил, сказал: «Тётя, готовься стать двоюродной бабушкой». Весь родня в чате ржёт! Даже твоя тётя Марина стикеры с младенцами шлёт!
Дмитрий закрыл глаза, представляя: семейный чат, сотни сообщений. Всё, что они строили — статус, репутация безупречной семьи — рассыпалось в прах. Его жена вынашивает ребёнка от двоюродного брата. Позор, который отмыть нельзя.
Тем временем Алина, сидя на кухне Дениса в его лофте с видом на город, перебирала распечатки УЗИ.
— Ты уверена, что хочешь оставить его? — Денис принес чай, его глаза щурились с привычной теплотой. — Мы могли бы уехать. В Италию, например.
— Нет. — Алина положила руку на живот. — Они должны увидеть, как их «чистая кровь» смешается с моей «плебейской». Каждый день. Внук разнорабочей и их же рода.
Денис рассмеялся:
— Драматично. Но я за. Особенно после того, как мама Дмитрия 10 лет называла моего отца «алкашом-неудачником».
На следующий день в телеграм Людмилы Петровны появился пост: черно-белое фото юбилея с подписью «Семья — это святое». Комментарии взорвались.
«Люда, а правда, что ваш наследник будет от двоюродного брата? 😱»
#семейныеразборки скоро в кинотеатрах!»
Но самый жёсткий удар пришёл из прошлого. Старший брат Людмилы, отец Дениса, алкоголик и позор семьи, которого все десятилетиями стыдились, написал в общий чат:
«Сестра, поздравляю! Теперь твоя внучка будет настоящей Волынцевой — с обеих сторон!»
Дмитрий, листая чат, разбил ноутбук об стену. Кровь из порезанной ладони смешалась с дорогими обоями.
***
Роды приняла та же клиника «Матерь», где Дмитрию когда-то ставили диагноз «бесплодие неясного генеза». Алина специально попросила палату с видом на парковку — там, под окнами, толпились папарацци.
— Готовься, — Денис целовал её в лоб, — через час твой бывший и твоя бывшая свекровь станут мемами.
Когда медсестра вынесла малышку, кричащую так, будто бросала вызов миру, фотографы взорвались вспышками. На следующий день заголовки пестрели:
«Две ветви Волынцевых воссоединились!»
«Бывшая невестка олигархов родила от двоюродного брата мужа!»
Людмила Петровна, увидев газеты, разбила вазу с фамильным гербом. Дмитрий же, глядя на фото дочери с ямочкой на щеке — точь-в-точь как у Дениса в детстве — впервые пожалел, что не сгорел в том ресторане.
А Алина, кормя дочь, шептала:
— Расти, София. И помни: ты — не их кровь. Ты — их приговор.