Квартира Мирона была, действительно, двухкомнатная, с высокими потолками и большими окнами. А вот обстановка не указывала на то, что здесь человек богатый проживает - вроде и есть всё, что нужно, но как – то уж очень скромно.
-Что оглядываешься, не нравится?
-Что ты? Всё нравится – щёки Клавы слегка покраснели – Мирон словно читал её мысли.
-Это не моя квартира. Я её снимаю. А на свою осталось чуть поднакопить. Брать в ипотеку не хочется, не люблю долги.
Так и началась жизнь Клавы в северной столице. Мирон часто отсутствовал, иногда даже ночью раздавались звонки; тогда он быстро собирался и уходил, ничего не объясняя Клаве:
-Дела – бросит ей, закрывая за собой дверь.
- А где ты работаешь? – спрашивала девушка, но парень постоянно увиливал:
У меня бизнес, в котором ты всё – равно ничего не поймёшь. Самое главное – я тебе деньги приношу.
Деньги он, действительно, приносил. Несколько раз он водил Клаву в рестораны, где Мирон насмешливо учил Клаву правильно пользоваться столовыми приборами. Да и откуда ей было знать в её деревне, что существуют ножи рыбные, фруктовые или десертные? И одеваться Клава стала намного современнее: платья появились модные. Немного, правда, но всё же не майки с джинсами. Несколько месяцев она уже жила с Мироном, а на курсы так и не записалась.
-Да не спеши ты – говорил парень – поживи без всяких проблем. Успеешь ещё.
И Клава старалась жить, как советовал Мирон: сходила в салон и сделала модную стрижку, в свободное от домашних дел время гуляла по городу, любуясь и фотографируя достопримечательности, в остальное время стирала, гладила и готовила для Мирона, ну и себя, конечно, разные блюда.
Однажды она возвращалась с пакетами продуктов домой; и возле парадного её остановила очень красивая элегантная девушка:
-Это ты, что ли, с Качком живёшь?
-Что? – удивилась Клава.
-Ну, с Мироном, а Качок – его кликуха.
-Да, я – пожала плечами девушка.
-А ты хоть знаешь, что это за человек?
-Нормальный парень, бизнесмен.
-Ха, бизнесмен! – усмехнулась красотка – только бизнес у него уголовный. Он только несколько месяцев, как в очередной раз откинулся. Где он только тебя успел найти так быстро? Ты будь с ним поосторожней, а то на нарах рядом окажешься, не просто так говорю – девушка махнула рукой и пошла к своей красной машине, которую припарковала неподалёку, оставив Клаву стоять с пакетами в руках и кашей в голове.
Она ничего не могла понять – как же это – уголовник? Да ведь Мирон фотки ей присылал, где он то на берегу моря, то в ресторанах, то на горных лыжах? Когда он бы успел, если в тюрьме был? Нет – решила она – просто очередная его пассия, которую он бросил, теперь вся из себя выходит от зависти и злости, вот и наговаривает. Не зря я думала, что ему нужна была более простая девушка, а не такая вот расфуфыренная. Вот они какие – эти штучки столичные: злопамятные и мстительные – Клава тряхнула головой и вошла в парадное.
Вечером она накрыла на стол ужин в ожидании Мирона. Он вошёл в прихожую, бросил кардиган на кресло и ушёл в ванную. Плескался долго. Клава уже опасаться стала, что жаркое остыть успеет. Наконец, он вышел из ванной с мокрыми волосами; такой красивый и желанный, что Клава залюбовалась и снова мелькнула мысль:
-Та девушка просто из ревности его опорочила.
Она подошла к парню, прижалась к нему:
-От тебя так приятно пахнет – глубоко вдохнула запах его тела и поцеловала в крепкую обнажённую грудь.
-Да уймись ты – засмеялся Мирон – дай хоть оденусь.
-Давай побыстрее, ужин стынет – она влюблёнными глазами снова посмотрела на парня.
За ужином между прочим сказала:
-Сегодня ко мне девушка подошла; такая вся красивая. Блондинка. Представляешь, она сказала, что ты сидел в тюрьме.
Лучше бы она этого не говорила – глаза Мирона стали тёмными, почти чёрными, а рука, державшая нож, напряглась и сжалась в кулак так, что Клава даже испугалась.
-А что ещё она тебе сказала? – сквозь зубы процедил Мирон.
-Ничего, только это. Ну, ещё, чтобы я с тобой была осторожной.
-Осторожной?
-Да, так она сказала.
Он встал, резко отодвинул стул, на котором сидел:
-А знаешь, она правду тебе сказала – я сидел, и срок не один раз получал. И никакой я не бизнесмен. И на океане я не был – это всё фотошоп, который мои, скажем так – друзья, делали. И написал я тебе первый раз из колонии; у меня тогда срок заканчивался. А теперь ты спросишь – зачем ты мне нужна была? А думаешь, я только с тобой переписку вёл? Нет, девочка; сразу с четырьмя. Да только ты одна и согласилась ко мне приехать. А после отсидки мне уют был нужен, по которому я сильно соскучился, женщина красивая в постели; ну, и ещё кое для чего – не буду говорить пока. Скажем – далеко идущие планы были. А ещё нужна была та, которая полностью от меня зависима будет. А питерские девки что? Чуть не по ней – хвостом вильнёт и к маме. Так что ты – очень удобный вариант для меня. Что, испугалась? Можешь к бабке уезжать, пока не поздно, на твоё место ещё претендентка имеется.
Клава сидела с потухшими глазами:
- Как же я уеду, что скажу бабуле? Я же говорила, что мы скоро поженимся.
-Поженимся? – захохотал Мирон – да кто тебе глупость такую сказал? Мне семья не нужна и я тебе ещё с первого дня об этом говорил.
-А если ребёнок?
-Какой ребёнок? Ты что, беременная? – он подскочил и схватил её за плечи.
-Кажется, да – лицо её побледнело от страха.
-Немедленно в больницу! – заорал он.
-Нет, я не пойду, я боюсь, а вдруг у меня потом не будет детей? – заплакала Клава.
- Да меня не колышет – будут ли у тебя потом дети! Мне не нужен никакой ребёнок! Ты что, такая дура, что даже после того, что я тебе сказал, не боишься одна остаться? Да меня в любой момент снова заметут. Что тогда делать будешь?
-Пойду работать, ребёнка в ясли – заплакала Клава.
-Дура, дура! – бесился Мирон. Он взъерошил свои волосы – надо же мне было так… Он не договорил, оделся и выскочил из квартиры.
Не было его целую неделю и Клава уже начала думать, что он её бросил; но он явился; только с этого дня он стал совершенно по-другому относиться к девушке – разговаривал грубо, мог оскорбить и даже толкнуть. Часто молча уходил из дома на несколько дней. Клава не знала, что ей делать? То ли терпеть, то ли домой возвращаться? Но она боялась реакции бабушки, а также косых взглядов соседей. А Людка? Клава представила лицо подруги:
-А я тебя предупреждала, чтоб ты сильно не радовалась, а вдруг это бандит?
Как в воду смотрела.
Дни шли за днями, недели за неделями. На учёт в поликлинику Клава не вставала – не было прописки; поэтому она даже точный срок своей беременности не знала. А живот увеличивался. Однажды, когда Мирон вернулся в хорошем расположении духа, она осмелилась:
-Мироша, мне бы к врачу нужно. УЗИ сделать и анализы какие сдать. Может, ты мне дашь денег на платную клинику?
Он посмотрел на Клаву, усмехнулся:
-Дам, конечно, и сам отвезу, куда надо. Только ты всё – равно не надейся, что я этого ребёнка на себя запишу. Говорю снова- ни ты, ни твой ребёнок мне не нужны. Ты не послушалась меня, оставила, сама теперь и растить будешь. Конечно – вдруг его голос стал более мягким – помогать буду по – возможности, но на большее не надейся. Никакого там – папы.
Он сдержал своё слово – свозил Клаву к врачу, ещё несколько раз отвозил на разные обследования. Клава даже стала думать, что Мирон своё отношение к ребёнку решил изменить и воспряла духом. А потом почему – то стала чувствовать постоянную слабость и желание спать, спать.
-Это от беременности – думала она – а может, от нервов.
Было уже часов 9 вечера, когда в дверь позвонили. Мирон был дома и лежал на диване с телефоном. Когда позвонили, он напрягся, потом вскочил с дивана и подошёл к окну. Потом чертыхнулся и приказал Клаве:
-Открой!
На пороге стояло четверо мужчин.
-Сторецкий Мирон здесь проживает?
-Здесь – растерянно произнесла Клава.
-Следственный отдел – мужчина показал развёрнутое удостоверение – можно пройти?
-Проходите – посторонилась девушка.
Все четверо вошли в комнату. За ними осторожно переступили порог соседские тётки. Клава их видела несколько раз на площадке.
-Вот ордер на обыск и арест Сторецкого Мирона Марковича – он протянул бумагу стоявшему совершенно спокойно Мирону – Вы подозреваетесь в преступлении, предусмотренном статьёй 162 УК РФ, то есть в разбойном нападении. Приступайте – кивнул он другим полицейским, и они начали открывать шкафы, пересматривая всё содержимое. Женщины, вошедшие с ними, робко жались в уголке, а Клава смотрела с побледневшим лицом на то, как разбрасываются по квартире вещи.
-Мироша, это что? – еле слышно спросила она Мирона.
-Не видишь, что ли – арест. Я тебя предупреждал.
Когда всё было закончено и Мирона увели, надев наручники, Клава упала на кровать и разрыдалась. Она рыдала громко и долго. Ей очень хотелось, чтобы это всё оказалось сном, но это была правда. И как теперь ей быть дальше? Она не знала и ей было страшно.
Нарыдавшись вволю, она позвонила сестре. В таком состоянии она даже не знала – к кому можно ещё обратиться?
-Таня, у меня беда – заплакала она снова, услышав в трубке голос сестры.
-Господи, Клава, что случилось? Ты заболела? Или с Мироном что?
-Ой, Таня, Мирона арестовали.
-Как арестовали? За что?
-За какой – то разбой. Я не знаю. Мне сказали – пришлют повестку. А я одна и мне страшно – я ж не говорила тебе – я беременная шесть месяцев.
-Клавка, ты меня просто убила: Мирон, ещё и ты беременная. Почему молчала?
-Сама не знаю; в последнее время у нас с ним всё плохо было, и я иногда думала, что рожу и в роддоме от ребёнка откажусь, тогда никто про ребёнка не узнает, а я домой вернусь. Но я же не думала, что его арестуют. Квартира съёмная, Мирон за неё платил, а я теперь не смогу, я ведь не работаю и кто меня с животом сейчас на работу возьмёт?
-С ума сошла, что ли? Как это откажусь? Это ж твоя кровинка?
-Но Мирон сказал, что ребёнок ему не нужен. А как мне одной быть?
-Так, сестра, ты давай там нос не вешай, а после всех этих бесед приезжай ко мне. Я с Мишей поговорю, он, думаю, не откажется тебя к нам взять. А вот с бабушкой как быть? Она всем хвалится, что ты замуж за хорошего парня вышла.
-Не говори ей пока ничего. Потом что – нибудь придумаем.
Через пару недель, собрав все свои вещи, Клава села в поезд, направляясь в районный центр к сестре Тане.
А ещё через две недели она родила недоношенную девочку, которую назвали Миленой.
Однажды в палату, в которой лежали Клава с дочкой, вошла врач:
-Клавдия Санатовна, Вам нужно сделать маммографию. Вы никаких изменений у себя не замечаете?
-Слабость.
-А в молочных железах?
-Ещё до родов правая какая – то более плотная была.
-Ясно. Завтра в двенадцать идите в 35 кабинет.
Милена быстро набрала свой вес и уже через 10 дней их выписали домой. В справке, которую выдали в роддоме, среди прочего было написано: показано наблюдение у онколога.
В день выписки со всякими гостинцами приехала и баба Маша. Она с умилением смотрела на крошечное личико своей правнучки и всё допытывалась у Клавы:
-Ну, как же вы разбежаться – то решили? Хвалилась, что всё хорошо у вас; я уж и деньги собралась вам выслать, раз на квартиру не хватает. А как же дочка? Он помогать – то думает?
О том, что Мирона посадили и дочку он не признал, бабушке сёстры не сказали. В доме дяди Серёжи Клаве с Миленочкой отвели отдельную комнатку. Миша с Таней купили кроватку и пеленальный столик, коляску и всё, что для малышки нужно. Своих детей у них пока не было. Таня помогала сестре возиться с девочкой; она видела, как Клава падает от усталости. А потом Клава отправилась в онкологический центр. Ей снова сделали маммографию, потом взяли биопсию. На приёме у онколога её убили результатом:
-У Вас злокачественное новообразование и Вам срочно нужна госпитализация.
-Но у меня новорожденный ребёнок, я кормлю грудью.
-Вам нужно прекратить грудное вскармливание, переходите на искусственное.
-А что мне будут делать?
-Думаю, операция необходима.
И вот она в больнице. Белые стены, белый потолок, белые простыни и боль, которая снимается только уколами. В палату со шприцем вошла, переваливаясь с боку на бок огромных размеров медсестра Инна:
- Лебедева, давай уколю.
Рука у Инны тяжёлая, но через несколько минут боль уходит и глаза закрываются – спать, спать.
В выходной к ней пришла Таня с Миленкой на руках:
-Ну, как ты, сестричка?
-Болит. Грудь ампутировали, а боль осталась – глаза Клавы, с синими полукружьями под глазами, налились слезами.
-Клава, а что врачи говорят?
-Нужна химиотерапия.
-А потом?
-А что потом – никто не знает. Может, 10 лет проживу, может, месяц.
-Да ну тебя! – отмахнулась сестра – живи долго. Тебе ещё дочь поднимать.
-Не знаю, Тань, смогу ли? Я тут всё думаю -может мне от неё отказаться в твою пользу? Будешь ей мамой, ведь никто не знает, сколько мне осталось? А вы с Мишей ей настоящими родителями будете. Ты как?
-Да я -то согласна, я к Миленочке уже так привыкла за это время, как к своей дочке. Но как же ты?
-Если буду жить, буду рядом, а если нет – моя душа там будет спокойна.
Обе девушки разрыдались.
Время шло, а Клаве становилось всё хуже. Её Таня с трудом могла заставить поесть, с трудом выводила на улицу прогуляться с Миленочкой в коляске. Они уже были в отделе опеки и Таня взяла временное опекунство над малышкой. Для ухода за девочкой ей даже пришлось уволиться с работы. Она радовалась, глядя на хорошенькую Милену, которая начала потихоньку ползать, и плакала, глядя на угасающую Клаву.
-Таня, я хочу уехать к бабушке - однажды сказала сестре Клава.
-Зачем? Тебе у нас плохо?
-Хорошо. Тебе спасибо и за Милену, и за меня, что ухаживаешь. Только мне кажется, что в родных местах я поправлюсь. Вот честно – так кажется.
-Правда? Тогда Миша тебя отвезёт.
-Не надо. Два часа в автобусе я и сама выдержу. Я много вещей брать не буду, только самое необходимое и завтра ты меня проводи на станцию, хорошо?
Автобус фыркнул, выпустив струю тёмно– синего дыма и укатил, а Клава, посидев немного на лавочке, поплелась к дому бабушки.
Каждое утро она заставляла себя с трудом подниматься с кровати и идти к речке Камышанке, где какая – то добрая душа поставила небольшую лавочку. К речке дойти ей всегда помогала бабуся. Через пару часов возвращалась, чтобы домой внучку забрать. Клава садилась на эту лавочку, смотрела на медленно плывущие по тёмной воде щепочки и листочки, вспоминала красивого Мирона и первые счастливые месяцы жизни с парнем. Вспоминала изумительную архитектуру Петербурга, атлантов и кариотид на фасадах зданий. Она вспоминала чистые улицы Невского проспекта. Вспоминала, как впервые увидела свою крохотную новорожденную дочку, а потом склонённые над ней головы Тани, Миши и самой Клавы.
-Давайте назовём её Дашей – предлагал Миша.
-Нет, лучше Златой – тихо спорила Таня.
Они перебирали десятки красивых имён и всё же остановились на Милене.
- Точно, это имя ей подходит больше всего - она такая милая! – одобрил Миша и все тогда заулыбались. Она вспоминала и вспоминала, и ей так хотелось жить! Пусть в этом Мухосранске, как когда – то обозвал их деревню Мирон, пусть без больших доходов, пусть даже без мужа, а только со своей дочкой, но ЖИТЬ!
Однажды она проснулась утром и почувствовала себя хорошо. Было легко и совсем не больно, как давно не было.
-Я выздоравливаю – обрадовалась Клава – бабуля, я молока хочу. Парного.
-Господи, слава Богу – засуетилась бабуля и притащила Клаве полную кружку. Но та сделала несколько глотков и обессиленно откинулась на подушку.
-Больше не могу – улыбнулась.
-Да конечно, конечно, постепенно нужно, а -то ж ты так давно не ела – согласилась бабуля и погладила её по отрастающему ёжику на голове – ты к речке – то пойдёшь ныне?
-Пойду. Мне кажется, у меня даже силы появились.
-Ну, с Богом! – перекрестила её бабуля.
Клава сидела на привычном месте и вдруг перед глазами появилась дымка. Светлая такая, сияющая; она нежно проплывала и словно звала за собой Клаву.
-Я сейчас, я догоню – в последний раз прошептали её губы.
----------------------------------------------
Я вернулась домой, на пороге присела.
Мне бы жить бы да жить, я так мало успела.