В 1977 году фильм Ларисы Шепитько «Восхождение» получил «Золотого медведя» на Берлинском кинофестивале — несмотря на то, что в СССР его едва не запретили за «религиозный подтекст». Основанный на повести Василя Быкова, фильм рассказывает не столько о войне, сколько о нравственном выборе. Это история двух пленных и их внутреннего конфликта — между страхом и совестью, телом и духом. В материале мы разберём, как Шепитько через свет, пространство и звук говорит о главном: о человеке, поставленном перед выбором.
Дуэль духа и тела
«Восхождение» (1976) — последняя завершённая работа Ларисы Шепитько и, пожалуй, самая глубокая. Экранизация повести Василя Быкова превращается у неё не просто в антивоенную драму, а в притчу о нравственном выборе. В центре — два партизана, попавшие в плен. Один — хрупкий, с больным телом, но твёрдым духом. Другой — физически крепкий, но привыкший выживать. Их выбор — молчать и умереть или выжить, но предать — становится отправной точкой внутреннего конфликта.
Но не только они ведут внутреннюю борьбу. В фильме есть и другие герои — каждый сталкивается с пределом человеческих возможностей и своей личной проверкой. Ларису Шепитько интересует не действие как таковое, а состояние. Как меняется человек, оказавшийся перед лицом смерти? Что остаётся внутри — и чем становится его молчание? Именно за это режиссерское исследование фильм едва не был запрещён. Его упрекали в «религиозной мистике» и отсутствии героической тематики.
Съёмки фильма проходили в суровых условиях: мороз, снег, обморожения у массовки. Но никто не жаловался. Шепитько не делала для себя исключений, жила с актёрами наравне, была строга, внимательна, и, по воспоминаниям, — удивительно бережна. Эта внутренняя честность ощущается и в кадрах, которые мы детально разберем.
Образная пустота
В «Восхождении» нет декораций, красок, баталий — только снег. Бесконечный, мёртвый, стерильный. Он превращается в пространство внутреннего выбора: здесь не спрячешься — ни физически, ни нравственно. Пространство обнажает, хронотоп — тишина, в которой слышнен голос совести.
Лариса Шепитько выстраивает кадр так, чтобы человек оказался в центре мира — и под его прицелом. Крупные планы, плавная камера, долгая фиксация на взгляде — всё обнажает внутреннее. И вдруг режиссёр делает шаг назад: показывает Рыбака на общем плане. Люди расходятся, оставляя его одного. Он не просто изолирован — он изгнан.
Вдруг в сознании антигероя возникает иллюзия казни: он воображает, как его уничтожают металлические пули. Режиссёр использует приём субъективной визуализации — мы видим страхи персонажа. Рыбак выжил, но его лицо полно ужаса. Камера фиксирует, как его буквально съедают взглядами. Кто-то в толпе называет его Иудой. Это уже не вымысел — это приговор, произнесённый вслух.
От него не скрыться – режиссеры лишили военного возможности повеситься. Подразумевая, что ему не найти покой даже в ином мире.
Свет и тень как приговор
Оператор Владимир Чухнов выстраивает образную систему через светотеневой контраст: тьма становится знаком внутреннего падения, а свет — свидетельством нравственного выбора. В финале Рыбак утопает в полумраке, его лицо буквально исчезает в темноте, как визуальный символ утраты себя. Сотников же поднимается к эшафоту в ярком, режущем снежном свете — он проиграет физически, но останется верен себе.
Сцена исповеди в тюремной камере снята с дрожащей камеры — приём подчёркивает интимность и хрупкость момента. Сотников признаётся отцу в корыстных мыслях, но уже принял решение — не предавать. Его лицо почти растворяется во тьме, но именно здесь он находит внутренний свет. Недаром Лариса Шепитько просила ассистента по актёрам искать исполнителя роли Сотникова “с образом Христа в сознании”. Это не означает, что герой буквально «Иисус», но режиссёр стремилась к архетипу жертвенной силы, к лицу, которое в финале станет иконой нравственной высоты.
Крупные, долгие планы, панорамирование — всё работает на усиление внутреннего напряжения. Свет здесь — эмоциональный акцент и визуальный приговор.
Звук правды: музыка, контрапункт и молчание
Один из самых сильных эпизодов в фильме — сцена, где пленных ведут на казнь. Это не просто финал — это шествие на Голгофу, визуально и ритмически построенное как трагическая процессия. Камера движется за героями медленно, тяжело и отрываясь от их фигур, и в это время начинает звучать напряжённая, тревожная музыка Альфреда Шнитке.
Это музыкальное нарастание — словно внутренний зов, голос совести, последняя молитва. И вдруг, в тот момент, когда герои достигают вершины холма, где их ждёт смерть, партитура резко обрывается. На её место приходит залихватская, почти праздничная мелодия. Этот звуковой разрыв — не ошибка, а намеренный аудиовизуальный контрапункт: для зрителя — трагедия, для палачей — рутинная формальность, исполнение приказа, повод для внутреннего облегчения.
Музыка здесь не иллюстрирует кадр, а спорит с ним. Это особая форма высказывания, в которой одна и та же сцена обретает два противоположных смысла. И именно в этом — мощь художественного метода Шепитько: заставить зрителя ощутить эту трещину между человеческим и бесчеловечным, между тем, кто умирает, и тем, кто не замечает смерти.
Важно и то, как в фильме выстроено звуковое погружение: немецкая речь не переводится. Мы не знаем, что говорят фашисты — и это не случайно. Это не просто приём «для реализма», это отчуждение: языковой барьер подчеркивает чуждость, агрессию и невозможность диалога. Мы не входим в их мир, мы слышим только холодный, чужой звук.
Этот фильм изменил и актёров, и съёмочную группу. Владимир Гостюхин, сыгравший Рыбака, вспоминал, что настолько погрузился в роль, что даже синяк, наложенный гримом, не сходил с лица три недели. После съёмок он долго не мог вернуться к себе, отказывался сниматься и, несмотря на настойчивые приглашения, не принял участие в следующем фильме Шепитько — «Прощание».
Художник картины Юрий Ракша говорил о «Восхождении» как о духовной работе, в которой нельзя было отделить себя от персонажа:
«Фильм выращивал и нас. Говоря о святых вещах, мы должны были и к себе применять высокие критерии. Нельзя было на площадке быть одним человеком, а в жизни – другим».
Те же самые чувства испытывают и зрители этой картины. Оставляйте комментарии, материал откликнется вам — продолжим разговор о Ларисе Шепитько и её фильмах. Нам есть о чём поговорить.
Автор: Алёна Крапивенцеваа
