Пригласил давний стихирский друг послушать песню на слова своего стихотворения "Кисеты" - об Отечественной, о фронтовых буднях троих друзей, называющих друг друга братьями. И зацепили меня финальные строки о единственном из них, выжившем тогда и дожившем до старости:
"...Пригорок, старик полуглух-полуслеп,
Притихших мальчишек ватага,
Две стопки для братьев, нарезанный хлеб,
Звезда... и осколки Рейхстага".
И вспомнился наш сельский такой же старик, дед Шарафулла. Полуглухой, полуслепой, согнувшийся то ли от старых ран, то ли от тяжёлой многолетней работы в родном колхозе. Выпить любил. Жил одиноко в пристрое с земляным полом при мастерских - круглосуточным сторожем. На День Победы приходил на сельскую площадь на митинг с орденами и медалями на груди, как и другие фронтовики-односельчане. Ничего особенного, привычно.
И вот в первый же перестроечный год - новость по селу: Шарафулле пришло письмо от брата! Нашёлся брат!!! Жив оказался сгинувший на войне старший брат, в Англии живёт. А вскоре и сам приехал - благородный моложавый господин, с белозубой улыбкой... Я их как-то встретила в магазине: дед Шарафулла рядом со своим старшим братом-англичанином смотрелся его отцом, если не дедом...
Оказалось, брат был в плену, в 45-м освободили союзники, американцы. Судьба занесла в Англию. Выучил язык, получил образование, женился... Короче, к тому времени, когда приехал к нам в село, он был профессором медицины со своей клиникой.
Вот две судьбы: дед Шарафулла - увешанный фронтовыми наградами, с черными в трещинах ладонями, живущий в пристрое с земляным полом, и его брат - "сдавшийся" в плен, которого на Родине ждали как минимум 10 лет лагерей, а после - если бы выжил на лесоповалах - родной колхоз... А во "вражеской буржуинии" полудохлик-концлагерник, неграмотный татарин-чужеземец стал доктором, имеет собственную клинику, много путешествует по миру... Представляете, потрясение сельчан, особенно ветеранов-фронтовиков?!
Кажется, именно тогда я впервые плакала от жгучей обиды - за деда Шарафуллу... за наших ветеранов... за всю мою страну, победившую фашистов.
Он жил один. Был тощ и нездоров,
надсадно кашлял дымом самокрутки,
но на деревне, в сотни две дворов,
был первый балагур и прибаутник.
И с нами, "конопатыми", шутил.
Меня забавно называл пацанкой,
а если выпадало по пути –
подсаживал верхом на Атаманку.
И с высоты пастушьего седла
смотрела я, счастливая малявка,
как покататься очередь росла –
бежали рядом Колька, Мишка, Славка...
Он был один у нас – наш общий дед –
у сельской ребятни шестидесятых,
чьи деды из военных давних лет
смотрели с рамок под божницей в хатах.
Свистульки вырезал нам из ольхи,
сбивал ходули каждому по росту,
воробушка, что выпал со стрехи,
он возвращал в гнездо – легко и просто.
Запомнилась шершавая ладонь –
он гладил нас по встрёпанным макушкам,
и тяжкий вздох, как приглушённый стон:
"Бездедовщина... Эх, едрит на мушку!"
Но раз в году, когда фронтовики
победным майским днём при всём параде
шли в сельский клуб, сидел он у реки,
потом надолго запирался в хате.
Все знали: на войне он был в плену,
а после "искупал вину" в ГУЛаге.
Вернулся – не застал в живых жену,
лишь дом пустой тулился у оврага.
И умер он в одну из годовщин
им так и не заслуженной Победы.
Не дотянул всего лишь год один
до весточки, мотавшейся по следу,
что орден боевой ещё с войны
Героя поджидал в архивах где-то.
И нет ничьей, как водится, вины.
И человека...
Человека – нету.
© Copyright: Аверо-Беспалова Галина, 2008
Свидетельство о публикации №108050400360
Замечательного дня всем, дочитавшим до этой фразы, везения, удач, благополучия, здоровья, счастья! Спасибо за лайки, комментарии, подписку и до скорой встречи! Начало Дневника счастья здесь